Магиер Лебиус - Мельников Руслан - Страница 47

• Предыдущая
• 47/64
• Следующая

– Притом, что письмо, написанное кровью писца, подделать невозможно, – терпеливо объяснил Альфред. – Разве вам это неизвестно? Разве святые отцы в Остланде об этом не говорят?

Дипольд припомнил: да, что-то такое он слышал. Так, мельком. Вполуха. То ли на проповедях, то ли на открытых инквизиторских процессах, то ли на публичных чтениях относительно колдовства и ереси, то ли на выступлениях заезжих епископов, то ли на имперских богословских диспутах…

Действительно, подпись кровью невозможно воспроизвести помимо воли дающего эту кровь даже при помощи сильнейшей магии. Это иногда используется. Редко, но случается. На важных документах. На самых важных. Например, на императорских грамотах относительно войны и мира, помимо печати, обязательно будет стоять подпись кровью кайзера, сделанная кайзеровскою же рукою. И подписи этой будет уделяться еще большее значение, чем самой печати.

– Мы можем выпустить из вас всю кровь, любезный Дипольд, но написать ею за вас письмо нам не под силу. Никому не удастся в точности скопировать ваш почерк вашей кровью. Мы можем взять обычные чернила и силой магии заставить их лечь на бумагу так, будто они сошли с пера в ваших пальцах. Это трудно, чрезвычайно трудно, почти невозможно. Но все же возможно. А потому это не станет неопровержимым доказательством вашей причастности к письму. Мы также могли бы вас убить, а после поднять из мертвых и вложить вам в руку перо…

Дипольд недоверчиво скривил губы.

– Вам не следует столь скептически ухмыляться, пфальцграф. Высшая некромантия способна и не на такое. Вы бы послушно написали все, что от вас требуется, даже не сомневайтесь. Но тут другая беда. Умерший и оживленный заново человек теряет свою сущность. Это проявляется во всем. В его походке, движениях, в манере говорить, если разупокоенному возвращен сей дар. Разумеется, на почерке это отражается тоже. И не самым лучшим образом. Карл Осторожный непременно заподозрит подвох. Такая же проблема возникнет, если мы попытаемся подавить вашу волю и при жизни сделать из вас подобие магиерской марионетки. Впрочем, должен признаться, подобная процедура удачно проходит лишь со слабовольными людьми. Что же касается вас… Сдается мне, вас все же проще убить и разупокоить. А покуда вы живы, вашей волей легче управлять, договариваясь с вами, нежели подавлять ее магией.

Альфред Оберландский говорил спокойно, весомо, со знанием дела. Было у кого нахвататься запретных знаний: по правую руку от маркграфа согласно кивал магиерский капюшон с двумя прорезями для глаз.

– Итак, пфальцграф, мне нужно письмо, написанное вашей рукой и вашей кровью. Вот по какой причине вы, собственно, и приглашены за этот стол. Сейчас вам вручат чернильницу, бумагу и перо. Надрежут руку и… Всего-то и требуется начертать несколько слов. Поприветствуете батюшку. Сообщите, что находитесь в моих владениях и в моей власти. А если попросите отца впредь уважать интересы Оберландмарки и прислушиваться к моему мнению, буду вам особенно признателен. Да, еще обязательно напишите, что встретили послов, числом ровно десять, – Альфред бросил взгляд вниз, на замковый двор. – Пусть его сиятельство Карл Вассершлосский и Остландский знает, что письмо написано после прибытия его посольства, а не составлено заранее. Пусть уверится, что вы благополучно дожили до сегодняшнего дня. А уж я найду способ доставить письмо адресату. И все будут довольны.

Дипольд шумно выдохнул.

– Вы с чем-то не согласны, ваша светлость? – Брови Альфреда Оберландского поднялись.

– Или, быть может, чего-то недопоняли? – Брови опустились, соединились у переносицы.

– Зачем вообще потребовалось это письмо, если можно обойтись без него? – хмуро спросил Дипольд.

– И как же, позвольте узнать, – без него?

М-да… Он что, настолько туп, этот маркграф, или прикидывается?

– Чего проще, – Дипольд смотрел в глаза Чернокнижника. – Ты отпускаешь послов. Они возвращаются и рассказывают отцу, что видели меня в добром здравии.

