Голубые люди Розовой земли (др.изд.) - Мелентьев Виталий Григорьевич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/51
• Следующая

– Нет, Юрий, – грустно и мягко отозвался Зет, – если человек или животное хочет есть или пить – тут уж ничего не поделаешь…

Он не стал продолжать, но каждый понял: да, тут уж ничего не поделаешь. Отказать живому существу – дружественному, доброму – в еде или питье не мог ни один. Это было выше тех сил, которые в свое время воспитывали в голубых космонавтах на Розовой земле и белого мальчишку из маленького городка Голубой земли. Они думали одинаково. И это было так приятно и так радостно, что у Юрия от счастья даже слегка защипало глаза. Но он сейчас же подумал… Нет, пожалуй, не подумал, а, скорее, почувствовал, что настоящий мужчина обязан уметь сдерживать свои, даже самые замечательные и самые трогательные, чувства. Особенно теперь, когда его мысли стали достоянием всех. И он посмотрел на товарищей.

Но они не заметили его мыслей. И это очень удивило Юрия. Получалось, что не каждую мысль можно было передать с помощью усиленных биотоков. Выходило, что какие-то мысли, чувства и ощущения оставались недоступными для других. Какие? Припомнилась старая загадка: что самое быстрое на свете? Мысль! И если она самая быстрая, так, может быть, шлемы-усилители просто не успевают сработать и перевести мысль в усиленные биотоки?

«Может быть, и так. Может быть, и так», – глубокомысленно решил Юрий.

И сейчас же Миро спросил:

– Что – может быть и так?

Юрий покраснел и не сразу нашел ответ. Тысячи мыслей толпились у него в голове. Состояние походило на то, в каком он не раз оказывался у доски, когда не мог ответить на вопрос учителя. И вопрос вроде бы знакомый, а в голову лезла всякая ерунда, и попробуй угадать, что из нее годилось для ответа. Причем самым смешным было то, что среди этой ерунды копошились и совсем не относящиеся к делу веселые мыслишки. Почему-то, например, думалось: а пробежит ли учитель стометровку? Что произойдет, если на первой парте вдруг окажется медведь?

Такие чепуховые мысли как-то сами по себе вызывали не то что глупую, а прямо-таки идиотскую улыбку, и учитель, свирепея, вкатывал двойку значительно раньше, чем сквозь всю эту сумятицу пробивался нужный, облеченный в знакомые слова ответ.

И, убедившись, что никто из ребят не удавливает этой творящейся в его голове сумятицы, Юрий обрадованно подумал:

– Значит, все дело в словах! Если мысль обернулась в слова, она может быть усилена. А если она еще не в словах, а так… в обрывках, значит, шлем ее не усилит. И никто ее не узнает.

– Конечно, – подтвердил Миро, – ты сам догадался?

– Да. Сам! Но дело не в этом. Дело в другом – как быть с Шариком?

– Подождем, когда он расскажет, что с ним произошло. Пока что мы слышали от него только отрывочные, потребительские слова. Они отмечали лишь самые простейшие и жгучие его желания. Но ничего связного Шарик еще не думал.

И они принялись ждать. Стены корабля все еще сжимались и передвигались, и вскоре стереофонические общие связи принесли новые звуки. Это были не то стоны, не то выражения восторга. Зет комментировал так:

– Шарик наконец повернулся и теперь пьет.

О том, что Шарик действительно развернулся в раздвинувшемся помещении, свидетельствовало изображение на экране. Обрубленный, куцый, но теперь огромный хвост Шарика крутился, как пропеллер. Это показывало, что Шарик в восторге. Потом хвост перестал вращаться, и явственно донеслось чавканье и мерное рычанье. Зет сообщил:

– Он ест. Ест все подряд. На этот раз шлемы не усиливали мыслей. Все молча, сцепив зубы, ждали. Правда, иногда появлялись отрывочные подобия мыслей, но уловить их смысл было трудно – все они были об одном и том же: как поступить с Шариком и, главное, как выяснить, что с ним случилось?

Последнее было особенно важным. Ведь если Шарик заболел неизвестной болезнью, которую можно назвать болезнью гигантизма, то можно ожидать, что и все остальные космонавты тоже могут заболеть такой же болезнью. Тогда они тоже сразу начнут есть огромными порциями, пить ведрами и расти не по дням, а по часам, как герои самых древних сказок.

