Путь вниз - Мэтисон (Матесон) Ричард - Страница 10

• Предыдущая
• 10/51
• Следующая

– Лу.

Она повернула к нему голову. Скотт наклонился, чтобы поцеловать жену, но не смог дотянуться до ее губ. Придя в раздражение, он отчаянным движением встал коленом на диван и запустил правую руку в копну ее шелковистых волос, нервно надавливая ей на голову кончиками пальцев.

Резким движением отклонив голову Лу назад, Скотт впился в ее губы и вдавил ее своей тяжестью в подушку. Из-за неожиданности происшедшего губы Лу были напряжены.

Он услышал, как упали на пол свитер и клубок и как приятно шуршали в его сжимающихся пальцах ее шелковистые волосы. Скотт провел рукой по ее мягкой податливой груди. Оторвавшись от ее губ, впился своими полуоткрытыми губами в ее шею, сладостно-медленно покусывая зубами ее теплую кожу.

– Скотт! – задыхаясь, произнесла Лу.

От ее голоса он будто вмиг обессилел. Им овладело чувство холодной пустоты внутри. Почти устыдившись того, что он сделал. Скотт отодвинулся от жены. Руки его безвольно сползли с ее тела.

– Милый, что такое? – спросила она.

– Разве ты сама не знаешь? – и Скотт неприятно поразился тем, как дрожит его собственный голос. Быстрым движением он приложил руки к щекам и прочел во взгляде жены, что она вдруг все поняла.

– О, милый мой, – сказала Лу, наклонившись к нему. Своими теплыми губами она прижалась к его губам, а он все так и сидел, будто окаменев. Ее ласки, голос, поцелуй – все было лишено страсти, все было не так как у женщины, страстно желающей своего мужа. В голосе Лу, в ее прикосновениях была только снисходительность доброй женщины, жалеющей беднягу, который захотел близости с ней.

Скотт отвернулся.

– Милый, не надо, – с мольбой в голосе произнесла она и взяла его за руку. – Откуда же мне было знать? Ведь в последние два месяца между нами ничего не было… даже ни одного поцелуя, ни одного…

– У нас совсем не было для этого времени, – сказал он.

– Так в этом-то все и дело, – продолжала она. – Как же я могла сдержать удивление? Разве не так?

Скотт сделал глотательное движение, и в горле у него раздался сухой щелчок.

– Может, и так, – произнес он едва слышно.

– Милый. – И она поцеловала его руку. – Не говори так, будто я… будто я тебя оттолкнула.

Скотт засопел носом.

– Мне кажется, что… что это было бы немножко нелепо, – сказал он, пытаясь показаться спокойным. – Со мной вот таким. Это было бы…

– Милый, прошу тебя. – Она не дала ему докончить. – Ты все усложняешь.

– Посмотри на меня, – сказал он. – Что уж тут усложнять?

– Скотт, Скотт. – И она прижала его маленькую ручку к своей щеке. – Если бы я могла хоть словом помочь.

Он посмотрел мимо нее, не решаясь встретиться с ней взглядом. И сказал:

– Ты здесь ни при чем.

– Почему из Центра-то не звонят? Почему все никак не разгадают тайну болезни?

Теперь он знал, что мужская сила вся из него вышла. И даже помышлять о близости с Лу было как-то глупо.

– Обними меня, Скотт, – сказала Лу.

Несколько секунд он сидел неподвижно, опустив подбородок, с остановившимся, ничего не выражающим взглядом, который делал непроницаемой застывшую на его лице маску отчаяния. Затем отнял от лица правую руку и попробовал обнять ею Лу; казалось, что руки его не хватит, чтобы обхватить ее поясницу. Мышцы его живота свело судорогой. Скотту хотелось подняться с дивана и уйти прочь. Он чувствовал себя тщедушным, нелепым созданием, смешным карликом, который вознамерился совратить нормальную женщину. Скотт сидел, будто застыв, чувствуя сквозь ее шелковую одежду тепло ее тела. И он скорее согласился бы умереть, чем сознаться ей в том, что под тяжестью ее руки у него ломило плечо.

– У нас могло… могло бы получиться, – сказала Лу призывно. – Мы…

Скотт как-то странно завертел головой, как будто высматривая путь к бегству.

– Хватит, Лу. Оставь это. Забудь об этом. Я был дураком…

Он убрал с Лу правую руку и до боли сжал ею косточки пальцев левой руки.

– Просто оставь это, – сказал он. – Оставь.

