Темное торжество - Ла Фиверс Робин - Страница 8

– Не глупи, – ворчу я. – Волосы отрастут, а сегодня от них тебе может быть только беда. Нужно, чтобы люди принимали тебя за мальчишку. Вот скажи, кто из пажей тебе больше всего нравится?

Она морщит носик:

– Никто…

Умница, думаю я. Вслух же спрашиваю:

– Ну а кто тебя больше всех раздражает?

– Пату, – без раздумий отвечает Одетта.

– Вот и отлично. Представь, что ты Пату. Делай те же гадости, что и он, ходи, как он, сплевывай, как он… Вот что ты сегодня ночью должна вытворять!

Она опасливо поглядывает на меня. Я наклоняюсь поближе.

– Это такая игра, – говорю я ей. – Ты должна обдурить весь дворец. Всем доказать, что девочка гораздо умнее мальчишки. Сможешь?

Она оглядывается на Тильду. Та кивает. Одетта снова поворачивается ко мне, и я с облегчением вижу, что на ее лице уже нет прежнего страха.

– Смогу, – шепчет она, но так робко и тихо, что никто не посчитает этот голос мальчишеским.

Я поворачиваюсь к Тильде:

– Постарайся, чтобы она поменьше рот открывала, а то ее голос выдаст. – И поднимаю нож. – Давай я и тебя обстригу.

Служаночка не отшатывается, наоборот, – подходит поближе, чтобы облегчить мне работу.

– Я никогда не смогу отблагодарить тебя, госпожа, – шепчет она.

– Ты на свободу выберись, – бормочу я, отхватывая ее локоны. – Вот и все, чего я хочу.

Еще через час они благополучно устраиваются на телеге ночного золотаря. Одетта, правда, сперва пытается возражать.

– Тут воняет! – жалуется она, зажимая пальцами нос.

Я коварно взглядываю на Тильду:

– Я предупреждала, что ты мне спасибо не скажешь, но это единственная повозка, которая отбывает после заката и может доставить вас в город, не вызывая лишних вопросов.

– Все хорошо, – доносится голос Тильды сквозь шарф, который она натянула на лицо, спасаясь от запаха.

Мгновение мы смотрим друг на друга, и меня согревает благодарность в ее взгляде. Даже начинает казаться, будто во мне на самом деле осталась крупица чего-то хорошего. Я дотягиваюсь до ее руки и крепко сжимаю.

– Будь сильной, – говорю я. – Как доберешься до города, сразу отправляйся в монастырь Святой Бригантии. Скажешь там… скажешь, что аббатиса Святого Мортейна попросила дать вам убежище.

При этих словах Тильда делает большие глаза, но ничего не успевает сказать, потому что нас прерывает золотарь:

– Ну что, всю ночь будете болтать или делом заниматься позволите?

– Тихо ты, тебе ведь заплачено, – напоминаю я ему.

Он сплевывает на сторону:

– Как же, пригодятся мне ваши деньги, если отсюда выбраться не удастся.

В этом он прав.

Телега трогается, и, глядя ей вслед, я чувствую почти невыносимое желание броситься вдогонку. Наружу с конюшенного двора, мимо сторожевой башни – на улицы города, где я смогу затеряться среди людских толп… Я делаю шаг. И еще шаг. Потом останавливаюсь. Если уйду с ними, д’Альбрэ всех своих людей разошлет на мои поиски. Шансы на спасение Тильды с Одеттой гораздо выше без меня.

А кроме того, я прислана сюда не просто так. Мне необходимо кое-что сделать. И, как тот рыцарь, что до последнего сдерживал в поле воинство д’Альбрэ, я никуда не уйду, пока не исполню свой долг.

Только я успела забраться в постель, как в мою дверь кто-то поскребся. Сперва совсем тихо, как листья на ветру или ветки по каменным стенам. Я замираю в кровати и напряженно прислушиваюсь. Ага, вот снова, но на сей раз отчетливее. Сердце глухо бухает в груди. Я отрываю голову от подушки.

Царап-царап. Пауза. Царап-царап-царап…

Это Юлиан. И он использует тайный код, который мы с ним придумали еще детьми. С тех пор прошла целая жизнь, да что там, множество жизней. И теперь у него на уме отнюдь не детские игры. Я глубже зарываюсь в перину и натягиваю на уши одеяло. Потом раздается приглушенный стук – это он приподнимает щеколду… Я лежу очень тихо и стараюсь дышать очень ровно. Я молюсь, чтобы он прикрыл дверь и ушел. Какое облегчение, когда так и происходит!

