Сильнее всего - Устинович Николай - Страница 3

• Предыдущая
• 3/8
• Следующая

— Вот ротозеи! — покачал головой один из рыбаков. — Зря загубили зверька. Шкурка, поди, сгнила…

— Да он только что пойман! — в изумлении воскликнул другой рыбак. — Видишь, серый, весенний песец.

И в самом деле, свежие, не заплывшие водой следы зверька на вязкой почве говорили о том, что попался он не более часа назад.

— Пропала Фёклина Белянка! — произнес широкоплечий веснушчатый мальчуган.

— Это же самец, — возразили ему.

— Всё равно: и Белянка, и её дети умрут теперь от голода…

Рыбаки вернулись на стан и рассказали Жуковой о гибели песца. Фёкла Романовна нахмурила брови и ничего не ответила. А вечером, улучив свободную минутку, торопливо зашагала к знакомому холмику.

Белянка была у норы. Сидя на глинистой земле, она тоскливо глядела в тундру, освещенную косыми лучами солнца. Где-то за бугром перепорхнули куропатки, прошуршал в кустарнике лемминг, но Белянка не обратила на эти звуки никакого внимания. Она жадно ждала привычного шороха легких шагов песца…

Фёкла Романовна в нерешительности остановилась.

Зачем пришла она сюда, где ее присутствие могло только вызвать лишнюю тревогу? Чем могла она помочь горю Белянки?

И женщина, глубоко вздохнув, побрела назад, к палаткам.

На другой день Жукова собрала в корзину обеденные остатки рыбы, мяса и направилась к реке. На берегу ей встретился Елизар Кочкин.

— Ты куда, Романовна? — осведомился он.

— Белянкиных детей кормить, — неохотно ответила Жукова.

— Э-э, хватилась! — махнул рукой Елизар. — Друзья твои на новую квартиру перекочевали.

— Куда?

— Помнишь, я говорил тебе, что дальше на берегу другая семья песцов живёт? Так вот к той семье и перебралась Белянка. Я поутру видел, как переносила она в зубах детишек.

— Непонятное ты что-то рассказываешь, дядя Елизар, — усомнилась Фёкла Романовна, — Где уж зверю сообразить такое…

— Не веришь — сходи посмотри! Километра три отсюда куча плавника лежит. Над ним, в обрыве, нора…

Жукова, пожав плечами, двинулась дальше.

Продираясь сквозь цепкий кустарник, Фёкла Романовна добралась до беспорядочной груды плавника, о которой упоминал старик. Тут в обрывистом берегу и в самом деле оказалась нора.

Жукова спустилась к воде и села на выбеленный солнцем и волнами обломок древесного ствола. Вспугнутые было ее появлением кулички вскоре снова деловито зашагали по илистой отмели.

Прошло немало времени, а у норы никто не появлялся. Лишь изредка слышался слабый, еле уловимый писк щенков. Потом откуда-то из-за камней вынырнул песец, и тотчас же из темного отверстия навстречу ему высунулась хозяйка норы. Она пропустила песца вперед и проворно юркнула вслед за ним к детям.

— Ну вот… — разочарованно прошептала Фёкла Романовна. — Совсем другая семья!..

Жукова поднялась с бревна, чтобы идти домой, и тут увидела над обрывом Белянку. Она ловко спрыгнула на еле приметный выступ и, держа в зубах какую-то добычу, уверенно скрылась в норе.

Фёкла Романовна улыбнулась и стала подниматься на крутой берег. Невдалеке от норы, на видном месте, она положила принесенную в корзине пищу — свой подарок большой, дружной семье.

Три дня в тайге выла пурга. С треском ломались деревья, в воздухе вихрились тучи снега, ветер слепил глаза, валил с ног.

Мы с Максимычем безвыходно сидели в теплой лесной избушке, прислушивались к таежному гулу и, томясь от безделья, до одури спали и играли в шашки.

На четвертый день, к обеду, погода стала меняться: притих ветер, посветлело небо.

— Пойдем, — заторопился Максимыч, — проверим капканы.

— Проверим, — охотно согласился я, хотя знал, что в такую погоду звери тоже отсиживаются в логовищах.

Мы с трудом открыли дверь — избушка до крыши была занесена снегом.

