О природе сакрального - Луговский Григорий Владимирович - Страница 4

4. Сила есть то, что производит власть, а власть устанавливает порядок. И сакральное, как сила, устанавливающая свою власть и порядок, тесно связано с этими понятиями. Поскольку эта власть тянется «от века», то есть изначальна, сакральное также может означать «первичное», «древнее». Именно таков смысл греческого «архе», которое как «древность» (актуализировано в таком слове как «археология»), так и «власть» (в словах «анархия», «монархия» и др.). По мнению К. Хюбнера, «архе – это история происхождения. Когда-то некое нуминозное существо впервые совершило определенное действие, и с тех пор это событие идентично повторяется»24. Для архаического человека законы природы и установления общества имели единый источник – в священном. «Архе является единственным в своем роде событием, которое постоянно и неизменно повторяется. Законы же природы и правила – нечто общее. Таким образом, можно сказать, что начало – это нечто конкретное, а закон природы и правило, поскольку они оторваны от чего-то индивидуального, – нечто абстрактное. Мифические мышление объединяет здесь общее с особым»25. Архе есть первособытие, изменившее мир и внесшее в него новый порядок до той поры, пока очередное вторжение архе не изменит его.

«Нieros имеет индоевропейскую этимологию, которая приписывает ему значение, не отраженное даже в словоупотреблении. Решающую роль в этом играет санскрит. Hieros (hiaros) (эолийская форма) фонетически соответствует ведийскому isirah, и качество этого сопоставления таково, что, несмотря на семантические трудности, его никогда не оспаривали. Ведийское прилагательное isirah выражает качество, определяющее некоторых божеств и мифических персонажей, а также ряд религиозных понятий. Перевод колеблется, но так или иначе связан с понятием «силы», «живости»26.

Славянское «святое» является положительной светлой силой, которой обычно обладают светила, огонь и боги (распространенный у индоевропейцев корень-наименование богов «дева», «тео» связан с днем, светлой частью времени, но он звучит также в слове «давать»), «санскр. çvi – „блестеть, сиять“; в Ведах usa açvait – „заря засияла“; çvit – „быть белым“; зендск. çpi вместо çvi – „очищать“, откуда с суффиксом nta произошло çpenta – „святой“; санскр. форма этого слова была бы çvinta или çvênta: т. о., святой значит собственно сияющий или очищающий»27. По В. Н. Топорову «слово святой с инд.-евр. основой k’uen-to-, обозначающий возрастание, набухание, вспухание, т. е. увеличение объема или иных физических характеристик»28. «Свет» указывает на возможность «цветения», что близко к изобилию («процветание»; «цветок» как символ жизненной силы, плодородия). Укр. «свято» – праздник, безбытное сакральное время. Вероятно, святому родственно и санскр. «сва» – благо (отсюда «свастика»: др.-инд. svastika, от su, букв. «связанное с благом», а также svaha – в древнеиндийской мифологии восклицание при жертвоприношении богам, типа: «Да будет благо!», «Во здравие!», «Благослови!» и т. п.), «сварга» – небо (и славянский бог небес Сварог), а также такие слова как «свобода» и «свой», «свадьба» и «сватанье» (процесс «делания своим»). Общая основа «св» указывает, возможно, на процесс связывания, совокупления, свивания как приобретение, увеличение, рост, размножение. Известно, что венок – «предмет, свиваемый из цветов» является в некоторых традициях символом праздника (Индия, Полинезия), а у славян – девичьим украшением, одеваемым на голову, которое В. Голобородько считает29 метафорой сказочного змея (ср. с изображением уробороса). Змея – существо «пестрое» и нуминозное, пугающее в силу причин очень древних, инстинктивных. Поэтому мифический змей является широко распространенным символом первозданного хаоса, а значительная часть хтонических (= хаотических) персонажей обладают змеиными чертами (часто символическими, например, хромотой, намекающей на без/одноногость).

