Последний день матриархата - Машков Владимир Георгиевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/43
• Следующая

– Кирилл, – обиделась классная, – ты хочешь сказать, что я обманываю? А вот это что, по-твоему?

Калерия Васильевна показала на распечатанную пачку сигарет, лежавшую на столе.

– Я никого не просила меня защищать, – резко сказала Наташа. – Я сама себя сумею защитить… Да, я курила и их уговаривала.

Наташа показала на Свету и Аллу. Девчонки опустили головы.

– Но они не поддались моим уговорам, – продолжала Наташа, – и даже ни разу не затянулись. Они ни в чем не виноваты, и вы их можете отпустить.

Света и Алла с облегчением перевели дух.

Ну и Наташа! Я был уверен, что Света и Алла дымили вместе с ней, а Наташа их выгораживает и берет всю вину на себя. Как же теперь я могу ее защищать, если она сама выбила у меня последний козырь?

Прозвенел звонок. Доселе молчавшие учительницы поднялись, чтобы идти в классы. И каждая, проходя мимо Наташи, считала своим долгом сказать несколько слов о девочке.

– Курение – это последняя капля, – первой начала учительница химии, – Наташа совершенно не работает на уроках…

– Учится еле-еле, – подхватила учительница английского.

– Забывает дома тетради…

– Дерзит учителям…

– Ведет себя вызывающе…

Я все ниже склонялся под тяжестью обвинений, которые обрушивались на Наташу. Мне казалось, они должны раздавить девочку. Я поднял глаза – а Наташе хоть бы хны! Стоит и улыбается. Завидное спокойствие.

Да, теперь она пропала. Сейчас ей никто и ничто не поможет.

– Как видишь, Кирилл, – вздохнула Елизавета Петровна, – никакого недоразумения нет.

На свете есть лишь один человек, который может спасти Наташу. И этот человек – я. Но и я не знаю, как ей помочь.

Света и Алла переминались с ноги на ногу.

– На первый раз я вас прощаю, – сказала им Елизавета Петровна, – идите в класс… И ты, Кирилл, иди.

Свету и Аллу не надо было долго упрашивать – они в одно мгновение испарились из учительской.

А я не шелохнулся. Я не мог оставить Наташу одну.

– Кирилл, ты не слышал, что я сказала? – спросила Елизавета Петровна.

– Я пойду вместе с Наташей, – твердо сказал я.

Неужели это я говорю? Вот не ожидал от себя такого упрямства.

Впервые Наташа бросила на меня милостивый и любопытный взгляд. Директор и классная переглянулись.

– Нет, Кирилл, Наташа останется, – сказала Елизавета Петровна, – у нас есть еще о чем поговорить с ней.

Я нехотя пошел к выходу, но у двери обернулся.

– Да не бойся, – рассмеялась Елизавета Петровна, – не съедим мы Наташу.

Я почувствовал, что краснею с головы до пят, и выскочил в коридор.

Машинально я сделал несколько шагов по направлению к своему классу, но остановился. Нет, не могу я Наташу оставить одну в беде. Она хорохорится, но я же вижу, я чувствую, как ей плохо!

Ладно, так и быть – пропущу раз в жизни урок. У меня нет иного выхода.

Страх на цыпочках прошелся у меня между лопаток. Что скажут учительницы? Лучший ученик 7 «Б», гордость школы Кирилл Романовский – и прогулял целый урок.

Но я махнул рукой на свои страхи. Ради Наташи на что не пойдешь!

От нетерпения я мерял шагами коридор, правда, не теряя из виду учительскую. В любую минуту по первому знаку Наташи я готов был броситься ей на помощь.

Может, поэтому я не заметил, как появился этот человек. Увидал я его лишь тогда, когда он обратился ко мне с вопросом. Вернее, спросил, не глядя на меня, но поскольку в коридоре никого не было, я справедливо рассудил, что вопрос задан мне.

– Где учительская?

Вот что интересовало высокого, с черной бородой, в кожаном пиджаке человека.

– Пожалуйста, пройдите прямо, потом налево и по правой стороне вторая дверь, это и есть учительская, – подробно и вежливо растолковал я.

Несколько секунд он стоял неподвижно, переваривая услышанное. Мне почудилось, что у него сейчас зажжется лампочка и ровным железным голосом робота он произнесет: «Благодарю за информацию».

Но лампочка не зажглась, и человек зашагал туда, куда я ему указал. А мне не сказал ни здрасьте, ни до свидания, ни спасибо. В отличие от робота его не научили говорить: «Благодарю за информацию». А может, он очень занятой человек, и у него просто нет времени на какие-то лишние слова. Узнал все, что было ему необходимо, и ушел.

