Прелестная обманщица - Николс Мэри - Страница 24

• Предыдущая
• 24/38
• Следующая

– Мне кажется, она выглядит очаровательно, – Доминик улыбнулся. – Может быть, мы

поговорим о чем-нибудь другом? Мы смущаем мисс Вудхилл.

– Я могу уйти. – Эмма хотела было встать.

– Останьтесь, Эмма, – попросил Доминик.

Миссис Стэндон либо не заметила, либо решила никак не комментировать тот факт, что

Доминик обратился к Эмме по имени.

– Вижу, что я должна брать дело в свои руки. Завтра мы поедем за покупками, а потом

посмотрим все присланные приглашения и решим, куда идти. Возможно, устроим и собственные

приемы, чтобы никто не посмел сказать, что Бесторпы плохо относятся к родным, попавшим в трудное

положение.

– Но, миссис Стэндон, – вмешалась Эмма. – Умоляю вас не беспокоиться. Это была всего лишь

шутка!

– Глупости! Если говоришь неправду, то надо вести себя вызывающе. Тогда никто не посмеет

оспаривать твои слова.

Доминик расхохотался, а вслед за ним и Люси. Тетя Агата с довольным видом допила вторую

чашку чая. Эмма догадывалась, что миссис Стэндон знает намного больше, чем говорит, и что она

затеяла какую-то игру.

Люси была в восторге оттого, что Эмма останется с ней до конца сезона, и с большим

воодушевлением отдалась тому, что называла прихотью тети Агаты. Не слушая возражений Эммы, ее

водили к модным портнихам, в шляпные и обувные магазины. Ей покупали жакеты и мантильи, ленты и

кружева, чулки и веера. Все покупки представлялись на одобрение Доминика. Эмма была в ужасе от

расходов, а тетя Агата не унималась – она собиралась устраивать приемы, музыкальные вечера и

пикники, чтобы выдать замуж не только Люси, но и Эмму.

Может быть, и в самом деле, если выйдет замуж, она сумеет разобраться с бесчисленным

количеством проблем, свалившихся на нее, думала Эмма. Доминик для нее недосягаем, и ей надо

прекратить отворачиваться от молодых людей, с которыми тетя Агата знакомит ее.

Но как быть, если ей сделают предложение? Не может же она сказать: «Ой, моя фамилия не

Вудхилл, а Монтфорест». Правда, пока паниковать было рано, поскольку ни один из молодых людей ей

не понравился.

То же самое можно было сказать и про Люси. Ее сердце принадлежало капитану О'Коннору.

Фергус не уехал из Лондона, так как «Нежная дева» еще не вернулась из плавания. Эмма знала, что

46

влюбленные тайно переписываются, потому что получала письма на свое имя, в которые вкладывались

конверты для Люси. Она умоляла Люси довериться брату, но тщетно.

– Вы не видели, каков он в гневе, – отвечала Люси. – Он запретит нам писать друг другу. Скоро

вернется корабль, и Фергус уедет, а у меня останутся только его письма. Вы же не будете столь жестоки

и не скажете ничего Доминику?

Бриг запаздывал. Доминик каждый день наведывался в порт узнать, не прибыл ли корабль.

Гринуэй был умелым и опытным капитаном, так что нечего волноваться из-за нескольких недель

задержки. Но Доминика беспокоила не только возможная потеря груза. Он ждал новостей.

Простое любопытство сменилось настоятельной потребностью выяснить, кто же такая на самом

деле мисс Вудхилл. Возможно, Гринуэй прольет свет и на то, где сейчас находится и чем занимается

брат мисс Эммы Монтфорест. Следует ли сообщить о его существовании виконту? А вдруг он решит,

что Доминик беспокоится о приданом? В таком случае скандала не миновать.

Доминик осторожно расспросил Софи, но она ничего не знала ни о какой кузине. Да и

существовала ли вообще эта кузина? А тогда кто та молодая леди, которую он приютил у себя в доме, и

что на самом деле ей известно об Эмме Монтфорест? Обманщица ли она? В таком случае он –

простофиля. Но то, что она его кузина, придумал он сам, и ее вины здесь нет. Вот тетю Агату она ни за

что не провела бы. Кстати, а какую игру затеяла его тетушка?

