Столетний старец, или Два Беренгельда - де Бальзак Оноре - Страница 18

• Предыдущая
• 18/67
• Следующая

— Знаю, что покажусь вам навязчивой, но я все же осмелюсь обратиться к вам с вопросом: где вы встретили вашего провожатого? — спросила незнакомца повитуха.

— Я заблудился, — ответил тот, — переходя через хребет, расположенный перед долиной Вал… Ван…

— Валлинара! — воскликнула повитуха.

— Именно так, — подтвердил незнакомец. — Я блуждал среди скал, как вдруг услыхал конский топот: за мной галопом мчался всадник. Когда он поравнялся со мной, я спросил у него дорогу к замку Беренгельд, и он любезно согласился меня проводить. В пути он развлекал меня любопытными рассказами о вещах малоизвестных и разными смешными историями…

— Случившимися, разумеется, задолго до сегодняшнего дня!.. — усмехнулась Лаградна.

— Да, но что в этом дурного? — удивился офицер.

— Именно поэтому вы и не заметили его горящих глаз.

— Прямо перед собой он держал фонарь, — произнес офицер.

— Фонарь!.. Это были его глаза! — воскликнула Лаградна.

Услыхав ее ответ, незнакомец в изумлении остановился и тихо пробормотал: «Неужели это был мой врач?.. Огненные глаза!.. Как это я не разглядел его!»

— А голос? Разве можно его не узнать! — прервала размышления офицера повитуха.

— Это действительно был его голос! — удивленно воскликнул офицер.

Пока незнакомец шел к замку, в стенах последнего разыгрывалась сцена, описание которой вполне дает представление о его обитателях.

В старинной трапезной вокруг роскошно сервированного стола сидели граф, его жена и отец Люнаде. Святой отец был окружен тарелками с изысканнейшими блюдами: все они были початы — наглядное свидетельство того, что цветущий вид и румяные щеки священника являлись предметом усиленных забот хозяев замка. Отец Люнаде уже приступил к десерту, состоящему из многочисленных лакомств и большого количества превосходных выдержанных вин, как вдруг, повернувшись к графине, он заявил, что перина в его опочивальне еще не взбита.

— Не от изнеженности, дочь моя, прошу я поскорее взбить ее.

— Я верю вам, — ответила молодая женщин, сидевшая в кресле с необычайно высокой спинкой и подлокотниками; казалась, ее преднамеренно поместили в этот склеп.

— Ибо, — продолжал отец Люнаде, — почему бы не воспользоваться в этой жизни теми удобствами, которые она может нам предоставить? Господь не дозволяет этого только нерадивым служителям, забывшим о своем прямом долге — сражаться против дьявола. Сын мой, пришлите ко мне в комнату вон тот ликер, что стоит перед вами; сами судите, ведь если мое пищеварение нарушится, я не смогу с должным пылом возносить молитвы Всевышнему, как предписывает нам устав нашего ордена.

Граф передал бутылку лакею.

— Ваши молитвы до сих пор не могут помочь нам зачать ребенка, — произнес граф Беренгельд.

— Сын мой, Господь мудр и ничего не делает зря; если он допустил, чтобы наше Общество было распущено, значит, такова была Его воля. Если у вас до сих пор нет потомства, значит, вы слишком большие грешники. Надо удвоить покаяния, умерщвлять плоть, строго соблюдать посты, а я буду усердно молиться за вас.

— Отец мой, — заметила графиня, — не лучше ли посоветоваться со сведущими людьми и узнать, нет ли иных средств…

От этих слов бывший иезуит пришел в ужас:

— Вы что же, считаете людей более сведущими, нежели Господь?..

При этом восклицании графиня умолкла, лицо ее приняло привычное выражение, то есть холодное и бесстрастное. Супруг же ее, открыв от удивления рот, испуганно взирал на исповедника, чье настроение давно служило подлинным барометром для всех обитателей дома.

— Только Господь может даровать вам желаемое! — продолжал отец Люнаде.

