Проклятый - Мастертон Грэхем (Грэм) - Страница 22

• Предыдущая
• 22/86
• Следующая

Я прошел через комнату и выглянул через квадратные стекла окна в сад. Отсюда я видел часть кресла качелей сзади и кусок сада справа от тропинки. Вдали, над заливом Салем, клубились серебристо-серые тучи. Чайки, размахивая крыльями, кружили над водой, как обрывки газет, несомые ветром. Я прижался лбом к холодному стеклу. Впервые в жизни я чувствовал себя побежденным.

Может, я должен навсегда уехать из Салема? Продать дело и переехать в Сент-Луке? Может, у меня был бы шанс получить то же место в Мид-Вестерн Кемикал Билдинг. Действительно, я потерял два года и должен был бы стараться вернуться к квалификации, но что это значит в сравнении с теми ужасами, какие творятся в Грейнитхед? Особенно меня беспокоит реакция энтузиазма Уолтера Бедфорда при сообщении, что я видел Джейн, какое-то нездоровое, опасное возбуждение.

Я как раз собирался налить себе выпить, когда от передних дверей донесся звонок. Не Джордж ли Маркхем? Может, Кейт Рид? Лучше, чтобы это был не Кейт Рид. Вот уж я натру ему уши за то, что он болтал полиции, что я был «беспокоен и взволнован».

— Уже иду, — закричал я и поспешил к двери.

За дверью стоял Эдвард Уордвелл, дрожа на вечернем ветру, одетый в плащ в шотландскую клетку и вельветовую шляпу с козырьком.

— Извиняюсь за набег, — сказал он. — Но я слышал, что случилось, и просто должен был с вами поговорить.

Честно говоря, его вид доставил мне удивительное облегчение. В этом свихнувшемся доме любое общество было лучше, чем одиночество. А к тому же я еще хотел поговорить с ним об изображении «Дэвида Дарка».

— Войдите, — пригласил я его. — Я еще не разжег камин. Я только что появился дома. Меня недавно выпустили.

— Вы думаете, что ваш адвокат вытянет вас из этого? — спросил Эдвард Уордвелл, снимая шляпу и входя в холл.

— Надеюсь. Это мой тесть. Собственно, мой бывший тесть, раз моей жены уже нет. Уолтер Бедфорд, из фирмы «Бедфорд и Биббер». У него широкие знакомства. Даже очень. Он играет в карты с судьей и в гольф с прокурором округа.

— Я знаю его, — ответил Эдвард Уордвелл. — Вы наверное забыли, что я знал вашу жену. Мы ходили вместе с ней на семинар по морской истории. Это было в Рокпорте, три или четыре года тому назад. Ваша жена была очень красива. Все ребята хотели ходить с ней. Красивая и способная девушка. Меня очень огорчило известие о ее смерти.

— Что ж, благодарю и за это, — ответил я. — Что-нибудь выпьете?

— Лично я предпочитаю пиво.

— В холодильнике есть Хейнекен.

Эдвард Уордвелл вошел за мной в кухню. Я открыл бутылку, а он внимательно присматривался ко мне, когда я наливал пиво.

— Вы же не убивали эту бабулю, не так ли? — спросил он.

Я поднял на него взгляд. Потом медленно покачал головой.

— Откуда вы это знаете? — спросил я.

— У меня есть определенное понятие о том, что здесь творится. Вы же знаете, я не напрасно работаю у Пибоди. Никто лучше меня не знает морской истории Салема и Грейнитхед, может, исключая семью Эвелитов… Но ведь у меня же нет доступа в их библиотеку.

— Вы знаете, что здесь творится?

— Ну конечно, — ответил он, взяв бокал из моей руки. Он сделал небольшой глоток, на его губах осела пена. — Грейнитхед известен духами, так же как Салем известен ведьмами. Хотя отцы города сделали все, чтобы это затушевать, по моему мнению, нет сомнений, что Грейнитхед является звеном цепи, соединяющей мир духов, если можно так выражаться, и материальный мир. Это единственное такое место во всех Соединенных Штатах, может даже на всей планете.

— Значит, согласно вам… согласно вам, я совсем не отвечаю за то, что случилось с миссис Саймонс?

