Радиоэлектронный шпионаж - Анин Борис Юрьевич - Страница 15

Другой приметой тюремного быта стало использование счета «конвертиком», пришедшее в «Марфинскую шарашку» из системы лагерного учета вместе с заключенными. Точками обозначались числа от одного до четырех, а соединяющими точки линиями — числа от пяти до десяти.

В «Марфинской шарашке» функционировала математическая группа, которая занималась не только разработкой шифров, но и криптоанализом — там определялась сравнительная стойкость различных систем секретной телефонной связи. Оценки стойкости исследуемых секретных телефонов выражались в виде дроби. Постоянный числитель являл собой одну минуту зашифрованного разговора. А в знаменателе проставлялось двух-трехзначное число — минуты, потраченные на дешифрование или восстановление схемы шифратора и ключа к нему. Чем больше был знаменатель, тем более стойким являлся шифратор. Отметки различных секретных телефонов колебались от 1/200 до 1/600.

Однако скорость дешифрования, которое осуществлялось вручную, вместо того чтобы определять объективные характеристики секретной связи, заметно менялась в зависимости от субъективных причин. Например, по утрам дешифрование шло быстрее, чем к концу дня, и замедлялось от любого недомогания исполнителя. Особенно неблагоприятно влияли на скорость дешифрования расстройства кишечника. Легко было себе представить, что в распоряжении противника имелось немало молодых, здоровых, хорошо тренированных криптоаналитиков, для которых различия между утром и вечером, более сложными и менее сложными видами мозаичных шифраторов были ничтожными. С применением спектрографов для целей дешифрования мозаичные шифры вообще становились явно нестойкими.

Все же эти сравнения были не менее важны, чем объективные коэффициенты стойкости. Ведь одни и те же сравниваемые системы исследовались разными криптоаналитиками по нескольку раз. И результаты получались каждый раз если не тождественные, то уж во всяком случае близкие. Хотя величины дробных показателей колебались, итоги сравнений, как правило, совпадали. Кроме всего прочего, в 50-е годы телефоны с мозаичными шифраторами все еще были нужны и в армии, и в органах госбезопасности. Они предотвращали прямое подслушивание, поскольку вскрыть их можно было только в лабораторных условиях при наличии специального оборудования, и стоили они много дешевле образцов новейшей, «абсолютно» стойкой шифраппаратуры.

В начале 50-х годов «Марфинская шарашка» перешла из-под надзора КГБ в ведение ЦК КПСС, где было создано особое управление секретной связи. Но лишь в середине 60-х, по распоряжению свыше, в «Марфинской шарашке» отказались от использования рабского труда заключенных. «Марфинская шарашка» стала зародышем мощного научно-производственного объединения (НПО) «Автоматика», которое к началу 90-х годов включало несколько институтов и более десятка заводов. С учетом смежников производство шифраппаратуры в рамках НПО «Автоматика» давало средства для существования нескольким сотням тысяч людей.

В КГБ послевоенного образца средствам связи посвящали все свое рабочее время сотрудники трех управлений. Из них 8-е главное управление (ГУ) являлось одним из важнейших в КГБ. Услугами этого управления пользовались практически все службы и подразделения комитета, поскольку 8-е ГУ отвечало за защиту технических средств связи вообще и создание шифров для них в частности. По некоторым сведениям, все шифровальные службы, включая службы МИД, правительства и президента СССР контролировались этим управлением. Занимаясь криптографической защитой информации, сотрудники 8-го ГУ не упускали случая доказать свое мастерство и в области радиоразведки. Известен эксперимент, который провело руководство «восьмерки» в 1973 году, воспользовавшись эвакуацией советского посольства из Чили, вызванной кровавым переворотом в этой стране. В ходе подготовки к эвакуации все посольские шифраторы были разобраны на части, по которым затем некоторое время старательно и методично били кувалдой, чтобы в случае их попадания в руки противника исключить всякую возможность воссоздания по ним работоспособных копий наших шифраторов. Изуродованные до неузнаваемости останки шифраппаратуры засунули в мешок и привезли в Москву, где передали группе сотрудников 8-го ГУ, которые должны были определить, что за металлические обломки попали им в руки. И хотя никто из членов группы раньше в глаза не видывал шифраторов, установленных в дипломатическом представительстве СССР в Чили, через короткое время они были в состоянии правильно воссоздать идентичный шифратор.

