Африканскими дорогами - Иорданский Владимир Борисович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/74
• Следующая

Была именно такая душная, во вспышках молний ночь, когда в конце ноября 1970 года к гвинейскому берегу подошла эскадра португальских кораблей, посланных к берегам Гвинеи бывшим реакционным правительством М. Каэтану. Моряк, живший тогда в гостинице «Камайен», вспоминает:

— Я долго не мог заснуть и вышел на балкон — подышать свежим морским воздухом. Приближалась гроза. При свете одной из молний я вдруг заметил недалеко от берега корабль, от которого отошла лодка с людьми. Чуть дальше стояло еще одно судно. Меня поразило, что их сигнальные огни были потушены. Это — грубейшее нарушение мореходных правил.

— Вы знаете, что рядом с гостиницей расположена небольшая бухточка, — продолжал моряк. — Ее используют рыбаки. И вот я вижу, что туда направляются лодки с вооруженными людьми. Раздаются первые выстрелы, и группа высадившихся на берег солдат скрывается за домами по направлению к военному лагерю Буаро. Оттуда доносятся звуки ожесточенной перестрелки.

Мой друг не видел, как дальше развивались события. А сложилось очень серьезное положение. Группы десантников были брошены против военного лагеря Самори. Они напали на столичный аэродром. Удар был нанесен по резиденции президента республики. Нападение было внезапным, и сопротивление агрессору удалось организовать не сразу.

В девять часов утра по радио выступил президент Ахмед Секу Туре. В полдень он снова обратился к народу. Тем временем в Конакри раздавалось оружие молодежи, рабочим, служащим. Именно вооруженные отряды трудящихся сначала остановили десантников, а затем разгромили. Организатором народа стали низовые комитеты Демократической партии Гвинеи.

Бои продолжались несколько часов. Первоначально агрессору удалось добиться некоторых тактических успехов. В частности, был захвачен военный лагерь Буаро, и находившиеся там португальские военнопленные — захваченные в боях патриотами Гвинеи-Бисау — переправлены на корабли. Но постепенно встречаемое десантом сопротивление начало нарастать. Им не удалось занять радиостанцию. Они не смогли проникнуть в военный лагерь Альфа Айя.

Очень скоро обнаружилось, что главная цель десанта — свержение правительства республики — не будет достигнута. Под натиском со стороны народных отрядов налетчики оказались вынуждены отступить на корабли. Потеряв десятки людей убитыми, ранеными и пленными, они бежали.

— Конечно, мы добились победы, — говорили мне в Конакри гвинейские друзья. — Но к радости успеха примешалось горькое чувство. Дело в том, что мы обнаружили предательство в собственных рядах…

Мне рассказывали, что среди прибывших на португальских судах десантников было немало гвинейских эмигрантов. Некоторые из них когда-то служили в колониальной армии и теперь мечтали хозяевами вернуться на свою родину. Другие бежали из страны в надежде на скорый заработок — и оказались легкой добычей португальских вербовщиков. Были среди десантников и просто обманутые люди.

Участие этой кучки гвинейцев в агрессии возмущало. Но еще хуже было другое. Из показаний пленных стало известно, что некоторые люди в Конакри были оповещены о подготовке десанта. Солдат предупредили, что если им встретятся гвинейцы с зелеными повязками на рукавах, то это — друзья, от которых можно ждать помощи. Первоначально этим сообщениям пленных не было придано должного значения. Лишь позднее следствие раскрыло, что измена затаилась в Конакри, в Канкане и некоторых других городах страны в ожидании своего часа.

Поражение агрессии сорвало внутренний заговор. Кто же в нем участвовал? Когда стали известны имена некоторых арестованных, многие не могли скрыть своего изумления — ведь это были люди, стоящие у самых вершин власти. Правда, среди них были и видные деятели партий, еще в колониальные годы боровшихся против Демократической партии Гвинеи, но были и люди, казавшиеся истинными патриотами, внесшие определенный вклад в дело создания независимой Гвинеи. Они были окружены всеобщим доверием и, видимо, этим доверием цинично злоупотребляли.

