Рыцари рейха - Мельников Руслан - Страница 57

• Предыдущая
• 57/61
• Следующая

— Мы должны были обогнуть Апеннины, войти в Тибр и держать курс на Рим...

О как! Все пути, значит, ведут в Рим. И водные в том числе. Но зачем туда понадобилось немецкому «раумботу»?

— Вам что, назначена аудиенция у папы? Цайткоманда вступает в переговоры с Римской католической церковью?

— Нет. У нас была иная задача.

— Иная? Взять Рим штурмом?

— Уничтожить Рим, — спокойно ответил пленник. — Ну, и кое-что еще...

Ну, точно, блин, сбрендил фашик!

— Не смеши, парень. Вашей лоханке, конечно, не составит труда потопить в морском бою любое здешнее судно или развалить какое-нибудь островное рыбацкое поселение, но Рим это все-таки Рим. 37-миллиметровой пушки на носу и кормового зенитного пулемета маловато будет, чтобы сровнять с землей такой город. Или... Или, может быть...

Бурцев глянул на Джеймса. Папский брави говорил ведь о готовящейся атаке на Рим. Говорил и о том, что Хранителей Гроба привлекла тамошняя платц-башня. А еще говорил...

Шпион и киллер Святого Престола был сейчас бледнее немца. Испарина на лбу, подрагивающая сталь кольтэлло в руке... Джеймс ловил каждое слово пленника. Прищуренные глаза сверлили спину человека за штурвалом.

...еще брави говорил, будто немцы замыслили раздолбать Рим, смести на фиг Вечный Город неким чудо-оружием. Блин, а если пресловутое вундер-ваффен — это и не сказка-страшилка вовсе, а объективная реальность?! Но как? Ведь катер... Всего лишь одинокий катерок с пушкой и пулеметом... да, быстроходный, да вместительный...

Вместительный!

— Что у вас в трюме?! — севшим от волнения голосом спросил Бурцев.

Немец снова медлил с ответом.

— Давай валяй, чего там. Раз уж помог нам угнать эту посудину из венецианского порта...

— Помог, — согласился немец. — Чтобы вы не сделали этого сами.

Новая загадка!

— Чего? Чего не сделали?

Нехорошая какая-то нервная усмешка на устах эсэсовца становилась все явственнее. Вообще-то, не улыбаются так сломленные предатели. Бурцев встревожился. Моторист походил на запуганного пленника все меньше и меньше. «Тянет время! — вдруг понял он. — Отвлекает внимание на разговоры! Специально тут гнилой базар развел, чтобы... Чтобы что?»

— Чтобы слишком далеко не уплыли...

Мля! Да на что этот тип намекает, в конце-то концов?!

А немец уже скалился не таясь — открыто, с издевкой. Правда, не смотрел при этом ни на кого. Застывший взгляд его так и прилип к стеклу капитанской рубки. Глаза горели фанатичным блеском. Парень был в диком экстазе. Полундра! Псих за штурвалом! Вот оно, блин, настоящее вундер-ваффен Третьего Рейха!

— Вы сдохнете! Все! — едва расслышал Бурцев восторженное шипение.

Нет, не псих! Скорее уж камикадзе! Такой пафос, такие откровения возможны лишь перед смертью. Когда уже все равно, когда все по барабану. Но когда очень хочется поставить точку. Громыхнуть, ошарашить последним словом, как кулаком об стол, прежде чем...

Они бросились к нему одновременно. И Бурцев, и Освальд, и Гаврила, и Джеймс. Но поздно, слишком поздно.

— Хайль Ги-и-и-и...!

Пленник резко крутанул штурвал, разворачивая катер на полной скорости влево, швыряя судно на отмель с двумя скалистыми выступами.

Крутой вираж едва не опрокинул посудину. Все, кто находился в рубке, повалились на вздыбившийся пол. Все, кроме фрица. Зазвенел, забряцал оброненный меч добжиньца. Бухнула о железо булава Гаврилы. На палубе послышались крики вперемешку с бранью. Пронзительно взвизгнула Ядвига. К счастью, балласта в трюме хватило, чтобы удержать «раумбот» на плаву.

А эсэсовец, вцепившись в штурвал мертвой хваткой, повиснув на нем всем телом, хохотал. Дико, безумно.

Отмель приближалась, отмель неслась, отмель летела к ним. Напрыгивала с каждым новым скачком взбесившегося «раумбота» с волны на волну.

Еще секунда или две. Не успеть! Ничего не успеть! Бурцев стиснул кулаки и зубы. Взвыл от отчаяния, беспомощно распластавшись на рифленом железном полу. Этот ублюдок уделал их как сосунков. Обвел вокруг пальца!

