Крах Мишки Мухоркина - Воищев Юрий Тихонович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/31
- Следующая
Герцог поспешно распахнул дверь.
Генка, как ни в чём не бывало, сидел на полу и читал какую-то книгу.
— Та-ак,— рассвирепел Герцог,— я там за него волнуюсь, а он книжки читает! Герцог отобрал у Генки книгу и, полный благородного негодования, удалился. Генка остался один.
И от нечего делать стал разглядывать банки, стоящие на полках. На каждой из них аккуратно была наклеена этикетка и рукой Герцога написано:
«Вишня 1961 г.»
«Малина 1962 г.»
«Клубника 1963 г.»
«Райские яблочки 1964 г.»
И так далее.
И тому подобное.
Генка облизнулся — уж очень ему захотелось попробовать райских яблочек урожая 1964 года.
«Мне терять нечего,— уговаривал себя Генка.— Я ведь и так уже наказан».
Но легче было сказать всё это самому себе, чем открыть банку с райскими яблочками.
Генка подходил к ней, как к удаву. А как подходят к удаву — известно всем, даже кроликам.
И вот, поминутно оглядываясь на дверь, Генка стал открывать банку. Ему показалось, что он открывал её целый час. Он даже вспотел от страха.
Наконец крышка снята.
Вот они, райские яблочки! Так и просятся в рот!
Генка осторожно, двумя пальцами, поймал яблочко, оглядел его со всех сторон и проглотил. Он даже зажмурился от удовольствия. Что и говорить — райские яблочки вполне отвечали своему названию.
Когда в банке показалось дно, Генке стало совсем скучно. Он с тоской посмотрел на узкое оконце, напоминающее форточку. Хоть и открывается, а не вылезешь.
В это мгновение чей-то голос осторожно позвал:
— Генка!
— Кто это? — удивился Генка, подбегая к окну.
— Это я.— Под окном, у самой стены, стоял Мишка.
— Ты чего? — торопливо спросил Генка.
— Проведать тебя пришёл... Ребята велели передать, что мы про тебя не забыли.
— Хорошо тебе так говорить,— грустно сказал Генка,— а я тут, как тюремщик, сижу. Скучно.
— Ну уж? — не поверил Мишка.— Если б меня посадили, я бы не скучал.
И он стал с увлечением рассказывать об узниках знаменитого замка Иф, Шлиссельбургской крепости, монастыря в Соловках, Бастилии и Лабиринта на острове Крит. Узники, если верить Мишке, историческим хроникам и учебнику «История СССР», на которые он ссылался, старались убить время по-разному. Одни рыли длиннющие подкопы из камеры в камеру, другие изучали иностранные языки, третьи разводили тюльпаны, а четвёртые дрессировали блох и мышей.
Но всё это Генке не подходило: пока подкоп гвоздём выроешь— тебя уже выпустят; иностранный язык тоже ни к чему — в пятом классе его уже проходят, тюльпанов здесь нет — одно варенье, а блох и мышей с огнём не сыщешь — если они и были, то Герцог их всех перевёл порошком ДДТ и другими ядами.
Правда, оставалось ещё одно. Брат Людовика XIV, заточённый в темнице, если верить Мишке, развлекался тем, что, пообедав, вышвыривал на волю алюминиевую посуду, предварительно нацарапав на ней всякие призывы и лозунги.
А посуда в чулане имелась.
— Вот и действуй. Всё будет веселее,— сказал Мишка и исчез.
В уголке скромно стоял помятый походный котелок.
Недолго думая, Генка, внутренне содрогаясь от страха, выдрал гвоздь из стены и, нацарапав на днище: «Долой Герцога Анжуйского!» —вышвырнул котелок в окно.
Тут же к котелку подскочил Пират и куда-то его унёс.
Это Генку только подзадорило. Осмелев, он снял со стены потемневший от сырости бронзовый подносик. И вскоре он с надписью «Да здравствует свобода!» разделил участь котелка. Его тоже унёс Пират.
Больше выкидывать было нечего, и Генка опять приуныл. Но долго ему расстраиваться не пришлось, потому что загремел замок и на пороге показался Герцог Анжуйский:
— Посуду переводишь! Ты что — «Железная маска»! У нас это не пройдёт!
И не успел Генка хоть что-то пролепетать в своё оправдание, как Герцог захлопнул дверь.
Затем опять приходил Мишка и о чём-то горячо переговаривался с «узником». Потом Мишка ушёл, и, просидев ещё минут двадцать, Генка неожиданно закричал:
— Дядя, я тут штуку одну нашёл!
