Тайная схватка - Матвеев Герман Иванович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/39
- Следующая
— Пускай так: применить газ, — повторил механик. — Иначе не только паники, но даже и растерянности, даже простого замешательства они не вызовут в городе. Ты согласен со мной?
— Что ж, думаю, что и Шерлок Холмс сказал бы не больше.
— Ну, а ты? Меня интересуют твои предположения. Майор улыбнулся.
— Я, по старой привычке, промолчу. Поговорим лучше о твоём предположении. Ты остановился на самом главном. В чем, собственно, загадка? Если они хотят создать газовую атаку, то при чем тут «аммиак»? Аммиак — это слишком лёгкий и безвредный газ. Снарядами невозможно создать густой концентрации. Баллоны? Но ведь их нужно подвезти в большом количестве, если враги намерены создать панику и парализовать целый район. Вот в чем загадка.
— Н-да… Это загадка.
— А что ты ещё можешь понять из этой записки?
— Ну что ещё? — Механик снова принялся разглядывать запись. — Ну, совершенно ясно, что этот план выполняется не одним человеком. Кто-то должен содействовать сигналами. Это раз. Получивший этот приказ уже в курсе дела и заранее проинструктирован. Иначе ему пришлось бы ломать голову над этой запиской, как и мне. Два. Предатель, вероятно, связан с немцами регулярно, потому что ему должны сообщить о часе штурма дополнительно. Может быть, эта связь осуществляется по радио? Три. Ну, что ещё?.. Хватит с меня.
— Все, что ты говорил сейчас, может быть, и интересно, но ты не ответил на главный вопрос: при чем тут аммиак?
Николай Васильевич задумался и вдруг хлопнул себя по лбу.
— Ваня! Над чем же мы битый час голову ломали? Ведь приказ этот теперь уже не дойдёт по назначению. Значит, и выполнять его никто не будет…
Майор улыбнулся. Потом серьёзно сказал:
— Боевые приказы дублируются по многим каналам… И он уже получен, Коля… Не радуйся… Он посмотрел на часы и прибавил:
— Ну, мне пора. Отпусти со мной на несколько дней Алексеева.
— А что он будет делать?
— Я хочу дать ребятам одно небольшое поручение, ну а Алексеев умеет воздействовать на своих приятелей. Признанный вожак.
— Ну что ж, возьми, но только не сбивай его с толку своими историями. Мальчишку в море тянет. Из него хороший моряк выйдет. Не рассказывал он тебе, как якорь точил?
— Нет, ничего не говорил.
— Ну и не спрашивай. Разобидится. Подшутили тут над ним.
— Так если что-нибудь надумаешь, Коля, позвони. Я вижу, тебя заинтересовала задача. Вопрос очень срочный. Немцы готовятся к штурму.
— Да, задал ты мне загадку. Значит, опять ночь не спать. Ты бы все-таки специалистов-химиков спросил.
— Спрашивал и получил целую научную диссертацию об аммиаке, но загадка осталась не разгадана. У меня ум за разум заходит из-за этого аммиака, — сказал он поднимаясь. — Решение где-то совсем близко, а не поймёшь. Вроде «лошадиной фамилии» получается.
Иван Васильевич крепко пожал руку брата и вышел из каюты.
При виде выходящего майора Миша, по-прежнему сидевший на ступеньке, встал и вопросительно уставился на него.
— Ну, Миша, собирайся. Начальство отпустило тебя на берег.
— Надолго?
— Пока дело не сделаешь, — сказал механик, выходя вслед за братом из каюты. — Отметишься у вахтенного, а за продуктами придёшь. Я распоряжусь.
— У тебя пальто есть? — спросил майор Мишу.
— Есть. А что ещё с собой брать?
— Больше ничего не надо. Беги надевай пальто и догоняй меня.
Миша со всех ног бросился в кубрик.
3. ПОИСКИ СЛЕДОВ
Всю зиму 1941/42 года ждали весну, и она пришла. Под лучами солнца земля проснулась…
Едва держась на ногах от цинги, ленинградцы ходили по скверам, собирали съедобные травы. Качаясь от слабости, уходили в поисках зелени за город. Как только созрела земля, все взялись за лопаты. На площадях, на бульварах, в садах, во дворах — всюду были вскопаны огородные грядки.
Настало лето, и буйная зелень покрыла огороды.