Альфред покачал головой:

– Так просто отпустить послов я уже не смогу. Во-первых, как вам известно, из-за них я потерял сотню воинов. А во-вторых… Эти люди видели самую удобную и самую короткую дорогу от границы к этому замку. Они к тому же знают теперь, как укреплена моя цитадель. И на обратном пути наверняка увидят и запомнят что-нибудь еще, что пригодится Карлу для успешного похода. Нет, пфальцграф, в ближайшее время никто из них не вернется. Кстати, по той же причине и вам не следует рассчитывать на скорейшее освобождение.

Признаюсь, мне бы вовсе не хотелось, чтобы остландское войско вдруг вторглось в земли Верхней Марки и скорым маршем добралось сюда. Я еще недостаточно силен для достойной встречи вашего батюшки. Конечно, Карл Осторожный едва ли пойдет на столь решительный и весьма опасный – в первую очередь для его сына, для вас, любезный Дипольд, – шаг. И потом, не в его правилах развязывать войны без подготовки, тщательной разведки и полной уверенности в победе. Но все же лишний раз обезопасить себя и выиграть немного времени не помешает. Понимаете, о чем я?

– Понимаю, – кивнул Дипольд. – Сейчас Оберландмарке не выгодно ввязываться в войну. Но потом, когда под твоим началом будет достаточно големов…

– Потом будет потом, Дипольд. А сейчас мы говорим о вещах не столь отдаленных во времени. И выбор за вами, ваша светлость. Перед вами десять знатных остландцев. А мне нужно письмо, способное убедить его сиятельство в том, что вы живы. Все просто. Или вы делаете, о чем я прошу, или смерть послов останется на вашей… – Альфред вдруг посмотрел на него без тени насмешки, внимательно и серьезно. – Полностью – на вашей совести.

– Разве? На моей? – Дипольд тоже глянул в глаза собеседнику. – Ты же сказал, никто из послов все равно не вернется.

– Но они смогут жить.

– В клетке?

– Жить, Дипольд, жить…

Гейнский пфальцграф Дипольд Славный размышлял недолго. Жизнь в клетке – это не жизнь.

– Нет! – негромко, но твердо сказал он.

– Что? – свел брови Альфред.

Оберландцы за столом притихли. Лебиус сильнее надвинул на лицо капюшон, словно прячась под ним от надвигающейся грозы.

Дипольд же улыбался в лицо Чернокнижнику. Спиной чувствовал в нескольких дюймах стальную руку голема. И оковы чувствовал на руках и ногах. Но – улыбался. Если змеиному графу так потребно это письмо, писанное кровью… и если ему так не нужна преждевременная война с Остландом… Значит – пусть не будет первого и будет второе.

– Нет! – громче, много громче повторил Дипольд.

На этот раз его слова расслышали и пленные послы. Связанные люди забились, замычали, силясь что-то крикнуть сквозь кляпы.

Что поделать, этих несчастных уже не спасти. Но своим отказом Дипольд надеялся хотя бы немного… нет, даже не помочь Остланду. Навредить ненавистной Оберландмарке!

Альфред Оберландский вздохнул. Впрочем, как показалось Дипольду, без особого сожаления. Возможно, отказа пфальцграфа здесь ожидали. Просто надеялись, что отказа не последует. Что произойдет чудо. Что Дипольд даст слабинку.

А отказ последовал. Чуда не произошло. Дипольд Славный не размяк, Дипольд Славный остался тверд как кремень.

– Я говорил уже, ваша светлость, – не торопясь и не повышая голоса, произнес маркграф, – что механические големы могут быть не только несокрушимыми боевыми машинами, но и отменными палачами…

Дипольд напрягся. Вообще-то пока что «отменный палач» стоял за его спиной. Других големов и других палачей поблизости не наблюдалось.

– Возможно, вы столь несговорчивы оттого, что, в сущности, не видели нидербургского турнира, – задумчиво протянул Альфред. – Не успели увидеть все. До конца. Во всей красе. Что ж, мы это исправим. Полюбуетесь сейчас. Это не турнир, конечно, но… В общем, обещаю вам захватывающее зрелище, пфальцграф. Быть может, вам даже понравится.

Зрелище… Значит, пока ему обещают только зрелище – не пытку, не казнь. Не над ним, Дипольдом Славным, пытку, не его казнь… Пока…

• Предыдущая
• 47/64
• Следующая