Операция «Танненберг» - Мельников Руслан - Страница 30

• Предыдущая
• 30/65
• Следующая

– Ва-а-ацлав!

– Ва-а-асиль!

Его увидели. Поскакали навстречу.

Да, все были в сборе. Кроме ведьмы Берты. Ну, и фиг с ней! Аделаида спокойней будет. Хотя будет ли?

Княжна, надувшись, по-прежнему сидела в кабине. И куда только делся страх перед «колдовской повозкой». Аделаида воротила нос и разговаривать ни с кем не желала. Ладно, пускай. На обиженных, как говорится, воду возят…

– Дмитрий, откуда кони? – спросил Бурцев.

– А за речкой, за холмами возле Шварцвальдской крепости отловили, – доложил новгородец. – Туда, к водопою, забрели лошади немецких рыцарей, которых подле замка стрелами посбивало. Ну, мы похватали коней, каких смогли, друг дружку нашли, а тебя с Агделайдой – нет. Смотрим – вокруг замка, да в лесу немцы все еще рыскают. И тевтонское посольство куда-то прочь едет. Не похоже, в общем, чтоб вас сцапали. Решили, что вы уже к сгоревшей деревне, как ты говорил, направились. Ну и мы – туда же, прямиком.

Славно! Пока они с Аделаидой петляли по окрестностям, дружина скакала к оговоренному месту встречи.

– Немцы за вами…

– Нет, не гнались, Василь. Мы заприметили – стороной они пошли – к балвохвальской башне, где нас фон Гейнц встретил. Наверное, думают, и мы все туда подадимся. Так что здесь вряд ли объявятся. Безопасно здесь. Пока…

– А Берта где?

– Ведьма-то? По пути отстала. Свернула в сторону – ни здрасьте-пожалуйста – и с концами. А мы вот наткнулись на эту колесницу безлошадную. Сначала думали – немецкие колдуны здесь из тевтонского посольства, потом глядь – Аделаида сидит в повозке. Только она нам сказала, что ты ушел обратно к Шварцвальдскому замку.

– Я? К замку? Зачем?

– Не знаю, не ведаю. Сказала, ушел и все. Мы уж собирались за тобой скакать. А ты из леса выходишь. Совсем с другой стороны.

Бурцев глянул в лобовое стекло кабины. За стеклом отвернулись. Ах, ты ж… супружница, мля, благоверная. Дружину решила отвадить подальше, да, женушка? И тем, значит, разрешить спор. Нет, такого он не ожидал. Даже от Аделаиды. Это уж, знаете ли, чересчур. Это уж слишком.

– Куда ты, Василь?

Бурцев Дмитрия уже не слушал. Подошел к «Опелю». Рывком распахнул дверь:

– В чем дело, Аделаида? Что ты себе позволяешь?

– Отстань! – ответ княжны был краток.

Он не отстал. Вытянул Агделайду Краковскую наружу. За ногу, за руку…

– Нет уж, послушай меня, жена. До тех пор пока я тут воевода…

– Ф-ф-фоевода! – презрительно, будто оскорбление, фыркнула княжна.

Княж-ж-жна…

– …и пока дружина при мне, не смей вносить смуту. Не нарывайся, жена.

– Смуту? – Глазки полячки прищурились. – Да ты еще не видел смуты, Вацлав. Той смуты, которую я могу устроить. Сейчас я тебе покажу смуту! Всем вам покажу. Такую смуту – рады не будете!

Лицо Аделаиды снова пылало от гнева.

– Освальд! – позвала малопольская княжна. – Пан Освальд Добжиньский!

Добжинец подошел, пялясь в изумлении на разъяренную землячку-полячку.

– Чего это она, Вацлав?

Подбежала встревоженная Ядвига. Остальные тоже подтягивались.

В воздухе запахло… Нехорошо, в общем, запахло.

– Агделайда, уймись, – холодно сказал Бурцев. – Хуже ведь будет.

Агделайда Краковская униматься не желала.

– Пан Освальд Добжиньский, известно ли тебе, что твой обожаемый воевода спал с твоей женой? – звонко и торжественно объявила княжна.

– Ты бредишь, Агделайдушка? – сначала в словах пана звучало сочувствие.

– О, нет, благородный пан. Я видела все собственными глазами. Не веришь мне – спроси у Вацлава. И у Ядвиги. О заброшенной кульмской мельнице спроси. Только в глаза им смотри повнимательней, чтоб не соврали, любовнички.

Освальд нахмурился:

– Это правда?

Взгляд на Ядвигу, взгляд на Бурцева.

– Ядвига? Вацлав?

Ядвига смотрела спокойно, наивно и невинно. Бурцев так не умел.

– Ядвига тогда еще не была твоей женой, Освальд, – сказал Бурцев.

