Волчица и пряности (ЛП) - Хасэкура Исуна - Страница 27

– Я так и думал. Если бы ты взаправду заболела, моей наблюдательности хватило бы, чтобы это заметить.

Мои слова были наполовину ложью.

Но он предпочел не указывать мне на это и не сердиться вновь.

– Но что если…

– ?

Я показала глазами, чтобы он продолжал, и он спросил извиняющимся тоном:

– Может, ты случайно лука наелась?

Теперь на лице моего спутника был уже не гнев.

Теперь оно было полно веселья.

– Я не собачка.

– Ага, ты мудрая волчица.

Увидев, что он наконец улыбнулся, я вдруг вспомнила, что давно уже не улыбалась.

– Кстати, ты ведь не дал еде и вину пропасть, я надеюсь?

Теперь в лице его читалось: «Ну конечно же».

– Я торговец; разумеется, такие вещи мимо меня не проходят. Все, что осталось, я забрал с собой.

Мои клыки вновь появились из-под губы. Но на этот раз – из-за того, что уголки губ сами поползли вверх.

– Однако…

Его улыбка внезапно исчезла, и он протянул ко мне руку. Ладонь у него была не жесткая и не мягкая. Она была совсем не похожа на мои нынешние ладони, скорее она напоминала подушечки лап, когда я в волчьем обличье – такая мозолистая.

Его пальцы мягко откинули в сторону мою челку и прикоснулись ко лбу.

От прикосновения его руки мое сердце забилось быстрее.

Ощущение от этих пальцев напомнило мне танцующее касание волчьего носа.

Когда по моему лицу слегка проходится волчий нос… это для меня немного чересчур интимно.

Конечно же, это чувство на моем лице не отразилось; и, конечно же, мой спутник ничего не заметил.

Словно абсолютно естественным жестом, его рука легла мне на лоб.

– Да, у тебя жар. Похоже, ты и вправду переутомилась.

– И кто, по-твоему, в этом виноват… заставил меня перенапрячься, чтобы помочь тебе выпутаться из твоих проблем.

После этой моей натужной попытки похрабриться он своей сухой рукой ущипнул меня за кончик носа.

– Вовсе не нужно держаться так воинственно.

Хотя на лице его блуждала шутливая улыбка, я ощутила, что слова его полны искренности.

Я вдруг застеснялась на него смотреть.

Отпихнув руку от моего носа, я отвернулась. Однако одним глазком все же подглядывала за ним из-под одеяла.

– Увы, мы опростоволосились перед Норой.

При воспоминании о том, что по моей вине превосходная трапеза пошла наперекосяк, я съежилась под своим одеялом.

Но самым невероятным было даже не это…

Уж раз об этом заговорил кто-то другой – даже если бы мне не было так плохо прежде, теперь точно стало бы хуже.

– Да, и тебе какое-то время нельзя будет есть мясо.

– Уггг…

Я взглянула на него жалобно и печально; он вздохнул.

– С другой стороны, я приготовлю тебе особое кушанье для больных. Ты должна полностью поправиться, ну хотя бы ради меня. После этого в твоем распоряжении будет все мясо и вино, какое только пожелаешь.

При упоминании «всего мяса и вина, какое только пожелаешь» мои уши слегка затрепетали, но по-настоящему тронуло меня «кушанье для больных».

Не только в деревне, которую я опекала несколько сотен лет, но и вообще в мире людей для больных готовили особенно вкусную пищу, чтобы они быстрее выздоравливали.

Для волка быть больным, естественно, означало быть голодным, но пути людей совершенно другие.

Разумеется, я не буду настаивать на волчьем образе мыслей и отказываться от еды.

Во всяком случае, мой спутник наконец-то отвлекся от пастушки и занялся мной.

И я не дам ему снова сбежать.

– Если ты станешь еще немного нежней, это будет уже страшно.

Поскольку мой спутник выглядел ну очень счастливым, я старалась по-прежнему держаться на высоте и не давать себе поблажек.

Хотя Мудрая волчица и может свалиться от утомления и ослабеть, ум ее никогда не утеряет остроты.

Мой спутник ответил с улыбкой на лице:

– Это я собирался сказать.

