Столетний старец, или Два Беренгельда - де Бальзак Оноре - Страница 6

• Предыдущая
• 6/67
• Следующая

Все составные части глаза: веки, ресницы, зрачок, роговица и внутренний угол — были мертвенно-тусклыми, блеск жизни покинул их, и только зрачок одиноко сверкал в окружении сухого мерцающего пламени. Глаза удивительного незнакомца поражали несравненно более остальной его внешности, ибо взгляд их мгновенно леденил душу и понуждал сердце трепетать от страха.

Щеки его, покрытые густой сетью морщин, утратили краски жизни и, несмотря на свою упругость, скорее напоминали щеки мертвеца, нежели живого человека; выпирающие скулы подчеркивали неестественную жесткость кожи лица. Седая клочковатая борода, длинная и редкая, отнюдь не способствовала благообразности облика старца, а, напротив, чудным своим произрастанием добавляла лицу еще больше неестественности. У старика был приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями, придававший ему сходство с быком; сходство это усиливалось также по причине необычайно большого рта, примечательного не только формой губ, но и черным цветом последних, отчего казалось, что на месте рта зияет темное пятно.

Глядя на это пятно, можно было подумать, что оно явилось следствием глубокого прижигания сего участка грубой кожи. Две угольно-черные губы были столь жестки, будто их и в самом деле выточили из куска угля. Прочие черты лица старца отличались не меньшим уродством, однако описать его словами не было никакой возможности! Только кисть мастера-портретиста смогла бы воспроизвести внешность таинственного существа.

Мощные ноги незнакомца свидетельствовали о нечеловеческой силе его мускулов; когда он стоял, было ясно: ничто в мире не способно поколебать эти атлетические, словно врытые в землю, подпорки.

Старик казался широкоплечим, однако впечатление это происходило скорее от чрезмерной по сравнению с обычными людьми величины его костей, о чем мы уже неоднократно упоминали. В сущности же, он был худ, а на месте живота явственно выделялась округлая впадина. Движения его были неспешны, и невольно напрашивалась мысль, что кровь его навеки застыла в жилах: в этом теле, более похожем на труп, чем на живой организм, не чувствовалось дыхания жизни. Всем своим видом старец напоминал двухсотлетний дуб, чей узловатый ствол уже мертв, но еще продолжает стоять, молчаливо созерцая робко тянущиеся ввысь молодые деревца, будущие свидетели гибели этого некогда могучего короля леса.

Однако, несмотря на уродство, лицо старика притягивало к себе взоры: пропорции его, равно как и абрис, являли поразительное сходство с лицом юного генерала Беренгельда. Как принято говорить в подобных случаях, в них угадывалось фамильное сходство.

И хотя последнее совпадение могло поразить только тех, кто когда-либо видел генерала, тем не менее внешность незнакомца производила на всех неизгладимое впечатление и порождала целый рой прихотливых мыслей — от желания никогда более не встречаться с этим человеком до восхищения обилием пищи, полученной нашей фантазией после встречи с ним. Лунный свет, царящая вокруг тишина, нарушаемая только редкими дуновениями ветра, а также торжественная медлительность движений придавали странному существу сходство с причудливыми призраками, порождаемыми нашими сновидениями. Впрочем, поразмыслив, мы должны признать, что чувства наши при встрече со зловещим старцем во многом сходны с чувствами, возникающими при созерцании египетских пирамид: и от одного, и от других веет дыханием вечности. Художники, тщившиеся изобразить на своих полотнах Время, до сих пор не создали ничего, что могло бы передать нам представление об этом божестве лучше, чем облик таинственного старца.

Его манера передвигаться более пристала выходцу из могилы, нежели ныне живущему: так, вероятно, движется тень усопшего, ибо живой человек никогда не сумеет произвести подобных движений. И если согласиться с утверждением, что призраки умерших наделены особой искрой жизни и могут существовать рядом с нами, то старец этот, несомненно, был ожившим призраком.

Его исключительно простой костюм не соответствовал моде ни одной из известных нам эпох; напоминая разом все наряды былых времен, он тем не менее не походил ни на один из них. Широкий серый плащ, который он, выбежав из Дыры Граммона, бросил не землю, был сделан из тончайшей ткани, и старик мог укутывать в него свое большое тело в соответствии с любой модой.