Над тайгой торопливо неслись клочья туч, в их разрывах мелькало бледно-голубое небо. Изредка сыпалась сухая, колючая крупа. Глухо шумели деревья.

— Будет мороз, — определил Максимыч.

Линия капканов начиналась сразу от избушки, пересекала две пади и оканчивалась в глухой чаще.

Максимыч быстро шел по знакомому пути. Я еле поспевал за ним и с трудом узнавал местность: повсюду громоздились новые заломы, высились пухлые сугробы. Капканы наши завалило снегом: откапывать их и ставить заново не было времени: короткий день кончался.

На полдороге Максимыч остановился:

— Придется ночь переждать. Поворачивай обратно!

Вдруг он снял шапку и настороженно замер, глядя вперед. Я тоже прислушался. Из-за мелких елочек донеслось тихое подвыванье. Можно было подумать, что скулит привязанная на цепь голодная собака.

— В капкане… — чуть слышно шепнул Максимыч и, сдернув с плеча ружье, заскользил меж кустов.

Я поспешил за ним.

Мы подошли к елочкам. Сквозь ветки на белизне снега мелькнуло рыжевато-бурое пятно.

— Лисица! — догадался я, готовясь добить ее выстрелом в голову.

Внезапно бурое пятно метнулось в сторону и исчезло.

— Что такое? — изумился Максимыч.

Сквозь ельник мы напролом бросились вперед.

Из железных челюстей капкана торчала окровавленная лапа: лисьи следы вели в кусты, рядом тянулась струйка крови.

Максимыч намочил слюной палец, поднял вверх и буркнул;

— Ясно.

— Что? — не понял я.

— Нам бы надо против ветра двигаться, — разъяснил охотник, — а мы по ветру шли. Лисица нас учуяла, может быть, километра за два. Ну, и отгрызла лапу, чтоб уйти…

Я молчал, пораженный. Наконец, нерешительно предложил:

— Попробовать догнать?

Максимыч, не отвечая, повернул лыжи обратно. Всю дорогу он угрюмо сопел и только у самой избушки, отряхиваясь от снега, произнес:

— Дорого заплачено за жизнь!..

И, помолчав, укоризненно добавил:

— А ты говоришь — догнать…

Иван Михайлович Мельников ловил рыбу всегда в одном месте: возле островков, что разбивали реку на несколько проток.

Закончив ловлю, он обычно делал короткую остановку на пологом песчаном берегу выше островков. В этом месте был очень удобный для стоянки лодки заливчик, и, если приходилось разводить костёр, его защищала от ветра стена густого леса, подступающего почти к самой реке. Впрочем, Иван Михайлович разводил костёр редко: его привалы были коротки. Он складывал в корзину улов и плыл домой, в деревню.

Садясь однажды в лодку, Иван Михайлович вдруг заметил, что за ближними к реке кустами притаилась лисичка. Она внимательно наблюдала за каждым движением рыбака и, казалось, с нетерпением ждала его отъезда.

Мельников хотел было хлопнуть в ладоши, вспугнуть лису, но передумал. «Чего она выжидает?» — заинтересовался рыбак.

Словно не замечая зверя, Иван Михайлович оттолкнулся от берега и поплыл. В ту же минуту лиса выбежала из своего укрытия и начала проворно хватать мелких рыбок, оставшихся кое-где на песке.

«Вон в чём дело! — усмехнулся рыбак. — Кумушка, видно, не первый раз лакомится моими пескарями, если так пристально следит за мной».

На следующий день Иван Михайлович, как всегда, остановился на своём излюбленном месте. Тут он вспомнил про свою вчерашнюю встречу и посмотрел на опушку леса. Лисица сидела среди тех же кустов, словно никуда и не уходила.

Обычно Мельников всю рыбью мелочь выбрасывал обратно в воду. Но на этот раз он оставил её на берегу. Лисе это, как видно, очень понравилось: почти не скрываясь, она сразу же набросилась на добычу, едва лишь лодка вышла из заливчика.

С этого времени между рыбаком и лисой установилась дружба. Отплывая домой, Иван Михайлович не забывал оставить на песке пригоршню-другую мелкой рыбы. «Нахлебница» не замедляла являться на даровое угощение.

В определённое время лиса ждала рыбака. Как только на реке раздавался плеск вёсел, из кустов немедленно высовывалась остроносая мордочка.

• Предыдущая
• 3/8
• Следующая