5. С греческим термином «архе» сопоставим латинский «авторитет», объединяющий в себе идеи власти и творчества. Происходя от лат. auctoritas «суждение, мнение, взгляд; желание; власть», этот термин приводит к auctor «основатель, автор» и к глаголу augere – «увеличивать» (из праиндоевр. aug– «увеличивать»). Вероятно, из того же корня происходит и «актер», восходящее, как и слово «акт», к лат. аgere – действовать. Согласно «Аргонавтике» Валерия Флакка, Авх – имя родоначальника жреческой касты скифов. Вероятно, этот же корень и в одном из латинских синонимов сакрального – аugustus, «величественный, священный», часто переводится также как «божественный». «Автор» – не просто творец, но и тот, кто увеличивает многообразие бытия, создавая нечто новое. В основе власти лежит не только возможность распоряжаться существующим, но и создавать новое – в виде законов, имеющих свойство сакрального принципа, нарушение которого чревато наказанием. Точно также понятия «быть богатым» и «быть творцом» можно поставить в один ряд, ведь изобильность, избыточность (как и творческий «жар» – сила, энергия. Замечу, что М. Элиаде писал о «внутренннем жаре», характеризующем в некоторых традициях специалистов по связям с сакральным) побуждают/способствуют к творчеству, порождению.

Интересно, что славянское «власть» вероятней всего происходит из того же корня, что и имя языческого бога Волоса/Велеса, считавшегося патроном жреческой функции и, соответственно, связанного с «волшебством», «волхвованием». Можно предположить также родство этого славянского корня с уже упоминавшимся германским «weich» – «святой», а также с др.-исл. vé – святилище, Ve – «прорицатель» (имя одного из братьев бога Одина согласно Младшей Эдде), др.-сканд. Völva – «провидица».

Идея сакрального не раскрывается ни через одну из возможных оппозиций: «профанное» – не прямая противоположность сакрального, а лишь слабая форма его, удаленность от «силы», «слабость как малая степень силы»; «благое, позитивное» никак не может считаться характеристикой сакрального, скорее наоборот – отношения с сакральным требуют чрезмерной осторожности и соблюдения четких норм; наконец, «порядок» тоже не характеризует сакральное, ведь в ритуалах актуализируется состояние хаоса первотворения, а ритуалы «поедание божества» никак нельзя считать нормой, принадлежащей обыденному, непраздничному времени. Для понимания идеи сакрального нам понадобится еще одна оппозиция – сакрального и сакрализованного. Первое – «сакральное далеко», представляется как нечто надсоциальное. Второе – «сакральное рядом», то есть набор норм, составляющих духовный цемент каждого общества. Собственно сакральное, «сакральное как существительное», иррационально и именно о нем предпочитает говорить М. Элиаде как источнике иерофаний – «сакрального как прилагательного» (далее его мы будем называть сакрализованным). Э. Дюркгейм наоборот, рассматривает прежде всего сакрализованное, видя в социальном единственную причину самого себя. Если ближайшими синонимами сакрального можно считать «абсолютное», или «сверхъестественное», то сакрализованное наиболее четко характеризуется понятием культура, или традиция. Сакральное – внешний вызов, сакрализованное – ответ общества, выражаемый через жертву и другие акты культурной деятельности. Собственно, всё сакрализованное и есть жертва, посредник, посланник и послание от мира-общества к миру-абсолюту.

Любая культура является формой языка, т. е. набором знаков разного рода (вербальных, вещных и т. п.), имеющим единую структуру и логику. Цементирующими конкретную традицию элементами выступает набор сакрализованных объектов, субъектов и действий (актов и фактов), индивидуальный для каждой культуры. Сакральное проявляет себя во всех сферах культуры, которые охватывают практически все стороны человеческой деятельности, выступают надстройкой над природным началом в нас, трансформируя его в социальных, символических установлениях. В первобытном обществе культура фактически совпадала с религией, чем и объясняется отсутствие в первобытности религии в современном ее понимании: вся жизнь традиционного общества не содержала в себе ничего светского30. А значит, не было необходимости выделять религию в особую форму социальной жизни. Свой нынешний смысл религия обрела уже в ходе истории – процесса секуляризации и десакрализации, который заставил сформироваться собственно религиозным институтам, противопоставив духовную жизнь, жизни мирской и экономической. Первобытный социум освящал сам себя, ему, как правило, была чужда идея «золотого века»31, т. е. благо было «здесь и сейчас», в самой культуре, вся деятельность которой направлялась на поддержание этого блага – традиции как опоры космического порядка. Суть духовной жизни (а значит культуры) сводилась к установлению особых отношений человека, общества с сакральным началом через посредничество сакрализованных объектов.