Почти вся знать уже уехала из города в деревню. Оставалось недели две до конца сезона

развлечений и светских приемов. Доминик намеревался провести это время в Лондоне и ждать

«Нежную деву», а затем он отвезет Люси в Кавенгем-хаус. Она так и не нашла себе жениха, но у нее на

это будет еще не один год.

Доминик вернулся домой из порта. Он спешил, чтобы успеть переодеться к посещению театра,

где все семейство Бесторпов должно было встретиться с Софи и ее родителями. Камердинер поджидал

его в туалетной комнате. Вечерний наряд – рубашка с рюшами, черные брюки и фрак, белый парчовый

жилет и черный галстук – был разложен на кровати, а часы, монокль и кольца лежали на комоде вместе

с кружевным носовым платком.

– Милорд, нам следует поторопиться, – сказал Миммондс, снимая с Доминика сюртук. – Миссис

Стэндон и молодые леди уже готовы и ожидают вас в гостиной.

Через двадцать минут Доминик, безукоризненно одетый, присоединился к ним, и все пошли

садиться в карету.

Эмма не хотела ехать, но миссис Стэндон и Люси не желали слышать никаких отговорок.

Эмме пришлось согласиться. Ей был непонятен тот интерес, который к ней проявляла миссис

Стэндон. Она чувствовала себя как муха в паутине паука.

Эмма помогла Люси одеться в платье из крепа цвета слоновой кости и застегнула ей на шее

аметистовое ожерелье, которое, как полагала Эмма, скоро будет украшать нежную шейку Софи, как и

другие семейные драгоценности Бесторпов. Затем она занялась собственным туалетом.

Платье Эммы было из бледно-голубого муслина и украшено крошечным букетиком незабудок,

прикрепленным под грудью. Концы длинного пояса из зеленой атласной ленты струились по сборкам

юбки. Низкий вырез платья и пышные рукавчики были вышиты мелким голубым бисером. Эмма

никогда в жизни не носила такого красивого наряда, сшитого одной из лучших лондонских портних.

Поверх платья полагалось надеть тонкую газовую шаль с голубым, зеленым и серебристым рисунком,

которая переливалась подобно морским волнам, а волосы украшал шарф в тон шали. Эмма боялась

признаться самой себе в том, что ждет одобрительного взгляда Доминика, а он едва взглянул на нее.

Когда же в театре Эмма увидела Софи, одетую в кружевное платье желтого цвета, расшитое бисером из

желтого и черного янтаря, то поняла, что та ее превзошла. Эмма обозвала себя дурочкой и все внимание

обратила на театральное представление.

В антракте зажегся свет и публика стала прогуливаться по фойе, общаясь со знакомыми в

соседних ложах и обмениваясь впечатлениями. Тут только Доминик повернулся к Эмме. Он улыбался,

и его улыбка почему-то напомнила ей оскал тигра на ковре в ее комнате. Эмме показалось, что лорд

Бесторп разгадал ее секрет.

– Вы чудесно выглядите, Эмма, – сказал он, когда Софи отошла побеседовать с отцом, сидящим

сзади в ложе.

– Благодарю вас, милорд, но это ваша заслуга. Я страшусь отчета, который вам представит ваша

тетя.

– Она действовала с моего согласия, моя дорогая. Тетя совершенно права: недопустимо

пренебрегать вашим туалетом, поскольку вы – член семьи.

47

– В этом не было необходимости. Мне следовало остаться горничной Люси. Вы возвысили меня,

а это несправедливо.

– Почему? – удивился он.

– Когда вы перестанете нуждаться в моих услугах, я снова стану нищей.

– По-вашему, я выброшу вас, как истоптанный башмак?

– Но вам придется это сделать.

– Выход всегда есть, мисс Вудхилл. Я привык делать то, что хочу, хотя и приходится порой

расплачиваться за свои поступки.

– Сэр, вы связаны условностями, этикетом и честью джентльмена.

– Согласен, – со вздохом ответил он. – Хорошо бы и женщинам этому следовать. Правде они

предпочитают хитрость, а за правилами этикета они скрываются, как за маской.

Слова застряли у Эммы в горле. Он вновь напомнил ей тигра, неторопливого, гибкого и такого

опасного.

– Ваши слова несправедливы, милорд. Не все женщины таковы. – Ей необходимо поскорее

• Предыдущая
• 24/38
• Следующая