13 января 1971 года Национальное собрание провозгласило себя революционным трибуналом и приступило к слушанию дел арестованных. Их показания передавались также по радио и печатались в газете «Хоройя».

Как же стало возможным это перерождение? Мучительный вопрос, который многие задавали себе в Конакри.

Во Дворце народа, строгом и величественном здании на перешейке, соединяющем островную часть Конакри с его материковой частью, я встретился со своим давним гвинейским другом. Это произошло во время антракта в концерте народного творчества, и, когда концерт возобновился, мы сели рядом. Выступали оркестр из Канкана, хор из Кисидугу, певцы и танцоры из Конакри. В репертуаре были произведения преимущественно патриотические, рассказывающие о народных героях либо о достижениях страны за годы независимости. Особый восторг зала вызвала танцевальная пьеса о том, как у водопада, где прежде жили крокодилы да совершали свои таинственные обряды колдуны, выросла электростанция, давшая свет окрестным селениям.

Когда отгремела буря аплодисментов и восторженных возгласов, мой друг заметил, повернувшись ко мне:

— В нашем народе ощущается подъем национального чувства. Громаден интерес к истории, как никогда раньше, сильна гордость тем, что сделано. И в то же время…

Он замолчал, задумавшись.

— А в то же время, — снова заговорил он, — в народе углубились классовые противоречия, обострилась классовая борьба. Противники избранного нашей стра-мой политического курса никогда не прекращали действовать. Ноябрьская агрессия показала нам, что они решили сыграть ва-банк.

После концерта мы продолжили разговор. И конечно же, мы не могли не вспомнить март 1960 года, когда з стране было объявлено о выходе из зоны франка и создании национальной денежной системы.

— Да, — говорил мой собеседник, — в известном смысле это был поворотный пункт в истории страны. Пожалуй, именно тогда началось размежевание в рядах тех, кто стоял вместе в борьбе за национальную независимость.

На мой взгляд, он был прав. Почему же мартовская реформа имела столь далеко идущие социальные последствия? Дело в том, что, завоевав в сентябре 1958 года политическую независимость, Гвинея продолжала оставаться в зоне франка и на ее территории, как и раньше, ходили общие для всех французских колоний в Западной Африке денежные знаки. Несомненно, это ограничивало экономический суверенитет молодого государства. Но не только. Руководители республики отчетливо сознавали, что в подобной обстановке может оказаться под вопросом и политическая независимость страны.

Решение о создании национальной денежной системы было принято после долгих размышлений. В народе оно было воспринято с полным одобрением.

Я вспоминаю, что в день реформы отправился на фруктовый рынок в центре Конакри. Это одно из самых живописных мест гвинейской столицы. Пирамиды золотистых и коричневых ананасов, груды зеленоватых апельсинов, изумрудно-зеленые гроздья бананов, лиловатые авокадо, громадные желтые грейпфруты — богаты дары гвинейской земли!

У меня еще не было новых денег, а женщины-торговки решительно отказывались принимать старые. Ко мне подошел молодой парень и сказал:

— Сегодня у нас большой праздник. Мы гордимся, что наше правительство приняло смелое решение. Лучше спрячьте старые деньги, чтобы избежать неприятностей. Вы что хотели купить, ананас?

Он заплатил торговке за прекрасный ананас и вручил его мне.

— Возьмите. Это на память о нашей победе.

Все, с кем бы я ни разговаривал в те дни, приветствовали реформу. И торговцы, и рабочие, и чиновники, и крестьяне были единодушны. В сущности, национально-освободительный фронт в той форме, в какой он сложился в колониальные годы, достиг в те дни своей высшей точки. Может быть, в последний раз в патриотическом порыве вокруг правительства объединились все слои гвинейского общества. Никто не мог предвидеть в то время, что решение, вызвавшее этот взрыв патриотических чувств, вскоре резко обострит социальные противоречия в стране и приведет к изменению самого характера национально-освободительного движения.

• Предыдущая
• 67/74
• Следующая