Могло произойти и нечто еще более опасное: корабль попал в какие-то необыкновенные Районы Вселенной, материя или лучи которых неожиданно повлияли на рост живых существ. Если это так, то следовало немедленно приступить к изучению этой необыкновенной материи, сразу же передавая результаты изучения и на свою Землю, и на записи запоминающим роботам. Если этого не сделать, то следующие за ними корабли могут попасть в такое же нелепое положение.

А положение и в самом деле может оказаться невероятным.

Конечно, каждому мальчишке и девчонке очень хочется вырасти как можно скорее и стать сильным и умным. Но что произойдет, если рост будет продолжаться так же неудержимо, как у Шарика? Ведь можно разрастись до такого состояния, что корабль окажется тесным. Что тогда? Ведь если можно изме-. нять очертания и назначения помещений в самом корабле, то ведь весь корабль не резиновый. Он имеет свои, раз и навсегда определенные размеры, габариты. Если их изменить, то нужно изменять и двигатели, и астронави-гационные приборы, и все такое прочее.

Нет, как ни говорите, а такой неудержимый рост, без границ, без остановок, – дело очень опасное. Прямо-таки страшное…

И пока космонавты думали, что делать. Шарик ел, мычал и сопел. Сколько это продолжалось, сказать было трудно. Время словно остановилось. Оно было как бы связано с Шариком и его едой, словно зависело от него.

Наконец он наелся, облизнулся, вздохнул и улегся. Его одолела дремота.

– Нельзя давать ему спать. Если он заснет, пройдет слишком много времени, и мы опять ничего не узнаем.

– Тормоши его. Зет, – решил Квач.

– Да…тормоши… Если и так еле-еле ноги двигаются…

Все было правильно – перегрузки космического разгона тяжким грузом лежали на плечах всех, и особенно у Зета: ведь он не лежал в кресле-кровати, а выполнял работу. Но он сам вышел из положения.

– Я подключу ему электровозбудитель. Голубые космонавты переглянулись, а потом решили:

– Валяй! Зет присоединил к загривку Шарика две тоненькие проволочки. Шарик вздрогнул и вскочил на ноги:

– Что такое? Что меня подтрясывает? И тут вмешался Миро:

– Не волнуйся, Шарик. Тебя подтрясывает электровозбудитель.

– Зачем он мне нужен? Я спать хочу. Очень хочу спать.

– Ты не уснешь, пока не расскажешь, что с тобой…

Некоторое время шлемы молчали. Наконец Шарик ответил:

– Если бы я знал, что со мной произошло… Если бы я знал!

Шлемы не передавали окраски голоса, и поэтому неясно было, с гордостью или, наоборот, с печалью подумал это Шарик. Но на помощь пришли громкоговорители. Они и разнесли по кораблю горестный и тяжкий вздох собаки. Сразу можно было понять, как грустно Шарику, как он искренне сожалеет о случившемся.

– Тогда давай разберемся вместе. Они честно пытались разобраться, но те отрывочные ответы, которые давал Шарик, не помогали общему делу, и Квач рассердился:

– Все-таки он очень… несообразительный. И ненаблюдательный.

Юрий жалел собаку и в то же время злился на нее – она могла испортить так хорошо начавшееся дело. И все-таки он должен был заступиться за нее. И он в сердцах подумал:

– Тебе хорошо так говорить! Тебе уже четырнадцать лет. А ему всего лишь два года. Идет третий. Ты в его возрасте был более сообразительный и наблюдательный?

– Неужели ему только два года? – удивился Тэн.

– Всего два года? – донеслась мысль Зета.

– Раз это так, ребята, значит, с ним нужно обращаться совсем по-иному. На него даже сердиться нельзя, – решил мудрый Миро.

– Не сердитесь на меня, ребята, – подумал и сейчас же завыл Шарик. – Честное собачье слово, я сам ничего не понимаю. Мне очень плохо. Очень. Вы помогите…

И он начал так скулить, что динамики на корабле задребезжали, а мудрый Миро мысленно приказал:

– Замолчи! Успокойся. Сосредоточься и отвечай на вопросы. Что произошло, когда ты пришел на корабль? Чего тебе больше всего хотелось?

• Предыдущая
• 32/51
• Следующая