Город и город - Мьевиль Чайна - Страница 1

• 1/80
• Следующая

За помощь, оказанную при работе над этой книгой, я безмерно признателен Стефании Бирверт, Марку Боудлу, Кристин Кабелло, Саймону Каванагу, Джули Крисп, Питеру Лавери, Фараху Мендельсону, Дэвиду Меншу, Сью Мо, Джемайме Мьевиль, Сэнди Ранкин, Марии Рейт, Дейву Стивенсону, Ребекке Сондерс, Джейн Судалтер, Джесси Судалтер, Полу Тонтону, Пенни Хейнес, Хлое Хили, Диане Хоук, Мику Читэму, Максу Шефферу, а также моим редакторам Крису Шлуепу и Джереми Треватану. Выражаю искреннюю благодарность всем сотрудникам издательств Del Rey и Macmillan. Спасибо Джону Куррану Дэвису за чудесные переводы из Бруно Шульца.

Среди бессчётных писателей, у которых я в долгу, в число тех, о ком я особенно много думал и кому благодарен в связи с этой книгой, входят Франц Кафка, Альфред Кубин, Джан Моррис, Рэймонд Чандлер и Бруно Шульц.

Ни улицы, ни большей части жилого массива я не видел. Нас окружали прямоугольные строения цвета грязи, из окон которых высовывались по-утреннему взлохмаченные мужчины и женщины, попивая из кружек, завтракая и наблюдая за нами. Эту открытую площадку между зданиями когда-то украшали скульптуры. Она шла под уклон, как поле для гольфа, — ребячья имитация географии. Её, может, собирались озеленить, устроить на ней пруд. Рощица имела место, но все саженцы были мертвы.

Трава изобиловала сорняками, и её изрезывали тропинки, протоптанные среди куч мусора, и колеи, оставленные колёсами автомобилей. Полицейские выполняли здесь разные задания. Из детективов я прибыл не первым — заметил Бардо Ностина и нескольких других, но был самым старшим по званию. Вслед за сержантом я прошёл к тому месту, где столпилось большинство моих коллег, между низкой заброшенной башней и площадкой для скейтборда, окружённой большими мусорными баками с очертаниями барабанов. Сразу за ней слышен был шум из доков. Дети кучкой уселись на стене перед стоящими офицерами. Над собравшимися выписывали спирали чайки.

— Здравствуйте, инспектор.

Я кивнул тому, кто меня поприветствовал, кем бы он ни был. Кто-то предложил кофе, но я отрицательно помотал головой и воззрился на женщину, увидеть которую и было целью моего приезда.

Она лежала возле пандуса для скейтбордистов. Ничто не бывает настолько неподвижным, как трупы. Ветер шевелит им волосы, как вот сейчас шевелит ей, а они никак на это не реагируют. Она застыла в уродливой позе, искривив ноги, словно собиралась встать, и странно изогнув руки. Лицо уткнулось в землю.

Молодая, с каштановыми волосами, стянутыми в косички, которые торчали кверху, словно растения. Она была почти голой, и этим холодным утром грустно было видеть её кожу гладкой, нигде не сделавшейся гусиной. На ней были только чулки со спущенными кое-где петлями да одна туфелька на шпильке. Увидев, что я её ищу, сержант помахала мне издали рукой — она стояла там, охраняя свалившуюся туфлю.

С тех пор, как обнаружили тело, прошло часа два. Я оглядел её. Задержал дыхание и наклонился к грязи, чтобы посмотреть ей в лицо, но увидел только один открытый глаз.

— Где Шукман?

— Ещё не приехал, инспектор.

— Пусть кто-нибудь позвонит ему и скажет, чтобы поторапливался.

Я постучал по наручным часам. То, что мы называли криминальными мизансценами, было под моим началом. Никто не прикоснётся к ней, пока не появится патологоанатом Шукман, но имелись и другие дела.

Я проверил обзорность. Мы сошли с дороги, и нас заслоняли мусорные баки, но я, как роящихся насекомых, чувствовал внимание, устремлённое на нас со всего микрорайона. Мы беспорядочно перемещались.

