Мир Гаора (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна - Страница 41

   Вокруг сновали занятые своими делами люди.

   - Давай не стряпая, - подтолкнул его Зайча, - не успеешь до отбоя, влепят по мягкому.

   Это ни в каких объяснениях не нуждалось, спать на голом железе, как он оставил койку днём, никак не хотелось, и Гаор побежал в вещевую.

   Угадал он правильно: цейхгауз назывался здесь вещевой, и Маанька - осанистая светловолосая женщина с таким же пучком на макушке, как у Матуни, - выдала ему тюфяк, подушку, одеяло и три наволочки: тюфячную, подушечную и одеяльную. И ещё комплект армейского белья. Оно-то здесь откуда? Но удивляться было некогда. Гаор поблагодарил и потащил новообретённое имущество в спальню устраивать постель. Разложить и заправить по-уставному - мгновенное дело. Его руки проделали всё необходимое как сами по себе, настолько эти процедуры вбились в него за годы училища и армии, так что он даже и на своей, уже "вольной" квартире убирал постель "по-армейски". Сунув бельё в верхний ярус высокой тумбочки - а куда ещё, если его койка верхняя,- он побежал обратно по коридору.

   За вещевой отыскалась маленькая неприметная дверь, из-за которой слышался говорок Матуни и чей-то бас. Надеясь, что этим он не нарушает никаких правил, Гаор открыл дверь.

   Опять длинная, уходящая вглубь безоконная комната. Но если вещевая была уже в шаге от двери перегорожена прилавком, за которым гордо возвышалась Маанька, то здесь забитые всевозможной всячиной полки уходили вдоль стен, а у двери в углу стоял маленький, как детский, стол и два таких же стульчика. За столом восседала Матуня, а рядом стоял, видимо, тот самый Моргаш и рассматривал пёструю фуфайку с длинными рукавами.

   - Ну, Матуня, - канючил он басом, но совершенно по-детски, - ну куды она мне, ну я ж в ней навроде кловуна буду.

   - Иди-иди, - отмахивалась от него Матуня, - она вон совсем целая, зашили мы её, и тёплая. И не засти, мне вон парня снаряжать, а уже отбой скоро.

   Моргаш шумно обречённо вздохнул и вышел, удручённо неся перед собой фуфайку.

   - Садись, паря, - ласково сказала Матуня Гаору, - как тебя, Рыжий?

   Гаор кивнул и, решив, что на таком стульчике ему вряд ли удержаться, а били его сегодня столько, что падать не стоит, сел прямо на пол.

   - Айда да ты! - засмеялась Матуня, - ну как хошь. Слушай. Постель ты получил, через месяц мы наволочки в стирку заберём, а чистое тебе прямо на койке оставим, придёшь, сам застелишь. А нательное, через неделю мы ящик выставим, вечером али утром, если спишь в нём, в ящик сбросишь и в чистом пойдёшь, а мы уж постираем и чистое в том же ящике вам вернём, сам уж своё найдёшь и уберёшь. Так и будет, смена на тебе, смена в тумбочке. А чтоб не путалось, я тебе сейчас меточки дам, сам и пришьёшь ко всему своему, и на комбез, и на куртку с шапкой. На постельное можешь не пришивать, оно у всех одинаковое. Вот держи, - она взяла со стола и протянула Гаору свёрнутую в кольцо узкую белую тесёмку с напечатанными на ней цифрами и буквами.

   Гаор взял тесьму. Да, метки, как в прачечной, куда в своей недолгой "вольной" жизни он сдавал простыни и полотенца, остальное стирал сам.

   - И нитки с иголкой держи, а чем нарезать, - Матуня оглядела свой столик, - ну, по первости попроси у кого. Мыло ещё тебе, мочалку держи. И полотенце. На него тоже метку нашьёшь. У тебя что, носки, портянки?

   - Носки.

   - Это уж сам. В умывалке труба горячая есть, на ней и сушат все. Ты их тоже пометь по-своему. А сносишь, ко мне приходи, подберу. Чего ещё тебе?

   Гаор неуверенно пожал плечами.

   - Всё вроде.

   Матуня засмеялась.

   - Эх ты, про самое-то главное и не вспомнил. Ну? Про что я толкую?

   Гаор улыбнулся, принимая игру.

   - Не знаю, Матуня.

   - Что ж ты, кудри распустил, а чесать их не чешешь. Гребень ещё нужен!

   - Что?! - изумился Гаор. - Впервые слышу. Что это, Матуня?