У меня и вправду был легкий жар. Едва почувствовав, как пальцы моего спутника гладят меня по щеке, я внезапно провалилась в сон.

***

На следующее утро, едва продрав глаза, еще не высунув голову из-под одеяла, я сразу навострила уши.

Его обычного храпа не было слышно; похоже, моего спутника вообще не было в комнате.

Я прислушалась к собственному телу – каждый его уголок был пронизан усталостью. Поедать живых овец я, пожалуй, была не в состоянии, но в жареном или вяленом виде – никаких проблем.

Поскольку я проспала всю минувшую ночь, мне не довелось испробовать «кушанья для больных».

Даже когда я была здорова, есть вкусную пищу мне доводилось нечасто.

Хотя при мысли о моем слабом человеческом теле – которое рухнуло, подхватив жар, всего через месяц полного событий путешествия – мне хотелось лишь вздохнуть, но все же я по-прежнему была способна улыбаться. Все-таки нет худа без добра.

В конце концов, моя слабость позволила мне привлечь его внимание.

«Вот глупости», – вздохнула я и высунула голову из-под одеяла.

Привыкши просыпаться на свежем воздухе, на просторе, я никак не могла назвать пробуждение в этой тесной комнатушке приятным.

Даже в повозке, несмотря на тесноту и холод, было немного приятнее.

Открыть глаза и встать под бескрайним небом, наслаждаться каждым глотком свежего воздуха, радоваться компании друг друга в этом огромном мире – все это было во много-много раз лучше того, что сейчас. Если понадобится найти укрытие от дождя… кто, я? Я охотно удовлетворюсь дуплом толстого дерева.

Пережевывая свои мысли, я кинула взгляд вбок.

Да, кровать рядом с моей осталась нетронутой. Мой нос шевельнулся, когда я втянула воздух – запах моего спутника уже почти пропал.

Уж не в церковь ли он пошел, чтобы помолиться за мое выздоровление?

Невозможно; случись такое взаправду, это воистину была бы одна из лучших черных комедий в истории мира.

От этой мысли мне стало смешно; но, поскольку я была одна, смех пропал впустую.

Я выдохнула белое облачко в холодный, как обычно, воздух и крепко обхватила подушку, набитую, судя по всему, пшеничной мякиной.

Этот добряк воистину тугодум.

– Вот дуралей…

Пробормотав эти слова себе под нос, я попыталась сесть и была поражена ощущением тяжести во всем теле.

Если вспомнить – я уже несколько веков не болела, когда была в человеческом обличье.

Наконец-то я осознала, насколько ослабела с прошлой ночи.

– Уггг…

Первоначально я собиралась заняться мехом на хвосте, но мое состояние заставило меня отказаться от этой идеи.

Кстати, а где еда? Да и в глотке у меня пересохло. У меня ведь весь вчерашний день крошки во рту не было.

Где он и что он делает?

В Йойтсу заботиться о больном значило все время быть рядом с ним.

Я продолжала жаловаться самой себе – что это за «уход», если больной просыпается, а рядом никого нет, – но тут моих ушей коснулся звук знакомых шагов.

Я была не в силах двинуть телом, но уши встали торчком.

Все еще бурля от негодования, я вновь обняла подушку.

И на какое-то мгновение в голове у меня мелькнула мысль: может, даже и хорошо, когда его нет рядом.

– Ты уже проснулась? – спросил мой спутник, постучав в дверь, осторожно открыв ее и войдя в комнату.

Если человек спит, все равно он бы не смог ответить; если же бодрствует, то вопрос бессмыслен.

Подумав так, я ответила:

– Сам видишь.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не могу подняться.

Это не было ложью; я постаралась произнести эти слова как можно небрежнее.

Ложь во лжи есть истина.

Мой спутник произнес с озабоченным видом:

– Тебе надо снова лечь.

Тут мой взгляд упал на мешочек, который он держал в руке, и я оказалась не в силах оторваться.

Как я, должно быть, миленько выгляжу. При этой мысли мне стало стыдно.

– Верно… у тебя телосложение, как у принцессы, которая не покидает дворца.

Похоже, мой спутник совершенно не умел шутить. Впрочем, все дело было, видимо, в том, что я сама была слишком голодна.