– Но она уже была моей, – сказал Освальд.

– Я об этом знать не мог. На Кульмский турнир ты, как и я, прибыл тайным рыцарем и никому не открывал ни лица, ни имени.

– Было?! – с ненавистью выдавил Освальд. – Значит, все-таки было?! И ты молчал, Вацлав?

Поляк снова глянул на Ядвигу:

– И вы вдвоем молчали? Все это время?

– Освальд, успокойся. Не горячись.

– Молчали… не говорили…

Вообще-то о таком не принято рассказывать. Тем более вспыльчивым ребятам, вроде пана Освальда. Или все же стоило обсудить это раньше? Наверное, стоило. Но…

– Что бы это изменило? Если б сказали? Ну, узнал бы ты. Ну, перессорились бы мы. Не сейчас – раньше. И кому от этого легче?

– Не говорили… Мне… Ничего…

Это была нет, не ревность даже обманутого мужа. Удивление. Недоумение. Обида. Злость. И всепоглощающая ярость.

В сторонке улыбалась малопольская княжна. Агделайда Краковская знала, как мстить. И куда бить, знала. Коварная дочь Лешко Белого попала не в бровь, а в глаз. Точнехонько.

Да, ситуевина! Бурцев сокрушенно покачал головой. Он-то за столько лет и думать забыл о той ночи на Кульмской мельнице. О ночи, проведенной в хмельном угаре и в сладких объятиях Ядвиги Кульмской – опытной мастерицы любовных утех без любви. Да, по большому счету, Бурцев никогда и не придавал случившемуся большого значения. Ну, было. По пьяни. Случайно. Когда добжиньский рыцарь еще не был связан никакими обязательствами с постельной разведчицей Ядвигой Кульмской.

Ну, так и что? Убиться теперь? В конце концов, Освальд ведь тоже, помнится, ухлестывал в своем замке Взгужевеже за Аделаидкой. Правда, без особого успеха.

И все же…

Все же Бурцев чувствовал себя сейчас препаршиво. Предатель – не предатель, подлец – не подлец, а как-то так, этак… Такое бывает. И до чего ж неприятно такое.

Крепкая мужская дружба рушилась. Из-за былого грешка одной девчонки. Из-за несдержанного язычка другой.

– Молчали… вы… оба…

Добжинец – красный, дрожащий, взбешенный – выступил вперед. Сжал кулаки. «Хорошо, что меча сейчас у Освальда нет», – пронеслось в голове Бурцева. Меч был у него, но трофейное оружие Бурцев демонстративно сунул за пояс. Небольшая – нерабочая и незаточенная – часть клинка у самой крестовины, в общем-то, позволяла носить меч вот так, по-пацанячьи, без ножен. С известной долей осторожности, конечно.

– Освальд, я не собираюсь с тобой драться.

Добжиньский рыцарь, однако, пер на него, как танк.

– Освальд, не дури! – пробасил рядом Гаврила.

Поляк даже не взглянул в его сторону. Поляк видел сейчас только Бурцева. И Ядвигу. И снова Бурцева. И снова Ядвигу.

Поляк шел врукопашную. За Освальдом топали верные своему пану Збыслав и дядька Адам. Посерьезневшие, помрачневшие. Глаза отводящие. Но готовые все же прикрыть тылы господину, коль уж начнется драка.

Елы-палы, этого еще не хватало!

– Эй, вы трое! Что, совсем белены объелись? – перед Бурцевым встал Дмитрий. Влезли и остальные. Разнимать.

Успели. Развели… Драки не вышло. Мордобой погасили в зародыше. На литвинского медведя Збыслава навалились новгородские богатыри Гаврила и Дмитрий. Против силы – двойная сила.

Дядьку Адама скрутили Бурангул и Сыма Цзян.

На Освальде тоже уже висели Джеймс и Хабибулла.

Недолго, впрочем. Рыцарь стряхнул обоих. Говорят, в состоянии аффекта в человеке пробуждается небывалая сила. Правильно, в общем-то, говорят…

Но первый – самый опасный – запал был истрачен. Пар ушел. Освальд глянул в глаза Бурцеву. Покачал головой. Процедил сквозь зубы:

– Слишком много мы с тобой пережили, Вацлав. Много дорог вместе проехали и много общих врагов изрубили. Благодари за то Бога.

– Освальдушка, не надо, успокойся, а? – попыталась приластиться к своему пану Ядвига.

Раньше ей это удавалось. Всегда. Теперь – нет.

– Уйди! – прорычал Освальд.

И ушел сам.

Вскочил в седло трофейного тевтонского коня.

– Пан Освальд! Обожди! – Збыслав и дядька Адам тоже рванулись было к лошадям.

• Предыдущая
• 30/65
• Следующая