Оливия Джоулз, или пылкое воображение - Филдинг Хелен - Страница 4

Еще в школе Рейчел завела себе парня. Он был всего на пару лет ее старше, но казался старше всех, кого она только знала. Отец его работал ночным сторожем – и был настоящим маньяком. Роксби – так звали парня – был не то чтоб таким уж красавцем, но зато – сам себе голова. По ночам он работал портье в «Ромео и Джульетте». А когда возвращался домой – в то время Рейчел уже жила с ним в комнатенке над китайской забегаловкой «Хао Ва», торгующей на вынос, – то садился за компьютер и инвестировал свое жалованье ночного портье в акции и ценные бумаги.

В те времена Рейчел если и думала о деньгах, то только как о чем-то, что зарабатываешь нелегким трудом и чего всегда очень мало. Поначалу ей казалась неприемлемой сама мысль о том, чтобы делать деньги из денег. «Счастья за деньги не купишь», – твердил ей отец, которому те доставались поистине потом и кровью. «Если ты упорно трудишься, если ты честен и добр, тебе все нипочем, ты всегда выстоишь». Вот только перед грузовиком он не выстоял. Грузовик смял его, и все... Так что Рейчел ничего не оставалось, как попытать счастья с Роксби, подрабатывая по выходным в супермаркете «Моррисонс», на неделе в вечернюю смену, после школы, в магазинчике на углу, – его держала семья пакистанцев. Она отдавала деньги своему парню, чтобы тот вложил их для нее. Когда ж Рейчел исполнилось шестнадцать, она получила деньги по отцовской страховке. Двадцать тысяч фунтов, которые можно вложить в ценные бумаги. Это было начало восьмидесятых. И Рейчел была на пути к тому, чтобы стать если не богатой женщиной, то, по крайней мере, женщиной, которая ни от кого не зависит.

Еще через год Роксби объявил, что он – голубой, и переехал в Манчестер, поближе к докам и мускулистым матросам. А Рейчел, которой надоело получать удар за ударом, решила пересмотреть свое отношение к жизни. Ей доводилось видеть старших сестер своих подружек: сияющие и ликующие, они сверкали бриллиантами в колечках от «H. Samuel», подаренных им в день помолвки, месяцы напролет только и думали, что о выборе платья, заказе цветов, организации торжества, – и все только ради того, чтобы через пару лет попасться ей на глаза где-нибудь в торговом центре: растолстевшие, траченные жизнью, побитые – толкающие под дождем коляски с младенцами, жалующиеся на то, что мужья их поколачивают, или унижают, или просто бросили. И Рейчел подумала: «Пошло оно все к черту».

Она начала с имени. «Оливия» звучало вполне эффектно. А единственное, что осталось в памяти от уроков физики – загадочная притягательность слова «джоуль». Я – это все, что у меня есть, – думала Рейчел-Оливия. – И я никому не дам портить мне жизнь. Ничто не выбьет меня из седла. Я сама решу, что для меня хорошо, а что – плохо. Я стану журналисткой экстра-класса или путешественницей – я буду заниматься только тем, что по-настоящему важно. Я поставлю на рога весь этот дерьмовый мир, но я найду в нем красоту, я найду в нем то, что по-настоящему интересно – и оттянусь по полной.

– И это местечко, – думала Оливия Джоулз, опершись на парапет гостиницы «Делано», – покрасивее Hоттингемского проезда – и повеселее. Никто за тобой не смотрит, плыви по течению и радуйся на здоров ье! Загвоздка только была в том, что, вопреки любимому жизненному правилу, в данный момент на нее смотрели. Пока она изучала зал – на ней самой остановился чей-то взгляд. Взгляд этот на долю секунды вспыхнул неподдельным интересом и двинулся дальше. Оливия отвела глаза, потом еще раз обернулась. Мужчина стоял один. Смуглая кожа, аристократический облик. Костюм чуть чернее, а рубашка – чуть белее, чем здесь принято, – для «Делано» слишком броско. Однако мужчина явно был не из тех, кто любит контрасты. Во всем его облике сквозили сдержанность и спокойствие. Он обернулся, их глаза опять встретились. В его взгляде читалось без слов – как это иногда бывает, через весь зал: «Я тоже тебя хочу». Всего-то и нужно – один взгляд. Не нужно ни флирта, ни заигрываний, ни болтовни. Только такое вот моментальное понимание. А дальше – просто позволить партнеру вести тебя, как в танце.

– Ну, как вам? – это был голос неугомонной пиарщицы. Оливия только сейчас осознала, что с мечтательным вожделением пялится в пустоту, в то время как к утру ей надо сдавать статью, – и самое время этим заняться.