— Какую ещё штуку? — спросил Герцог и снова вошёл в чулан.
— Да вот бумага... А на ней что-то написано...
— Ну-ка, дай я взгляну,— сказал Герцог.
Генка протянул ему смятую пожелтевшую бумажку, на которой выцветшими чернилами было написано: «Отъмерь десять шаговъ отъ вяза на югъ, поверъни налево. Копай въглубь и въширь, пока не упрешься. Бабушъка. 5 X. 1916 года».
Герцог равнодушно посмотрел на записку.
— Где ты это взял? — спросил он.
— А тут вот,— ответил Генка и стукнул ногой по щербатой стене.
На полу лежала раскрошившаяся штукатурка, а в стене темнела квадратная выемка.
Видно, здесь кто-то давным-давно устроил тайник.
— Ерунда,— усмехнулся Герцог и смял записку,— тут до меня одна бабуся жила, я у неё этот дом и приобрёл... Ну, старуха была немного...— и он покрутил пальцем у виска.— Так что мало ли какая ей могла прийти блажь в голову. А ты, верно, в клад поверил?
— А как же!—взволнованно сказал Генка.— Тут же ясно написано: «Отмерь и копай».
Герцог так и прыснул.
— Ну и чудак же ты, братец! Кто в наши дни клады находит? У себя в деревне ты хоть когда-нибудь клад находил?
— Не-е,— растерялся Генка.
— Вот и я тоже,— сказал Герцог и подтолкнул Генку к двери.— Иди погуляй, а то засиделся ты тут. Я ведь не по злобе тебя наказал, а так, для порядка.
— А как же записка? Может, всё там правда? — настаивал Генка.
— Чушь какая-то! — Герцог бросил бумажку в угол. Ты прямо как маленький совсем. Идём, идём, чайком с клубничкой побалуемся.
И как Генка ни доказывал, что надо искать неведомые сокровища, Герцог только смеялся. И верно, какие могут быть клады в наше время? Почти все сокровища давным-давно найдены и сданы в музей. И Генка, печально вздохнув, видимо, поверил доводам дяди, и они тихо и спокойно сели пить чай с клубникой.
Глава шестнадцатая
ГЕРЦОГ ИЩЕТ КЛАД
Поздно ночью Герцог проснулся от надоедливой мысли: а вдруг всё это правда? Вдруг клад действительно существует?..
Мысль была настолько нелепа, что Герцог чертыхнулся, обозвал себя сумасшедшим и повернулся на другой бок. Но заснуть он уже не мог. И как он себя ни уговаривал, как ни доказывал самому себе, что всё это ерунда, клад уже всецело захватил его воображение. И хотя он прекрасно понимал, что не может тут быть никаких кладов, потому что старуха, бывшая хозяйка этого дома, жила очень скромно и даже бедно, и дом по этой причине продала и переехала к дочери, дурацкое «а вдруг там и впрямь что-нибудь есть» упрямо и назойливо лезло в голову.
«Чертовщина какая-то!» — подумал Герцог и слез с кровати. Он походил по комнате, пытаясь успокоиться, потом накинул на плечи одеяло и вышел на крыльцо.
Ночь была темней тёмного. Единственный фонарь находился далеко в конце улицы, и его слабый свет не доставал до двора. Да и луна спряталась, как по заказу. Словом, ночь была что надо, самая подходящая ночь для поисков клада.
Герцог постоял, подумал и успокоился: надо ж, глупость какая — клад!.. Посмеиваясь, он вернулся в комнату, снова улёгся, полежал, закрыв глаза, стараясь вызвать сон, и внезапно вскочил.
«Нет, надо все-таки поискать!— решил он.— Пусть там ничего нет. Он даже в этом уверен, но поискать надо. Всё равно не успокоишься, пока сам не убедишься, что всё это чепуха».
Он быстро оделся и тихонько, чтобы не разбудить Генку, прошёл в чулан.
Бумажка лежала на том же месте, куда он её бросил,— в углу. Он зажёг свет и ещё раз прочитал записку. Текст был дурацкий, глупее не придумаешь, но, пожалуй, именно это заставило Герцога по-новому взглянуть на всё: кто его знает!
Герцог взял фонарь, разыскал лопату и вышел на улицу. У старого вяза, неподалеку от изгороди из колючей проволоки, Герцог остановился.
«Так... От правого угла дома ровно десять шагов. Если бабкиных — десять, то моих — семь».
- Предыдущая
- 28/31
- Следующая