Намерения священника были вовсе не столь корыстны, как могло показаться на первый взгляд. Почтенный отец некогда состоял в знаменитом ордене иезуитов. После упразднения ордена он бежал в Италию, но вскоре вернулся во Францию, где и был обласкан графом Беренгельдом.

Отец Люнаде получил неплохое образование, однако некоторые области знания были ему совершенно недоступны. Он твердо верил религиозным догматам, но еще более он верил в непогрешимость иезуитов, и, как следствие, в свою собственную, ибо он по-прежнему считал себя членом этого ордена. Характер его представлял собой странную смесь изворотливости и прямоты, простодушия и лукавства, самолюбия и доброты. Общество Иисуса не сумело испортить его изначально добрый нрав. Отец Люнаде не стал ни фанатиком, ни гением, ни честолюбцем. Однако достойные братья внушили ему свои принципы и свое особое понимание религии, полностью противоречившее естественному ходу мыслей отца Люнаде, отчего священник нередко пребывал в состоянии противоборства с самим собой.

Так, отцу Люнаде хотелось бы, чтобы у графа Беренгельда не было детей и состояние его досталось бы ему, а не королевской казне. Однако ради этой заманчивой цели он никогда не стал бы строить козни и совершать слишком неблаговидные поступки. Можно с уверенностью сказать, что власть, которую почтенный отец имел над владельцем замка, досталась ему совершенно случайно, в результате непостижимого стечения обстоятельств, а именно в силу определенного духовного родства хозяев замка и святого отца; в этом странном союзе трех человеческих существ отец Люнаде был самым сильным.

Таким образом, замок Беренгельд являл собой мрачное пристанище, где обретались три творения Божьи, бредущие по жизни с единственной целью: не дать угаснуть факелу благочестия, зажженному бывшим иезуитом, который поддерживал его горение сообразно интересам церкви, а значит, и своим собственным. Как и все, кто стоит у кормила власти, отец Люнаде ревниво относился к своему авторитету; именно поэтому он, не будучи господином, готов был сражаться со всеми, кто, по его мнению, мог бы настроить хозяев замка сбросить его иго. Итак, из-за слабодушия господ и дерзости слуг жизнь в замке Беренгельд была заполнена домашними интригами, мелкими дрязгами и тому подобными развлечениями. И хотя число людей, проживавших в древних стенах, было невелико, из-за постоянных сплетен и слухов казалось, что жизнь в них бьет ключом. Одним словом, попробуйте представить себе дворец Королевы Глупости, отданный во власть ее придворных в отсутствии самой богини.

Мы оставили нашего офицера, когда он, эскортируемый Лаградной, Бабиш и привратником, направлялся к старинному гнезду Беренгельдов; последний отпрыск этого древнего рода только что выслушал от отца де Люнаде приговор, гласивший, что рождение предполагаемого наследника семейства целиком зависит от воли божественного провидения. Выслушав вердикт священника, граф в задумчивости опустил голову, а графиня бросила на супруга взгляд, смысл которого не поддавался определению: слишком много мыслей выражал он одновременно. Граф многозначительно улыбнулся жене, гораздо выразительней обычного; улыбаться подобным образом было не в его привычках, так что, помня об известных нам свойствах характера обоих супругов, взгляды эти говорили о неких серьезных решениях.

Вот уже целый месяц супруги вынашивали мысль посоветоваться с врачом и попросить его помочь излечить бесплодие графини; они долго обсуждали последствия такого шага, прежде чем решились поведать о нем исповеднику, дабы тот определил, не содержит ли их замысел какой-либо ереси, и могут ли они осуществить его. Графиня даже осмелилась напомнить мужу о колдовском искусстве Лаградны, но от этой старухи издалека веяло магией и костром, и граф никогда бы не отважился обратиться к ней. Страстное желание иметь детей придавало графине мужество, поэтому, несмотря ни на что, она продолжала лелеять и эту мысль.

И вот, когда в наступившей тишине супруги мрачно обдумывали, как им поступить, если предложение их будет отвергнуто, явился привратник и сообщил, что некий чужестранец просит господина графа принять его.

• Предыдущая
• 18/67
• Следующая