Что-то в суровых чертах его лица было мне знакомо, хотя я твердо знал, что никогда прежде его не видел. И только, когда он скрылся в учительской, меня осенило – это отец Наташи. Дочка неуловимо похожа на своего отца, хотя сходства вроде мало, – у Наташи каштановые волосы и зеленые глаза.

По коридору шла женщина и, близоруко щурясь, разглядывала таблички на дверях. Когда она приблизилась ко мне, я увидел, что она совсем маленькая – мне по плечо.

– Здравствуйте, – произнесла женщина и вся засветилась от радости. – Скажите, пожалуйста, а где учительская?

Я молча показал рукой, мол, идите прямо, а потом сверните налево. Женщина, наверное, удивилась, что я так негостеприимно ее встречаю, но вежливо сказала:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – буркнул я.

И лишь когда женщина направилась к учительской, я опомнился – это же Наташина мама. Те же каштановые волосы и загадочные зеленые глаза.

Удивительное существо Наташа – похожа сразу и на папу и на маму.

Вероятно, наши учительницы решили, что сами с Наташей не совладают, и позвали на подмогу тяжелую артиллерию – родителей.

Значит, тем более нельзя оставлять одну Наташу. Пока я обо всем об этом размышлял, ноги сами принесли меня к учительской.

За дверью слышался голос Елизаветы Петровны, прерываемый раскатами мужского хохота. Смеялся, естественно, Наташин отец. Любопытно, что там такое забавное рассказывает Елизавета Петровна?

Я отворил дверь и тихонько вошел. Все внимательно слушали директора, поэтому меня никто не заметил, и я мог оглядеться. Вроде бы ничего не изменилось с тех пор, как я здесь не был. Наташа по-прежнему стояла посреди учительской, но поглядывала на всех уже с видом превосходства.

– За семь дней, – закончила свою тираду Елизавета Петровна, – что Наташа учится в нашей школе, она натворила столько, сколько другой не удается за семь лет.

– И вообще, – добавила Калерия Васильевна, – Наташа ведет себя, как мальчишка.

Тут Наташин отец захохотал неудержимо. Было такое ощущение, что сегодня самый счастливый день в его жизни, что наконец исполнилась его заветная мечта. А ведь Наташиного отца вызвали к директору, чтобы сообщить о безобразном поведении его дочери.

А Наташина мама? Она не смела поднять глаза на учительниц.

– Мы сделаем все, что в наших силах, – неуверенно пообещала Наташина мама.

– Да, да, – ради приличия отец оборвал смех, – мы примем меры.

А сам подмигнул дочке, мол, не трусь, я тебя в обиду не дам. Наташа поймала его взгляд и счастливо улыбнулась.

– Кирилл, почему ты не на уроке? – меня заметила Елизавета Петровна.

– Людмила Ивановна спрашивает, когда Наташа придет в класс, – на ходу сочинил я. – Она начинает объяснять новый материал.

Я, в общем, приврал самую малость. Я был уверен, что Людмила Ивановна, которая вела у нас географию и чей урок я сейчас прогуливал, и вправду беспокоилась, где бродят два ее ученика.

Все воззрились на меня. Наташин отец помигал глазами (так и хотел сказать – лампочками) и все-таки вспомнил, что мы встречались с ним в коридоре. И Наташина мама узнала меня и лишь печально улыбнулась. Мне показалось, что я стою на сцене под лучами прожекторов, и я почувствовал, что весь пылаю.

– Хорошо, – решила Елизавета Петровна, – Наташа, Кирилл, идите в класс.

Когда мы очутились в коридоре, я сочувственно произнес:

– Самое трудное позади.

Наташа смерила меня насмешливым взглядом и, ничего не сказав, быстро пошла. Я должен был прибавить шагу, чтобы догнать ее. А когда настиг, убедился, что я ей всего лишь по плечо, сбился с ноги и уныло поплелся следом за Наташей. Что за несправедливость? Стоило целый час ждать, чтобы вместо благодарности тебя смерили насмешливым взглядом? Кстати, до меня только сейчас дошло, что это такое – смерить взглядом. Это значит – посмотреть на тебя сверху вниз, от макушки до пят, чтобы удостовериться, существуешь ли ты на свете. И еще это значит – окатить тебя холодной водой, опять-таки – от макушки до пят.

• Предыдущая
• 2/43
• Следующая