Рене по прозвищу Резвый - Кондаурова Елена - Страница 18

• Предыдущая
• 18/68
• Следующая

— А мне что, надо было тоже сидеть рядом с ним? — вышел из себя Шакал. — Да чем бы я ему помог?

— Да, помочь тебе ему было нечем, а вот денежки за него получить — это ты первый! — неожиданно поддержал Сиплого Хвост.

— Хватит! — рявкнул капитан, пресекая прения. — Поднимите руки, кто за то, чтобы выдать Шакалу две доли вместо одной! Один, два, три…

Наверное, такое малое количество поддержавших Шакала совсем не было странным, учитывая то, что вопрос был спорным, а лишняя доля была бы вычтена из долей остальных.

— Решение принято! — объявил капитан. — Шакал, ты получаешь одну долю!

Шакал что-то пробормотал себе под нос и, возмущенно зыркая глазами по сторонам, снова уселся у борта.

— Итак, приступаем к дележу…

В результате дележки награбленного Рене получил два небольших пистолета с посеребренными рукоятками, которые сам выбрал из кучи принесенного со «Скромницы» оружия, прекрасный шитый золотом камзол темно-зеленого бархата, белую рубашку, серые штаны, сапоги и триста монет золотом. Надо сказать, что, несмотря на то, что Рене вырос в далеко не бедной семье, триста золотых монет были для него все равно что три миллиона. Он никогда не держал в руках таких денег, они казались ему огромной, почти заоблачной суммой. Барон де Гранси никогда не выделял детям на карманные расходы больше пяти-десяти монет, а крупные покупки предпочитал оплачивать сам.

Рене держал в руках тяжелый мешочек с золотом и абсолютно не представлял, куда он его потратит. Эх, жаль, что ему сейчас нельзя домой.

— Сиплый! — окликнул он разбирающего свою добычу пирата. — Сколько стоит проезд до Франции?

— До Франции? — переспросил тот. — Это смотря на каком корабле. Тысячу, две. Может, три. Не знаю точно.

Да-а. Криво усмехнувшись, Рене спрятал мешочек в карман. Разбогател, нечего сказать. Сложив все свои новые пожитки в одну кучу, Рене уселся возле борта и принялся наблюдать за Сиплым.

Его матлот тоже получил свои триста монет плюс пистолет, небольшую, но очень хорошую подзорную трубу, три ножа в богато украшенных ножнах и коричневые шерстяные штаны. С этими штанами вышел небольшой казус. Хвост, который теперь постоянно вертелся возле Рене и Сиплого, решил в очередной раз подколоть последнего и совершенно серьезным голосом принялся рассказывать анекдот про одного очень храброго капитана, который сдуру набрал себе в команду сплошной молодняк.

— …И вдруг на горизонте показался пиратский корабль, — вдохновенно вещал Хвост. — Команда тут же сбилась в кучу и начала прощаться с жизнью, но смелый капитан вышел на палубу и мужественно приказал старпому: «Принеси мне мою красную рубаху!» После этого он повел свою команду в бой, и они отбились от пиратов. На следующий день на них напали два пиратских корабля, и снова капитан приказал принести ему красную рубаху, потом повел команду в бой, и они опять отбились от пиратов. После боя матросы наконец-то отважились спросить у капитана, зачем ему в бою красная рубаха. Тот спокойно ответил, что она ему нужна из-за того, что на ней не видно пятен крови. И если его вдруг ранят, то команда не потеряет мужества и продолжит отбиваться от противника. Матросы восхитились его мудростью, но в этот момент впередсмотрящий закричал, что видит на горизонте десять пиратских кораблей. Вся команда с надеждой посмотрела на капитана, и тот храбро приказал старпому: «Принеси мне мою красную рубаху… и коричневые штаны!»

Рене покатился со смеху, а Сиплый, побагровев, взревел:

— Ты на что это намекаешь, акулий потрох? — И со всей силы залепил ему в ухо.

Хвосту досталось бы и еще, если бы Рене не встал между ними, крича:

— Это шутка, Жан, не сердись, это просто анекдот!

Бешенство с Сиплого снова как рукой сняло. Хвост, держась рукой за стремительно распухающее ухо, обиженно посмотрел на него, зло сплюнул, повернулся и пошел прочь.

— Ладно, не обижайся, Хвост, — добродушно просипел вслед ему Сиплый. — Ты в следующий раз предупреждай, когда шутить будешь, чтоб я тебе зубы не пересчитал, и все нормально будет.

На месте Хвоста Рене лишний раз подумал бы, возвращаться или нет, потому что, судя по всему, над своим языком он также был не властен, как и Сиплый над своим чувством юмора, однако Хвост вернулся и снова уселся рядом с ними на палубе, разглядывая полученные трофеи.

