Последний день матриархата - Машков Владимир Георгиевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/43
• Следующая

С гордостью за мужчин папа выпятил живот, обтянутый передником. Восхищенный папиными словами, я посмотрел на Саню. Мой друг уставился на папин передник. Я тоже перевел взгляд на папу – передник как передник, желтые цветочки по голубому полю.

Как истинный актер, папа почуял неладное и сорвал передник.

– У нас дома самый настоящий матриархат, – тянул свое Саня. – мама командует папой как хочет. Папа обещал взять меня на сборы, на юг, а мама не разрешила, и он пошел попятную. Он попросту ее боится. Даже судьи на поле так не боялся.

– Ну ты зря так про своего отца, – примирительно заговорил мой папа. – Он был отважным футболистом. Как басстрашно делал подкаты! Какие головоломные акробатические прыжки совершал!

– Он лишь пробует ерепениться, а мама ему: «Я тебя по кусочкам собрала, могу и разобрать». У папы была очень серьезная травма, – объяснил Саня, – а мама его вылечила, учила ходить, бегать. А потом они поженились.

– Пигмалион, – умилился папа. – Твой отец, Саня, благодарен твоей матери за то, что она вернула его к жизни. Это глубокое искреннее чувство. Ни о какой трусости тут не может быть речи.

– А почему он побоялся взять меня с собой? – Саня был заядлым спорщиком.

– Ты знаешь, – задумался папа, – в данном случае твоя мама права.

– Настоящий мужчина поступает так: сказал – сделал, – стоял на своем Саня. – Нет, вы мне не докажете, у нас дома матриархат. Да и всюду тоже.

Я видел, что папа выдыхается. Саня железной логикой уложил его на обе лопатки.

– Я думаю, что традиционный брак приказал долго жить, попросту говоря, умер, – папа совершил последнюю попытку сразить Саню в честном споре и залез в дебри философии. – Ныне муж и жена действительно равны по всем статьям. Вот, к примеру, в нашей семье мы с мамой Кира прежде всего друзья, товарищи. У нас нет главы семьи, да он и не нужен.

Саня деликатно уклонился от спора о нашей семье, он лишь предложил:

– Давайте все же напишем письмо в газету. Или еще лучше – выступите по телевизору, у вас это здорово получается.

– О чем? – спросил папа, хотя и он и я догадывались, что сейчас больше всего волнует Саню.

– О матриархате, – мой друг был непоколебим.

Дверь отворилась, и папа бросился в прихожую – пришла мама.

– Кирилл, это правда, что ты разбил вчера окно? – спросила она, поздоровавшись.

– Правда, – признался я.

До сей поры я не знавал за собой никаких прегрешений, а потому не боялся говорить правду.

– Каким образом?

– Мы играли в футбол, я ударил и нечаянно попал в окно, – на всякий случай виноватым занудливым голосом протянул я, обеспокоенный тем, что мама задает слишком много вопросов – наверное, она все знает.

– У него мяч срезался, – вступился за меня Саня. – Такое случается и с игроками сборной.

Папа подвинул маме стул.

– Мамочка, садись и, пожалуйста, не волнуйся.

– Ты хочешь сказать, Кирилл, – мамина дотошность не знала предела, – что ты играл в футбол и разбил окно? Я тебя правльно поняла?

– Правильно, – склонил я голову, вспомнив, что чистосердечное признание облегчает наказание.

– Ну, Кир, удружил, нечего сказать, – всплеснул руками папа. – Сколько раз я тебе говорил, что играть в футбол – вредно для твоего здоровья. Ну а разбить окно – я не нахожу слов, это переходит все границы. Это позор для родителей и вообще подсудное дело.

Папа на мгновение замолк, и мама вставила реплику.

– Первый в жизни мужской поступок.

То, что произошло на кухне после маминого восклицания, можно смело было назвать немой сценой. Мы замерли в тех самых позах, в которых нас настигла мамина реплика. Папа с воздетыми вверх руками, я – со смиренно склоненной головой, а Саня – с широко открытыми глазами.

А мама, между тем, спокойно намазала маслом кусок черного хлеба и с аппетитом стала его уплетать.

– Инна, – первым очнулся папа, – ты хочешь сказать, что бить стекла – это хорошо?

– Я хочу сказать, что ужасно голодна, – ответила мама. – Ты меня покормишь?

