Звездоплаватели - Мартынов Георгий Сергеевич - Страница 143

• Предыдущая
• 143/156
• Следующая

В самом деле, откуда? Как могли они не подумать об этом решающем обстоятельстве?

Мельников готов был рвать на себе волосы от отчаяния. Кольцевой звездолет мчался со скоростью ста двадцати километров в секунду. Ни один корабль, существующий на Земле, не может догнать его. И невозможно послать радиограмму.

Не вернуть! Ошибка неисправима! Оставалось надеяться на то, что опасения ложны, и… на счастье!

Весьма слабое утешение, но другого не было…

А экипаж кольцевого звездолета, ничего не подозревая и нисколько не сомневаясь в том, что энергии хватит, стремился к Церере, откуда не было возврата.

Опасения Белопольского оказались необоснованными. Второв уверенно и четко маневрировал кораблем. Вероятно, сами фаэтонцы не могли бы лучше отдавать приказания своему звездолету. Молодой инженер полностью овладел искусством воображения, его мысленные образы были отчетливы, как никогда раньше.

И “фаэтонец” послушно совершил нужный поворот и вышел на орбиту планеты, позади нее. Догнать Цереру было уже не трудно. Корабль замедлил скорость.

И вот сквозь прозрачные стенки перед ними панорама крупнейшего из астероидов.

Бесплодная голая равнина, изрезанная трещинами, с редкими цепями острых пиков. С высоты линии горизонта казалась еще очень далекой. Когда корабль спустится, она приблизится.

— Я опасался, что характер поверхности такой же, как на Арсене, — сказал Белопольский. — Хорошо, что это не так. Ну, Геннадий Андреевич, приступайте. Посадите звездолет на “землю”.

Второв вернулся в “рубку управления”. Продолжавшееся торможение корабля создавало достаточную силу тяжести, и он мог сесть в кресло.

“Когда мы падали на Венеру, — вспомнил он, — звездолет самостоятельно повернул от нее. А теперь он этого не делает. А ведь Церера близка. Как странно — механизмы корабля “понимают”, что это не падение, а сознательный маневр и ждут команды”.

“Фаэтонец” действительно “ждал”. Он все медленнее приближался к планете, временами усиливая торможение. Не оно ли показывало автоматам, что, на этот раз, близость крупного тела не опасна, что все происходит по воле человека?..

Второв закрыл глаза, так было легче сосредоточиться, и представил себе: кольцевой звездолет медленно и осторожно опускается на поверхность Цереры…

Он был уверен, что все правильно и что “фаэтонец”, так же, как раньше, четко выполнит его приказ.

Так и случилось. Когда он открыл глаза и посмотрел сквозь прозрачные стенки, то увидел, что его распоряжение выполняется. Звездолет опускался. До поверхности планеты было не больше двух километров.

И вдруг… прямо перед ним, на грани пульта, вспыхнул ярко-зеленый треугольник. Исчез, вспыхнул снова и погас. И одновременно с ним погасли огоньки, мерцавшие в глубине грани. А сама грань стала тусклой, точно покрылась серым налетом.

Звездолет ощутимо рванулся вниз. Церера стремительно надвинулась.

Падение?!.

На мгновение вспыхнули снова огоньки на пульте. Мелькнул зеленый треугольник. И резкий рывок сбросил Второва с кресла на стенку.

Он понял, что двигатели корабля задержали падение.

Это повторилось еще раз.

В чем же дело? Почему корабль так странно ведет себя? Второв не понял этого, он думал, что виноват сам, что скомандовал не так, как было нужно.

И Белопольский с Коржевским, напряженно следившие в соседнем помещении за приближением Цереры, не поняли, что это последние судороги жизни, уходящей из тела звездолета. Истощившаяся энергия, безрассудно растраченная людьми, отдавала свои последние крохи, и умирающие механизмы в последний раз пытались предотвратить роковое падение.

Им это отчасти удалось.

“Вздохом смерти” вздрогнул корабль, слабо рванувшись назад. И упал… с высоты ста метров.

Церера не Земля. Сила ее притяжения в двадцать девять раз меньше, чем Земли. Это спасло людей.

Тяжелый удар! Что-то рассыпалось совсем близко от Второва, точно на металлическую плиту опрокинули корзину, наполненную гайками. Он видел, как по гладкой грани пульта прошла широкая трещина, как сорвались и разлетелись стеклянными брызгами все четыре кресла.