После дележа Рене перевязал всех, кому требовалась перевязка, сбегал в трюм к тяжелораненому (который уже вовсю трескал суп и, матерясь, пытался сесть), сменил повязку и ему и с чистой совестью завалился спать. Причем благодаря Сиплому ему даже не пришлось отлеживать бока на полу. Как его матлот старый пират уступил молодому другу свою койку в трюме, где тот и проспал весь оставшийся день. В принципе, как понял Рене, подобное товарищество родилось среди пиратов именно потому, что на пиратских кораблях народу часто бывало больше, чем нужно, а подвесных коек в трюмах — меньше. Поневоле приходилось спать по очереди. Вот и завязывались между теми, кто делил одну койку, доверительные отношения, перерастающие со временем в крепкую дружбу. А еще он понял, что до него матлота у Сиплого не было или, возможно, был, но куда-то подевался. По крайней мере Сиплый говорил на эту тему очень неохотно и быстро ушел, не ответив ни на один вопрос.

Зато ночью Рене, как выспавшемуся днем и заодно новенькому в команде, выпало нести вахту. Он не возражал. Ему хотелось побыть одному, подумать, потому что слишком резко изменилась за последние дни его жизнь, чтобы он успел к этому привыкнуть.

Рене мало что умел из матросской профессии, и потому ему поручили следить за рыболовными сетями, чему, откровенно говоря, он был рад. Все несшие вахту пираты собрались на носу, где при свете огарка свечи играли в карты на взятое при абордаже золото, а Рене пристроился на корме, одним глазом наблюдая за сетями, а другим пялясь на огромные как горох звезды. За бортом тихо шелестели волны, в корму дул свежий теплый ветер, навевая томные мысли. Рене и сам не заметил, как заснул. Проснулся только тогда, когда небо на востоке начало светлеть. Испуганно вскочил, озираясь, не заметил ли кто его позора, потом метнулся к сетям. В его обязанности входило вытащить их и отнести на камбуз свежую рыбу, ибо на судне было много больных, и им не помешал бы бульон, пусть даже и рыбный.

Рене потянул за веревку, вытягивая из-за борта небольшую сеть. На рыболовных баркасах, принадлежавших его отцу, сети были огромные, их тянули всей артелью, но пиратам такие были ни к чему. На суп хватало и такой малышки, как эта.

Однако сеть оказалась неожиданно тяжелой. Испугавшись, не попалась ли туда акула, от тяжести которой сеть может порваться, Рене начал поднимать осторожно, молясь по себя, чтобы все было в порядке, и ему было как-то не до того, чтобы рассматривать, что же туда все-таки попалось. Вот когда улов окажется на борту, тогда он и разберется.

Слава богу, все обошлось. Сеть, до половины наполненная рыбой, упала на палубу, и Рене подошел к ней, чтобы развязать. Каково же было его удивление, когда он увидел в сети неподвижную обнаженную женщину. Утопленница! — в первый миг подумал он и бросился, содрогаясь от омерзения, развязывать сеть. Ему не пришло в голову кого-то позвать, просто очень хотелось побыстрее выбросить ее обратно за борт вместе с пойманной рыбой. Однако когда Рене развязал и попытался стащить с улова сеть, он понял, что это не утопленница. Перед ним в куче бьющейся рыбы лежала самая настоящая морская дева, одна из тех, о ком среди рыбаков ходило столько же историй, сколько и о пиратах. С зеленоватой кожей, рыбьим хвостом и длинными, отливающими зеленым волосами. Русалка, так называли ее рыбаки.

Рене отгреб от нее рыбу и понял, почему она не смогла самостоятельно выбраться. Ее хвостовой плавник безнадежно запутался в сети, намотав на себя целый клубок. Рене протянул руку и дотронулся до ее лица, пытаясь определить, мертвая она или еще нет. Она вздрогнула и застонала. Значит, живая. Рене бросился распутывать сеть, поминутно оглядываясь и молясь про себя, чтобы никто из пиратов не вздумал прогуляться по палубе. Мало ли что они решат с ней или с ним самим сделать, насколько он помнил, встреча с морской девой всегда считалась плохой приметой. Для себя он решил, что лично ему смертей и так достаточно. Тем более она, как ни крути, женщина, а к женщинам у Рене всегда было особое отношение. Сознательно причинить вред представительнице прекрасного пола у него бы просто рука не поднялась. Так что, если эта мадемуазель живая, он распутает ей хвост и отпустит. Пусть плывет домой, благо, что он у нее рядом, а не бог знает где, как у него самого.

• Предыдущая
• 18/68
• Следующая