Но даже после этого царапанье проникает в мои сны и превращает их в кошмары.

Утром меня будят две мои фрейлины. Жаметта де Люр врывается в комнату первой, едва придержав дверь для Тефани Блэйн, которая не без труда несет большой поднос.

– Вы уже слышали? – спрашивает Жаметта.

Глупая и тщеславная девица обожает важничать и разыгрывать неискренние трагедии. Когда я лишилась благоволения д’Альбрэ, это стало прямо-таки главным счастьем ее жизни.

– И вам обеим доброго утречка, – ворчу я, растягивая слова.

Тем самым более-менее осаживаю ее. Слегка покраснев, она приседает в небрежном реверансе:

– Доброе утро, госпожа.

Я спрашиваю:

– Так что там за новости, из-за которых вы чуть не визжите?

Она колеблется: то ли отрицать, что чуть не визжала, то ли закатить очередное драматическое представление. Театральность побеждает.

– Вчера удалось обнаружить целый рассадник предателей и бунтовщиков! Если бы не стремительные действия наших людей, нас, того и гляди, перерезали бы прямо в постелях!

Вот как, значит, д’Альбрэ и его приспешники все преподносят. Тефани с негромким звяканьем ставит поднос на стол.

– А еще среди ночи пропала девушка-служанка…

Я откидываю одеяло и встаю на ноги:

– Сколько всего успело произойти, пока я спала! Девка-то, небось, к любовнику отлучалась?

Тефани потрясенно глядит на меня, и я неожиданно понимаю, что она в самом деле напугана.

– Весь замок перевернули вверх дном, но ее и след простыл.

Жаметта, тряхнув головой, подает мне домашний халат.

– Кое-кто говорит, будто она была с изменниками заодно.

Ох и дура же я! Надо было мне предвидеть подобное. Я так стремилась вывести девчонок отсюда поскорее, что даже не задумалась, как все совпадет!

– А я слышала, ее убили, поскольку она увидела что-то, чего не должна была видеть, – говорит Тефани, подавая мне бокал горячего вина.

Я вскидываю голову, изучаю лицо фрейлины. Однако непохоже, чтобы это были ее собственные выдумки.

– Где же ты это слышала?

Она пожимает плечами:

– Служанки болтали, когда я забирала для вас поднос.

Я молча потягиваю вино, пользуясь возможностью собраться с мыслями.

Жаметта вдруг выкатывает глаза:

– А может, ее призраки утащили?

Я с трудом удерживаюсь от тяжкого вздоха. Похоже, мне вовсе спать не полагается, если я хочу уследить за всем, что в этом замке творится!

– Что еще за призраки?

– Ну как же, те, что в старой башне живут! Вот уж где в самом деле нечисто! Многие слышали, как они там стонут, жалуются и всяко-разно шумят…

Тефани осеняет себя крестным знамением, потом поворачивается ко мне:

– Вот вам чистая сорочка, госпожа.

Я отставляю вино и сбрасываю халат. Щеки Тефани розовеют от смущения. Она помогает мне одеться.

– Госпожа совсем исхудали, – бормочет она. – Вам бы кушать хоть немножко побольше.

Такая наблюдательность фрейлины мне решительно ни к чему. Однако меня необъяснимо трогает ее замечание.

– К тому же темные тона, которые вы так упорно носите, вас вовсе не красят, – произносит Жаметта, расправляя платье из муаровой черной парчи. – Вы в них неестественно бледная.

На самом деле ей покоя не дает то обстоятельство, что кожа у меня светлее и чище, чем у нее.

– Боюсь, за время своего пребывания в монастыре Святой Бригантии я утратила вкус к мирской роскоши, – сообщаю я ей.

И в самом деле, после возвращения в домашний круг графа я носила исключительно глухие темные платья. Только не из-за новообретенного благочестия, а как дань скорби по всем, кого загубил д’Альбрэ.

Тефани подает мне серебряную цепочку, на которой подвешено мое особое распятие, и помогает застегнуть ее на талии. Еще на этой же цепочке укреплены стеклянные четки о девяти звеньях, по одному в честь каждого из древних святых; бусины наполнены ядом.