Между двумя мусорными баками, рядом с кучей заржавленных железяк, переплетённых выброшенными цепями, стоял на ребре влажный матрас.

— Он был на ней. — Это сказала Лизбьет Корви, способная женщина-констебль, с которой я пару раз работал. — Не могу утверждать, что хорошо её скрывал, но, думаю, вроде как делал её похожей на кучу мусора.

Я различил вокруг мёртвой женщины грубый прямоугольник более тёмной почвы — остатки росы, которую защищал от испарения матрас. Ностин сидел рядом с ним на корточках, пристально разглядывая землю.

— Мальцы, что нашли её, наполовину его стащили, — сказала Корви.

— Как они её обнаружили?

Корви указала на землю, на небольшие потёртости, оставленные лапами какого-то животного.

— Помешали её трепать. Побежали сломя голову, когда увидели, что это такое, позвонили. Наш наряд, как только прибыл…

Она взглянула на двоих патрульных, которых я не знал.

— Это они его убрали?

Она кивнула.

— Говорят, чтобы посмотреть, не жива ли она ещё.

— Как их зовут?

— Шушкил и Бриамив.

— А это те, кто её нашёл?

Я кивнул на ребят, за которыми присматривали полицейские. Две девочки, два паренька. Всем лет по пятнадцать, продрогшие, уставились себе под ноги.

— Ну. Жевальщики.

— Раскумар ни свет ни заря?

— Это же зависимость, — сказала она. — Может, явились за месячной дозой или ещё каким-нибудь дерьмом. Оказались здесь незадолго до семи. Этому, очевидно, трасса для катания поспособствовала. Её построили всего пару лет назад, поначалу вроде ничего, но у местных сдвинулся распорядок дня. С полуночи до девяти утра здесь только жевальщики; с девяти до одиннадцати местная банда намечает планы на день. А с одиннадцати до полуночи по трассе катаются на скейтбордах и роликах.

— Что у них при себе?

— У одного парнишки — ножичек, но совсем маленький. Этаким ножом и волосьев из раковины не выковыряешь — игрушка. И у всех — жува. Вот и всё.

Она пожала плечами.

— При них-то наркоты не было, мы нашли её возле стены, но, — она снова пожала плечами, — кроме них, никто поблизости не ошивался.

Она жестом подозвала одного из своих коллег и открыла сумку, которую тот держал в руках. Маленькие пучки измазанной в смоле травки. Уличное её название «фельд», она являет собой крутую породу Catha edulis, смешанную с табаком, кофеином и кое-чем посильнее, а также со стекловолоконными нитями или чем-то похожим, чтобы обдирать дёсны и загонять наркоту прямо в кровь. Её название — трёхъязычный каламбур: она зовётся «кат» там, где растёт, а животное, которое по-английски называется «cat», на нашем родном языке известно как «фельд». Я понюхал пучки: это была довольно-таки низкосортная дрянь. Прошёл к тому месту, где в пухлых своих куртках дрожали четверо подростков.

— Чо случилось, коп? — с бещельским акцентом спросил один паренёк на хип-хопном приближении к английскому.

Он встретился со мной взглядом, но был бледен. И он, и его товарищи выглядели неважно. Они не могли видеть мёртвую оттуда, где сидели, но даже в её сторону старались не смотреть.

Должно быть, они понимали, что мы нашли фельд и знаем, что он принадлежит им. Они могли бы вообще ничего не сообщать, просто смыться.

— Инспектор Борлу, — сказал я. — Отряд особо опасных преступлений.

Я не стал представляться Тьядором. Трудно расспрашивать парня такого возраста — он слишком взросл для обращения по имени, эвфемизмов и игрушек, но ещё недостаточно взросл, чтобы выступать простым оппонентом в допросе, когда, по крайней мере, ясны правила.

— А тебя как зовут?

Он поколебался, рассматривая возможность прибегнуть к какому-нибудь предпочитаемому им сленгу, но отказался от этой мысли.

• 1/80
• Следующая