Управление правительственной связи (УПС) обеспечивало функционирование всей системы нетрадиционной связи (ВЧ, «кремлевка» и тому подобное).

О 16-м управлении, сотрудники которого первоначально (до его создания) работали в составе 8-го ГУ, речь пойдет особо. А пока упомянем другие подразделения КГБ, также трудившиеся на поприще радиоразведки.

Особые отделы 3-го управления, отвечавшие за соблюдение режима секретности в советских вооруженных силах, занимались, кроме всего прочего, перехватом радиограмм и телефонных разговоров. 3-е управление активно применяло в своей деятельности также методы радиоконтрразведки. Вот один характерный пример. В середине лета 1962 года на Кубу отбыли сотрудники 3-го управления из службы контрразведки советской группы войск, отправившейся для оказания помощи кубинскому народу в отражении американской агрессии. С первых же дней пребывания на Кубе у советских контрразведчиков установились тесные взаимоотношения с кубинскими органами государственной безопасности. Совместная работа довольно скоро принесла первые плоды. У кубинцев радиоразведывательной службы тогда еще не было, и наши возможности в этой области оказались очень кстати: был зафиксирован выход в эфир агентурного передатчика в особом режиме, когда сеанс связи длился буквально мгновение и передаваемые данные выстреливались, что называется, единым залпом. Наши радиоконтрразведчики запеленговали передатчик, а кубинские коллеги захватили с поличным резидента ЦРУ Клемента Инклана. У него были изъяты сверхбыстродействующий радиопередатчик, шифратор новейшей модификации и вопросник для сбора шпионской информации, в котором, в частности, предлагалось выяснить, что означают крупные и мелкие клетки на рубахах советских военных инструкторов и действительно ли [советский] офицерский состав носит рубашки в более мелкую клетку, чем солдаты.

Оперативно-техническое управление (ОТУ) размещало своих сотрудников и спецаппаратуру в так называемых комнатах «Зенит» в зданиях дипломатических представительств СССР на территории зарубежных стран. Эти комнаты и находившаяся в них спецаппаратура использовались специалистами ОТУ для организации противодействия подслушиванию со стороны спецслужб противника и для слежения за «вражеским» эфиром на волнах, отведенных местной полиции и службам безопасности. Каждый раз, когда офицер резидентуры КГБ направлялся на рискованную встречу с агентом, дежурный техник в комнате «Зенит» начинал тщательное прослушивание. Обнаружив резкое увеличение интенсивности радиопереговоров или уловив какой-либо другой подозрительный признак, он посылал в эфир специальный сигнал тревоги.

Миниатюрный приемник в кармане офицера советской разведки начинал зуммерить, что означало: необходимо прервать встречу или отказаться от нее, если она еще не произошла. Известны по крайней мере три случая, когда комнаты «Зенит» в советских посольствах принесли ощутимые положительные результаты.

В 1958 году в советском посольстве в Осло удалось настроиться на волну переговоров норвежской контршпионской спецслужбы и раскусить код, которым пользовались ее сотрудники при наблюдении за работниками посольства СССР. Первой цифрой они передавали, кто выехал из здания нашего посольства: единицей обозначался резидент советской разведки, двойкой — его заместитель. Далее шла первая цифра регистрационного номера автомобиля, а последней цифрой задавался номер предполагаемого района Осло, куда направлялся советский разведчик. Знание этого кода помогало работникам резидентуры КГБ обеспечить безопасность поездок сотрудника КГБ Евгения Белякова на свидания к любовнице — жене премьер-министра Норвегии Гердхардсена, занимавшего этот пост в 1945–1951 и 1955–1965 годах. Нет нужды говорить о том, насколько важно было для КГБ сохранять эту связь в строжайшей тайне.