— Это возможно, но, по-моему, крайне маловероятно. Вы не знаете, конечно, что в течение последних десяти лет в Грейнитхед имело место шесть или семь смертельных случаев среди людей, которые недавно потеряли кого-то близкого. Что характерно, каждый раз смерть наступала при удивительных и необъяснимых ситуациях. Одного мужчину нашли утонувшим, с головой, засунутой внутрь ванны. Газеты твердили, что этот тип сунул голову в отверстие, чтобы увидеть, что блокирует выливание, но полицейский рапорт говорит о чем-то другом. Отверстие в ванне было настолько мало, что в нем еле умещалась шея человека, так что этот тип никак не был способен всадить голову в отверстие. Врачи были вынуждены отрезать ему голову, а потом выдавить ее из канализации сильным потоком воды.

Я скривился, а Эдвард Уордвелл пожал плечами.

— Смерть миссис Саймонс была такой же, — заявил он. — Физическая невозможность. Это значит, что если бы вы захотели убить ее таким образом, то как, по вашему, смогли бы вы это сделать?

— Нет. Все это напоминало какой-то кошмарный цирковой трюк.

— Вот именно, полиция тоже так считает. Они обязаны доказать в суде, что вы убили миссис Саймонс, а если вы неопровержимо докажете, что ни один человек не смог бы пробить ее цепью висящей люстры, то вы будете свободны.

— Пройдемте в салон, — предложил я. — Я хотел бы разжечь камин, прежде чем превращусь в сосульку.

Мы вошли в салон. Я встал на колени перед камином, чтобы вычистить пепел. К счастью, возле камина были сложены сухие щепки и газеты для поджига, поэтому мне не нужно было выходить. Эдварда Уордвелл отставил бокал и поднял акварель с видом пляжа в Грейнитхед. Небрежно он присматривался к картине, а когда я отвернулся, разыскивая спички и за газетами, то краем глаза увидел, что он жадно уставился на корабль.

— Во всех шести или семи случаях, — продолжал он, — только двух человек обвинили в убийстве и обоих освободили после первого же дня суда. Всякий раз окружной прокурор приходил к выводу, что нет достаточных фактов вины. То же самое будет и с вами.

Я поджег первую спичку и поджег ей край свернутой газеты.

— Откуда же вы так подробно все это знаете? — спросил я.

— Поскольку морская история Грейнитхед неразрывно связана со спиритической историей Грейнитхед. Это магическое место, мистер Трентон, как вы наверное сами убедились. Более того, эта магия реальна и опасна. Это не Дом Психов в Диснейленде.

Дерево начало разгораться. Я встал и отряхнул брюки.

— Я начинаю понимать, мистер Оруэлл.

— Уордвелл. Но можешь звать меня просто Эдвард.

— Хорошо. Меня зовут Джон. — Впервые мы пожали друг другу руки.

Я кивнул в сторону акварели.

— Теперь я знаю, почему ты так пылал жаждой, чтобы получить эту картину. Вчера вечером я провел небольшое следствие и открыл, что за корабль нарисован на фоне картины.

— Корабль? — повторил Эдвард.

— Не притворяйся, Эдвард, не делай невинный вид. Этот корабль — «Дэвид Дарк», наверняка единственное изображение, которое сохранилось до нашего времени. Ничего удивительного, что картина стоит много больше пятидесяти долларов. Я теперь не отдам ее меньше чем за тысячу долларов.

Эдвард дернул себя за бороду и начал яростно накручивать ее себе на пальцы. Он посмотрел на меня водянистыми глазами из-за круглых очков, наконец издал длинный протяжный вздох. Снова до меня долетел запах конфет: анисовых и лакрицы.

— Я надеялся, что ты этого не обнаружишь, — признался он. — Опасаюсь, что я сам из себя вчера сделал идиота. Мне незачем было гоняться за тобой. Следовало разыграть всю сцену спокойно.

— Ты разбудил мой интерес. А теперь также разбудил надежду на заработок.

— Я не могу заплатить больше, чем триста долларов.

— Почему?

— Просто потому, что у меня нет больше.

— Но ты же говорил, что покупаешь для музея, — напомнил я ему. — Не пытайся меня убедить, что у музея есть только триста долларов.

Эдвард сел, не выпуская из рук картины.

— Правда такова, — начал он, — что музей вообще не знает об этой картине. На самом деле у Пибоди не имеют и понятия, что я сам по своей воле исследовал историю «Дэвида Дарка». В Салеме, особенно у пибоди, люди вообще не хотят разговаривать об этом корабле. Ты говоришь: «Дэвид Дарк», а они отвечают: «Никогда о подобном не слышал!» и чертовски ясно дают понять, что не хотят об этом и слышать.

• Предыдущая
• 22/86
• Следующая