– Ну все, сейчас я Вас буду со всеми знакомить, – улыбнулась Мелисса, вновь беря Оливию в осаду. – Вы что-нибудь ели? Давайте-ка посмотрим, с кем Вам стоило бы поговорить? С Деворе Вы знакомы?

Решительно отбросив мысли о роковых незнакомцах, Оливия переключила все свое внимание на статью: надо было набрать материал. Каждому приятно, когда его имя появляется на страницах британского «Elan», и она без труда насобирала за ужином дюжину расплывчато-помпезных высказываний, отправной точкой которых был этот самый крем для лица. Среди авторов этих перлов оказались Деворе, Крис Блэквелл, менеджер Делано, пара красавцев, которые, как подозревала Оливия, были наняты для оживления интерьера, парень, ведущий колонку в «Тантре», девица, отвечающая за связи с общественностью у Майкла Корса и П. Дидди. Собранного было достаточно для одного абзаца, который, несомненно, подтвердит информационную насыщенность журнала «Elan». Занявшись статьей для «Sundy Times» «Роскошь Майами», Оливия вскоре заполнила свой блокнот информацией о бабушке одной из моделей: бабуля жила на Южном побережье за двадцать лет до того, как это место вновь вошло в моду; о полицейском, который клятвенно заверял ее, что оказался на сцене как раз в тот момент, когда застрелили Версаче, – а в качестве la pièce de résistance[2] – об уборщице, которой как раз довелось работать у погибшего модельера. Оливии даже удалось улучить момент и разговорить Джей-Лo. Та была как сноп электричества: светящаяся кожа, голос, повадка – просто супер-супер. На секунду ей самой захотелось стать Джей-Ло, но она тут же поймала себя на этом и загнала мысль на место.

– Оливия? – черт возьми, это опять была Мелисса. – Я хотела познакомить Вас с создателем «Devore'e – Crème de Phylgie». Деворе, конечно, сама подбирала все ингредиенты, но Вы понимаете...

Оливия издала какой-то неопределенный звук. Это был тот самый мужчина, что так на нее смотрел. Неотразим: сочетание силы и нежности – правильные черты, прямой нос, красивые изогнутые брови, карие глаза с поволокой.

– Знакомьтесь – Пьер Феррамо.

Оливия почувствовала разочарование. Имя звучало сродни тем, что читаешь на написанном от руки, якобы «дизайнерском» лейбле, булавкой приколотом в каком-нибудь фри-шопе к галстуку, за который просят втридорога.

– А это мисс Джоулз.

Феррамо носил слишком уж массивные золотые часы, но рука его была жестче, чем она ожидала, а рукопожатие – твердым.

– Рада знакомству, – улыбнулась Оливия. – Поздравляю с запуском «Crème de Phylgie». Он что, в самом деле содержит брюхоногих моллюсков?

Он не рассмеялся – он просиял.

– Не совсем так. В нем нет моллюсков как таковых, только вытяжка из них: масло, которое выделяет их кожа.

– Вы, значит, предпочитаете скользить по поверхности?

– А почему бы нет? – он с легкой улыбкой приподнял брови.

– Надеюсь, Вы не будете писать об этом в статье, – взвизгнула Мелисса, давясь смешком.

– Я уверен, мисс Джоулз подаст все, что надо, с неподражаемой грацией и тактом.

– Неподражаемой, – улыбнулась Оливия, слегка вскидывая подбородок и глядя собеседнику в глаза.

Пауза становилась все напряженней. Взгляд Мелиссы растерянно метался от одного собеседника к другому, потом она вновь включилась и защебетала:

– Ой, она уже уходит! Оливия, Вы нас простите? Пьер, нам надо попрощаться с нашей гостьей...

– Да, конечно, – обреченно кивнул Феррамо. И уходя, заговорщически кивнул Оливии, – Да, да – брюхоногие моллюски.

Мелисса, отрабатывая свою клиентскую базу, представила Оливии еще пару персонажей: мальчиков-певунчиков из группы «Break». Имидж группы строился на «нестандартной» находке: все они были серфингисты. Их музыка была призвана «явить слушателям сплав положительных вибраций "Beach Boys" и "Radiohead"». Оливия сроду не слыхала о группе «Break», но ребятишки показались ей забавными. Выгоревшие до белизны волосы – серфингисты, одно слово; загорелые – просто блинчики со сковородки – и гибкие, как угри, – та еще смесь. Вполуха Оливия слушала, как они болтают о своей карьере – этакие Бивис и Батхед: нервозные перепады голоса, смешки не к месту, и за всем – полная дремучесть. «Мы тут собираемся на пробы. Вроде фильм наметился, нам там роль предлагают. Фильм про серфинг, вроде того...» Капризно-рваные интонации ребятишек наводили на мысль: они уверены – Оливия не врубается, что такое «фильм» или «серфинг» – больно стара для этого. «Думаем выпустить под это дело сингл, с альбома, а?»