Катер выравнивался.

И мель — прямо по курсу. И не свернуть уже! Никак не свернуть!

Немец отлип от штурвала, сгреб в охапку корабельные бумаги. Бросился вон из рубки. То ли спешил утопить важные документы, то ли еще надеялся спасти.

Джеймс не дал. Ни того, ни другого. Не поднимаясь, из положения лежа, брави метнул кольтэлло. Нож настиг беглеца у выхода из рубки. Ударил острием под левую лопатку. Вошел в промасленную куртку.

Рана была несмертельная, но, кажется, довольно серьезная. Немец вскрикнул, дернулся неловко. Не устоял на шатком полу. Ловя воздух руками, повалился на спину. И сам же — собственным весом впечатал себе в ребра узкий клинок. Эсэсовец захрипел. На белых-белых губах вздулась целая гроздь кровавых пузырей.

А брошенный штурвал крутился. Туда крутился и сюда крутился... Катер мотнуло в сторону, в другую...

Если б наскочили на мель с прямого разгона да на полной скорости, точно, поубивались бы на фиг. Размазало бы всех по стенкам рубки и по палубе за милую душу. Повыбрасывало бы за борт.

Но крутой разворот и дикие маневры лишенного управления катера несколько ослабили инерцию движения. Они благополучно пронеслись сквозь скальную вилку. Впрочем, в благополучие сейчас верилось слабо. Удар. Толчок. Грохот. Скрежет. Вой перенапряженных двигателей... Из воды они вылетели на твердое, податливое, но основательное, цепкое, вязкое. Встали. Сели. Повалились с киля набок. Накренились. Черпанули воды. Увязли плотно и надежно.

Палуба сотрясалась и дергалась, как обезумевшая. Под ногами вздрагивало нутро катера. Откуда-то из-за кормы летели и летели брызги, песок, галька...

Отключить! Отключить долбаную машину, пока винты совсем не угробили, на хрен! Бурцев поднялся. Кое-как, по перекошенному, вибрирующему полу рубки добрался до приборов управления. Заглушил двигатели. «Раумбот» затих, умер. Но за спиной еще что-то стучало — глухо и без умолку.

Бурцев оглянулся. Освальд! Поляк, почем зря, лупил немца латной рукавицей. Пленник уже не смеялся и не улыбался. Даже не кричал. Зубы и кровавые сопли разлетались по рубке. Торчавшая из спины эсэсовца рукоять кольтэлло скребла металл.

— Пся крев! Пся крев! Пся крев! — выплевывал свои незамысловатые ругательства поляк.

Гаврила глухо стонал и ворочался под штурманским столом — видать, конкретно приложился головой. Джеймс пытался оттащить взбешенного добжиньца от немца. Бурцев поспешил на помощь брави.

— Прекратить!

Освальд не прекращал. Пришлось встряхнуть пана как следует, привести в чувство. Вроде успокоился. Застыл, дыша тяжело и глядя налитыми кровью глазами в разбитое лицо эсэсовца.

— Вы все равно подохнете! — чуть слышно изрек немец. — Все подох...

Больше он не произнес ни слова. Побулькал, похрипел с полминуты. Затих. Джеймс перевернул труп на живот, выдернул нож.

Бурцев сплюнул. Вышел из рубки. Покосился на люк грузового отсека. Люк как люк. Здоровый и запертый. Опечатанный. Опломбированный. С громадным замком. Ладно, еще будет время посмотреть, что упрятано в недрах катерка. А пока...

Он перегнулся через борт, осмотрел судно. Несколько дощатых щитов слетело с креплений и плавало сейчас на мелководье. Сорвался и, смяв палубные ограждения, вывалился за борт кран-лебедка. Но в остальном... Надо отдать фрицам должное — «раумбот» был сделан на совесть. Корпус катера достойно выдержал удар. Течи вроде нет. Огорчали, правда, погнувшиеся лопасти винтов, которым пришлось загребать не воду, а песок и морскую гальку. Но ничего, такая беда — и не беда вовсе. В общем-то, можно сказать, повезло.

И все же везунчики были невеселы. Бурцев — тот и вовсе минут пять молча вышагивал с каменным лицом по накренившейся палубе. А чему радоваться, если даже от берега как следует не отплыли? Вон, маячит еще на горизонте венецианская колокольня. Глянет какой-нибудь Хранитель Гроба оттуда в бинокль — а угнанный катер туточки, как на ладони. Да и без бинокля, наверное, их разглядеть можно. А ну как пошлют фашики вдогонку карательную экспедицию?

• Предыдущая
• 57/61
• Следующая