   - Ну, - Матуня даже руками развела, - по-всякому тёмных видала, но чтоб про гребень не знали! Ну, Рыжий, удивил ты меня. Волосы им чешут. Неужто не видал?

   Гаор невесело усмехнулся.

   - Нет, Матуня, у меня таких волос, чтоб чесать их, не было никогда. Только вот сейчас отросли.

   Матуня покачала головой.

   - И ты голову брил, такую красу губил? Вон они у тебя какие, аж в золото червонное отливают. Ладно, пойдёшь к Мастаку, он их всем мастерит и тебе сделает. А теперь иди, по первости тебе хватит, а там видно будет, пока человек жив, ему много надо.

   - Спасибо, Матуня.

   Гаор встал, удерживая в растопыренных пальцах полученное богатство. И всё же спросил.

   - А что это за слово, Матуня?

   - И этого не знашь? - удивилась Матуня. - А и просто. Мать, значит. Мы все, матери, заботу об вас держим, ну а чтоб не путаться, по-разному зовёмся. Я вот Матуня, в вещевой Маанька, Маманя ещё есть, Мамушка, Матуха, ну а Мать старшая наша. Иди, Рыжий, время придёт, всех разглядишь. А увидишь Махотку, скажешь, чтоб зашёл. Пробрать мне его надо.

   Гаор ещё раз поблагодарил и вышел. В коридоре пусто, только в углу возле двери Матуни стояли две девчонки, босые, в одних мужских - им чуть выше колен - рубашках с закатанными рукавами и зубоскалили с полуголым парнем в заплатанных штанах. На проходившего мимо Гаора они смешливо фыркнули, а парень только покосился. Однако, свободней, чем в казарме - весело подумал Гаор, входя в свою спальню.

   Проходя к своей койке, он быстро оглядывался. Ага, штаны и рубашку вешают на перекладины в изножье, полотенца в головах, ботинки ставят под крючок с верхним. Всё ясно-понятно. Нет, если кормят хорошо, девки под боком, и на глаза Гархему не попадаться, то жить вполне можно.

   Вывалив принесённое на свою койку, он спросил, ни к кому специально не обращаясь.

   - А Махотка где?

   - В колидоре девок охмуряет, - ответил уже улёгшийся под одеяло, но ещё не спящий нижний сосед Гаора. - А на хрена он тебе?

   - Матуня сказала, чтоб он к ней зашёл, - ответил Гаор.

   Услышавшие засмеялись.

   - Вот она щас его и заловит прямо на горячем.

   - А Мастак? - перешёл к другому делу, уже своему, Гаор.

   - Вона, в своем углу рукодельничает. За гребнем что ль?

   - Да.

   Гаор повесил полотенце - явно остаток от наволочки, но чистый и с аккуратно подвёрнутыми краями,- заложил в тумбочку метки, нитки с иголкой, мыло и мочалку и пошёл в указанном направлении.

   Мастак - немолодой для раба, ближе уже к сорока, мужчина с аккуратной тёмно-русой бородой и хорошо подравненными возле губ усами, в подчёркнуто аккуратных целых рубашке и брюках - сидел на своей койке в углу, разложив на тумбочке и расстеленной поверх одеяла тряпке инструменты, обрезки дерева, ещё что-то, и мастерил. Когда Гаор остановился рядом, он, не поднимая головы, сказал:

   - Не засти.

   Гаор не понял и потому остался стоять.

   - Ты не стекло, сквозь тебя не светло, - чуть более сердито сказал Мастак.

   Получив столь исчерпывающее объяснение, Гаор переступил, чтобы не заслонять свет. Как попросить гребень, да ещё не зная, как он выглядит, может, их здесь навалом? Но Мастак сам спросил его.

   - И чего надо?

   - Гребень, - ответил Гаор, надеясь, что не переврал незнакомое слово.

   Мастак поднял голову и оглядел его.

   - Надоть, - согласился он. - Простой две беленьких, а с узорочьем... по узору глядя, хороший гребень и червончик стоит.

   - Денег у меня нет, - вздохнул Гаор.

   - А их ни у кого нет, - хмыкнул Мастак. - А, ты ж новик, не знаешь. Фишки это, дают нам. Белая - единичка, зелёная, ещё листочком зовут, - это три, синяя - пять, а десятка - красная, червончик.

   Обрадованный, что всё так просто разъяснилось, Гаор спросил:

   - А когда дают?

   - Под выходной выплаты. Бери простой, в получку и отдашь.

   Мастак полез в тумбочку и вытащил никогда раньше не виданный Гаором предмет.