Он понял, что пульт вышел из строя, и ужаснулся, все еще не догадываясь, что даже вполне исправный пульт для них уже бесполезен.

“Гибель, гибель по моей вине! Но что я сделал? В чем допустил ошибку? Прав был Борис Николаевич, посадка — это высший экзамен. Я не выдержал его. И теперь только смерть”.

Звездолет глубоко засел в серебристой пыли, покрывавшей равнину. Совсем близко высился острый пик, точно шпиль какого-то погрузившегося в “землю” собора. Кругом, на различных расстояниях, беспорядочно поднимались такие же пики. Голый камень и серебристая пыль. Больше ничего. Чуждый мир!

Второв поднялся на ноги. Он чувствовал себя почти невесомым. Один шаг — и он у двери. Откроется ли она?

Звездолет еще жил. Он не мог больше лететь, но внутренние механизмы нисколько не пострадали: они не были так хрупки, как пульт. Дверь открылась как всегда.

— Что случилось, Геннадий Андреевич? — тотчас же спросил Белопольский.

Он думал то же, что думал Второв. Ошибка!

— Я, право, не знаю, Константин Евгеньевич. Я дал приказ. Все шло хорошо, но вдруг зеленый треугольник…

— Какой треугольник? — вздрогнув спросил Белопольский.

Второв рассказал подробно.

И Константину Евгеньевичу все стало ясно. Еще одна, и на этот раз безусловно последняя, ошибка!

— Вы не виноваты, Геннадий Андреевич, — сказал он. — Энергия, приводящая в действие двигатели звездолета, окончилась. Слишком много ее тратили, сначала вы с Мельниковым, потом я с вами. Ее запасы были ограничены. Мы безумцы! Мы малые дети, играющие с огнем. И мы обожглись. Я виноват. Я погубил вас обоих. Простите, если можете. А впрочем, и прощать уже поздно.

Он отвернулся, и, в третий раз за время этого злополучного рейса, слезы полились по его щекам. Слезы жалости к двум своим спутникам. О себе он не думал — он вполне заслужил смерть.

Коржевский прислонился к стене и закрыл глаза.

Второв думал. С тайной радостью он воспринял слова Белопольского — он не виновен! Но еще больше он радовался тому, что его мысли ясны и никакого страха и отчаяния он не испытывает. То, о чем он мечтал — быть таким, как Мельников, — как будто исполнилось. Даже Борис Николаевич не мог быть более спокоен.

— Никто не виноват в том, что произошло, — сказал Второв. — Кто мог предвидеть? Но, мне кажется, что наше положение не так уж безнадежно. С Земли следят за нами. Там уже знают, что звездолет опустился на Цереру. Они будут ждать нашего появления в пространстве и, не дождавшись, поймут, что случилось несчастье, и вышлют помощь. У нас достаточно продуктов, а нехватки воздуха опасаться не приходится. Значит, мы можем дождаться.

Белопольский обернулся.

— Все та же ошибка, — сказал он. — Мы думали, что нехватки энергии опасаться не придется, а теперь вы говорите то же самое о воздухе. Мы не знаем — может быть, автоматы, возобновляющие кислород на последнем издыхании? Взятые с “СССР-КС3” баллоны со сжатым кислородом были предназначены для пустолазных костюмов, и их хватит не больше чем на два дня, при непрерывном использовании. А самое главное — от Земли до Цереры не меньше трех месяцев пути для наших звездолетов. Они не могут лететь так быстро, как “фаэтонец”. К тому же, мы отправились к Церере в самый благоприятный момент, а с тех пор прошел почти месяц. Сейчас Земля и Церера относительно друг друга не в столь удобном положении. Но допустим, что они вылетят сегодня. На три месяца у нас не хватит продуктов питания, если даже и хватит воздуха.

— Хватит, — Коржевский очнулся от своего оцепенения. — Я сам грузил их. При уменьшенной норме мы можем протянуть больше трех месяцев.

— Не понимаю, о чем мы спорим? — сказал Второв. — Хватит, не хватит, а ничего больше, как ждать помощи, мы не можем сделать. Или вы предлагаете покончить самоубийством?

— Об этом и разговора быть не может, — сказал Белопольский. — Будем ждать. Наша судьба в руках фаэтонцев, вернее их техники. Будем надеяться, что она нас не подведет второй раз.

• Предыдущая
• 143/156
• Следующая