– Ну конечно, извини, – папа завертелся по кухне, загремел кастрюлями. – Все еще горячее, мы только что поели.

Саня подмигнул мне, и мы потянулись на выход.

– Вас не интересует, откуда я узнала о разбитом окне? – спросила мама, окуная ложку в тарелку с борщом.

Зантригованные, мы с Саней сели на табуретки.

Привыкшая управляться с несколькими делами одновременно, мама ела и рассказывала:

– Меня остановила седая женщина в спортивном костюме с буквой «Д» на груди. Во рту она держала папиросу и дымила, как пароход. Женщина попросила меня повлиять на своего сына, в котором пропадает футбольный талант. Я ответила, что у моего сына немало талантов, но футбольного, к сожалению, нет. Тут бабушка не на шутку рассердилась и объявила, что мой сын вчера метров с тридцати великолепным ударом в девятку разбил ей окно.

– Удар был мощнейший, – подтвердил Саня. – Вратарь бы не взял, железно.

– Когда я услышала это, – продолжала мама, – я сразу сказала, вот теперь я абсолютно уверена, что это был не мой сын. Мой сын не способен разбить окно. Тогда бабушка попросила меня не волноваться, потому что она никому не собирается жаловаться. В свою очередь я заявила, что давно мечтала ответить за подобный поступок моего сына. Бабушка сказала, что в этом нет необходимости, она лишь просит, чтобы мой сын принял участие в тренировках дворовой команды, а также привел своего друга Саню – известного мастера кожаного мяча.

Закончив свой рассказ, мама спросила напрямую:

– Так что насчет тренировок?

Известный мастер кожаного мяча, которому польстила похвала бабушки, ответил неопределенно:

– Мы подумаем.

В продолжение маминого рассказа папа вынужден был хранить гордое молчание. Наконец-то теперь у него появилась возможность высказаться.

– Инна, я совершенно не понимаю, к чему ты призываешь?

– Я хочу, чтобы мой сын был мальчишкой.

– А он, по-твоему, кто?

– Я хочу, чтобы он был настоящим мужчиной, чтобы он мог защитить девочку и забить гвоздь в стенку. – Мама показала на окно. – Два года гардину нельзя повесить – у папы и сына руки не доходят.

– Я, между прочим, целыми днями готовлю обеды и кормлю тебя и ребенка, – завелся и папа. – Мне осточертело быть домашней хозяйкой, если к тому же этого никто не ценит.

– Можешь меня не кормить, – мама отодвинула тарелку, в которой оставалось на самом донышке. – Первый раз вовремя с работы пришла, а так допоздна ставлю опыты.

– Я был бы счастлив, если бы мог работать с утра до вечера, – папа сорвал передник, скомкал его и швырнул на пол. – Тогда бы я книгу написал или даже диссертацию, о которой ты мне плешь проела.

Саня потянул меня за рукав, и мы улизнули.

Занятые выяснением своих отношений, мама и папа не заметили нашего исчезновения. Мне было неловко перед Саней за своих родителей. Друг понял мое состояние и стал меня утешать.

– У вас это еще цветочки! А вот когда мои родители разойдутся – ого-го-го! Правда, мама быстро утихомиривает папу, она ему говорит: «Мы же с тобой в разных весовых категориях». Да, у вас тоже, я гляжу, нормальный матриархат.

Признаться, меня удивил сегодня папа. Обычно такой покладистый, во всем поддакивающий маме, он совершенно переменился. Видно, на него подействовали Санины монологи.

– Пойдем походим по улице, – предложил я.

– Подождем твоего отца, – сказал Саня, усаживаясь на скамейку.

– Откуда ты знаешь, что он придет? – удивился я, примостившись рядом с другом.

– Богатый опыт, – ответил Саня. – Мой отец обычно выскакивает из подъезда и первое, что говорит: «Дышать нечем».

Не прошло и минуты, как во двор выскочил мой папа и на ходу рванул ворот рубахи.

– Ну абсолютно нечем дышать.

Мы не стали хохотать до упаду, потому что были хорошо воспитанными детьми.

Никого не замечая, папа понесся на улицу. Я хотел было его окликнуть, но Саня удержал меня.

– Не волнуйся, побегает полчаса и вернется. Я по своему отцу знаю.

• Предыдущая
• 20/43
• Следующая