– Любимый, я бы не сказала, что это очень хорошо с твоей стороны, – запротестовала Лу. – Ты не думаешь, что…

– Нет, я не думаю! – ответил он резко. – И ты тоже так не думаешь.

– Скотт, я знаю, что тебе больно, но…

– Прошу, забудь об этом. – Глаза его были закрыты, сквозь сжатые зубы слова проходили чуть слышно и предостерегающе.

Лу молчала. А Скотт дышал так, будто ему не хватало воздуха. Вся эта комната, в которой они сидели, стала для него местом гибели всех его надежд.

– Ладно, – наконец прошептала Лу.

Скотт покусывал нижнюю губу. Наконец он сказал:

– Ты написала об этом своим родителям?

– Моим родителям? – В глазах жены Скотт прочел удивление.

– Я думаю, тебе следовало бы это сделать, – сказал он, тщательно контролируя свой голос. Потом слабо пожал плечами:

– Узнай, сможешь ли ты у них пожить. Ты понимаешь.

– Я не понимаю, Скотт.

– Ладно… не считаешь ли ты, что было бы полезно посмотреть правде в глаза?

– Скотт, чего ты хочешь?

Он опустил подбородок, чтобы скрыть нервное глотательное движение.

– Я хочу, – сказал он, – сделать необходимые распоряжения по поводу тебя и Бет на тот случай…

– Распоряжения! А что мы…

– Ты перестанешь наконец перебивать меня?

– Распоряжения! Что мы, мебель какая-нибудь, чтобы ты делал распоряжения… распоряжался нами, как имуществом?

– Просто я стараюсь реально смотреть на вещи.

– Ты все время стараешься быть жестоким. И только потому, что я не знала, что…

– О, прекрати это, прекрати. Я вижу, с тобой бессмысленно пытаться говорить по-деловому.

– Ладно, давай по-деловому, – сказала она, и от сдерживаемого гнева у нее напряглось лицо. – Ты предлагаешь мне оставить тебя здесь и уехать с Бет? Это то, что ты называешь деловым подходом?

Руками он вцепился в свои колени.

– А что, если в Центре ничего не найдут? Что, если они никогда ничего не найдут?

– Ты думаешь, что если они ничего не найдут, я должна буду тебя оставить?

– Я думаю, что для тебя это будет лучше всего, – сказал он.

– Но я так не думаю!

И она заплакала, закрыв лицо руками; слезы просачивались между ее пальцами. Скотт же, будто онемев, сидел весь какой-то беспомощный и смотрел на ее вздрагивающие плечи.

– Извини меня, Лу, – сказал он. Но голос его подвел – в нем совсем не было раскаяния.

Она ничего не могла сказать в ответ – ее душили рыдания.

– Лу. Я… – Он протянул свою мертвенно-холодную руку и положил ее на колено Лу. – Не плачь. Я не стою этого.

Она помотала головой, будто оказалась перед сложной, неразрешимой проблемой. Затем шмыгнула носом и вытерла слезы.

– Вот, возьми, – сказал Скотт, протягивая ей носовой платок, который достал из кармана халата. Молча Лу взяла платок и прижала его к своим мокрым щекам.

– Прости, – сказала она.

– Тебе не за что просить прощения. Это я виноват. Я сорвался, потому что почувствовал себя как-то глупо, нелепо.

«А теперь, – подумал Скотт, – я ударился в обратное – в самобичевание, самоуничижение. Воспаленный мозг способен на самые разные направления мысли, вплоть до полностью противоположных».

– Нет. – И она резко прижала ко лбу кончики пальцев. – Я не имею права… – фраза повисла в воздухе. – Я постараюсь быть более понятливой.

На мгновение ее взгляд задержался на полоске белой кожи, которая осталась у него от обручального кольца. Затем, вздохнув, она встала и сказала:

– Я пойду приму душ.

Он проследил взглядом, как она прошла по комнате и вышла в коридор. Он слышал ее шаги и щелчок замка в ванной комнате. Очень медленно Скотт встал и прошел в спальню.

Лежа в темноте, он глядел в потолок.

Пусть поэты и философы утверждают, что человек больше, чем просто кусок плоти, пусть они рассуждают о его непреходящей ценности и о величии его души. Да только все это чушь.

Приходилось ли им обнимать женщину руками, короткими настолько, что их невозможно было свести у нее за спиной? Приходилось ли им спорить о своих мужских достоинствах с мужчиной, которому они едва ли были по пояс?

• Предыдущая
• 10/51
• Следующая