Легко представить себе, что именно таким будет последний представитель человеческой породы, коему суждено стоять на обломках нашего мира и в одиночку бороться с Временем, Смертью и иными губительными для человека силами. Древние народы стали бы поклоняться старцу, словно богу, наши предки сожгли бы его на костре, а наши романисты, приглядевшись, ужаснулись бы, поняв, что именно так должен выглядеть Вечный жид или вампир — создания, порожденные безумной фантазией человека.

Ученый, скорее всего, решил бы, что некий новый Паскаль, соединивший в себе таланты Агриппы и Прометея, создал наконец искусственного человека.

Выскочив из грота, старик окинул взором заросший кустарником склон холма, а потом заспешил в сторону луга, внимательно вглядываясь в пустынные равнины. Отбежав на несколько метров от грота и убедившись, что вокруг никого нет, он вернулся на прежнее место. Затем по тропинке он поднялся на вершину, дабы обозреть окрестность и убедиться, что дорога в Бордо, делающая поворот в непосредственной близости от Дыры Граммона, по-прежнему пустынна. После этих приготовлений, исполненных без лишней суеты и с подлинно стариковской обстоятельностью, он снова скрылся в гроте.

— Что вы на это скажете, генерал? — спросил Смельчак у Беренгельда.

В ответ еще не опомнившийся от потрясения Беренгельд приложил палец к губам, призывая гренадера хранить молчание. Не осмелившись ослушаться своего командира, сержант при помощи знаков попытался объяснить, что Туллиус необычайно похож на странного незнакомца. Шум, раздавшийся из пещеры, долетел до слуха Смельчака, и тот, прервав яростную жестикуляцию, метнулся обратно за дерево, от которого уже успел отойти на несколько шагов.

Шуршание листвы и поскрипывание ветвей кустарника, видимо, обеспокоили старца: тут же его исполинская фигура возникла возле входа в пещеру. Плавно ступая и горделиво неся свою огромную голову, словно боясь уронить ее, старец двинулся вперед. Остановившись, он устремил взор в ту сторону, где шелест листьев выдавал присутствие живого существа, и долго не отводил его. Съежившись под его пронзительным взглядом, генерал и Смельчак осторожно поворачивались вокруг дерева вместе со стариком, а тот, желая окончательно убедиться, что звук произведен не человеком, переходил с места на место, внимательно оглядывая ближайшие кусты и деревья.

Затем он сделал несколько шагов по направлению к горе, словно намереваясь взобраться на нее, но остановился в раздумье, а потом повернул назад, видимо решив, что шуршание, долетевшее до его ушей, произведено было каким-то животным. Вновь скрывшись в гроте, он вскоре появился с большим мешком на плечах. Судя по тому, с какой легкостью он опустил свою ношу на землю, можно было сделать вывод, что вес ее несопоставим с размерами. Подтверждая эту догадку, мешок осел с легким шорохом, как если бы он был наполнен древесной стружкой или кусочками угля. Однако проступавшие сквозь грубую холстину очертания его содержимого пугали взор своим сходством с человеческими останками и наталкивали на мысль, что в мешке лежит расчлененный труп.

Старый солдат пальцем указал генералу на тесьму, которой был завязан мешок: это был красный пояс девушки, бесстрашно совершавшей свою ежевечернюю вылазку в луга Шера. Беренгельд содрогнулся, из глаз его хлынули слезы: представив себе страшную картину гибели несчастной Фанни, генерал не смог сдержать своих чувств.

Опустив мешок на землю, старик опять исчез в пещере. Спустя несколько минут он возвратился, держа в руках шаль Фанни. Накрыв ею мешок, он извлек из нагрудного кармана какой-то бесцветный порошок и посыпал им красный кашемир: в один миг шаль, пояс и мешок со всем его содержимым исчезли бесследно. Не было ни взрыва, ни огня, ни грохота, ни запаха: только белесый пар разлился в воздухе. Старик тщательно проверил направление ветра, — очевидно, он опасался, как бы частицы пара не попали на него, и старательно уклонялся от них, словно пар этот нес с собой смерть.

• Предыдущая
• 6/67
• Следующая