У Миши Алексеева на Марсовом поле были две грядки, засеянные морковью для сестрёнки, которая жила в детском саду. То, что Мише приходилось опекать свою младшую сестру, сильно изменило его характер и отличало от других подростков. Он не подражал взрослым, а делал все по-своему и, странно, от этого казался самостоятельнее своих сверстников. И ребята, помимо своей воли, подчинялись Мише. Они не понимали, что жизнь поставила его в условия, благодаря которым он стал думать и поступать, как взрослый, самостоятельный человек.
Сейчас Миша шёл со своего огорода к сестре, с пучком моркови в руках. Проходя по улицам, Миша наблюдал и размышлял. Всюду — у домов, во дворах в сквериках — огороды. Кровати, сетки, связанные между собой проволокой, образовали причудливые палисадники.
«Сколько кроватей! Откуда их столько натаскали? — думал мальчик. — Год назад на этих кроватях спали люди».
Он вспомнил свою мать, убитую на заводе во время бомбёжки. Теперь её кровать тоже никому не нужна.
Дома Миша бывал редко и долго не засиживался. Если бы не надежда на то, что может вернуться с фронта отец, он давно бы бросил комнату и совсем перебрался на судно. Люся устроена и живёт в детском саду неплохо, а он после войны уйдёт в море, и ничего ему больше не надо.
В детском саду Мишу знали и сейчас же вызвали сестру. Он слышал, как няня кричала:
— К Люсе Алексеевой брат пришёл! К Люсе из средней группы.
Девочка постепенно отвыкала от брата. У неё здесь была своя жизнь, свои дела, занятия, подруги. Иногда она прибегала возбуждённая, с блестевшими глазёнками и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Миша понимал, что её оторвали от какого-то интересного занятия или игры, и не затягивал свидания. Он внимательно оглядывал её платье, проводил рукой по стриженым волосам, осматривал ногти и, не найдя ничего, к чему бы можно было придраться, отпускал девочку. Ему почему-то хотелось, чтобы у сестрёнки были длинные косы. Он купил бы ей тогда красивую ленту и гребёнку, но здесь полагалось стричь волосы под машинку.
Люся была в том беззаботном возрасте, когда дети ценят разве только материнскую ласку и любовь, а Миша уже остро чувствовал своё одиночество. И любовь к маленькой сестрёнке согревала ему душу.
— Люсенька! — сказал Миша, когда сестрёнка прибежала к нему и по привычке подставила щеку. — Я морковки с твоей грядки принёс. Держи. Только ты её вымой, слышишь?
— Слышу.
— Как вас кормят?
— Хорошо.
— Нас тоже ничего стали кормить. Видишь, как я поправился.
— А у нас от болезней колют, а потом дают конфетку тому, кто не плакал. Я ни разу не плакала! — похвасталась Люся.
— Ну и правильно. Плачут только девчонки, — сказал мальчик, но сейчас же спохватился и поправился: — Девочки плаксивые. А ты у меня молодец.
— Я молодец, — согласилась девочка. — А вчера к Вале папа приходил. У него собака есть. Я гладила.
— Смотри… Она может укусить.
— Она не кусачая.
— Кто её знает, кусачая или не кусачая… Люся, а у меня лодка есть. Я бы тебя покатал, да тебя не отпустят, пожалуй.
В это время по коридору побежали ребята, и Люся заторопилась. Миша одёрнул на ней платье, погладил по голове и наставительно сказал:
— Слушайся няню. Дисциплину соблюдай. Если что-нибудь нужно, — скажи. Морковку вымой, как приказано.
Он чмокнул сестру в щеку и вышел на улицу. Вечерело. Время было действовать. Вчера вечером, получив инструкции от майора, он ездил с Бураковым в Старую Деревню и условился обо всем. Сейчас Миша должен был взять своих приятелей и к вечеру быть на месте.
— Миша боялся, что не застанет их дома. Ребята работали в каком-то подсобном хозяйстве за городом, на огородах, и часто оставались там ночевать.
Войдя во двор дома, где он жил, Миша три раза свистнул. На свист из открытого окна в четвёртом этаже высунулся Стёпа Панфилов.
— А Васька дома? — крикнул Миша.
— Не знаю, — ответил тот и скрылся. Миша ещё раз заложил пальцы в рот и пронзительно свистнул.
Вася Кожух не откликался и не показывался.
- Предыдущая
- 4/39
- Следующая