Бесы Черного Городища - Мельникова Ирина Александровна - Страница 54

• Предыдущая
• 54/83
• Следующая

– Смотрите! Смотрите! Они схватили ребенка!

Но Алексей и сам уже заметил пассажира из только что обогнавшей их коляски. Придерживая одной рукой шляпу, а в другой сжимая револьвер, громила в черном плаще и маске гигантскими прыжками мчался по тротуару. Мальчика в матросском костюмчике он держал под мышкой, и ножки того болтались, как у тряпичной куклы.

Женщина поднималась с тротуара. Оторванный рукав платья болтался на нескольких нитках, на щеке виднелась внушительная ссадина. Подхватив юбки и прихрамывая, она устремилась следом за похитителем. Но тот оказался резвее. Догнав коляску, он, как куклу, перекинул ребенка на руки второму пассажиру и на ходу заскочил в экипаж.

– Лиза! К женщине! – выкрикнул Алексей и прошелся по лошадям плетью. – Гони! – крикнул он что было силы. И лошади понеслись вслед за мчавшимися, точно метеор, рысаками похитителей.

Он даже не проверил, успела ли Лиза выскочить из экипажа. Стоя, продолжал нахлестывать лошадей, зная, что в этой ситуации Лиза с полуслова поймет приказ и артачиться не станет.

Конные экипажи едва успевали отворачивать в сторону от бешено летящих друг за другом колясок. Не было времени опустить кожаный верх, и он изрядно тормозил движение. Но Алексей не мог позволить себе отвлечься даже на секунду и молил только об одном: чтобы на мостовую не вздумал выскочить ребенок или вывалиться какой-нибудь растяпа. Однако прохожие, заслышав бешеное ржание и грохот колес по булыжному покрытию, в панике разбегались в разные стороны и жались к стенам домов.

Обезумевшие от беспрестанных ударов плетью лошади могли в любой момент выскочить на тротуар. Руки Алексея занемели, но тут его пролетка поравнялась с экипажем похитителей. Он перехватил поводья левой рукой, а правой выдернул из-за пояса револьвер.

– Стой! Стрелять буду! – выкрикнул он во всю силу легких и, не дожидаясь ответных действий, выстрелил в воздух.

Мгновенно из преследуемой коляски высунулась рука с длинноствольным пистолетом. Ударил выстрел. Пуля пролетела над головой правой лошади и, не задев Алексея, пробила дыру в кожаном верхе экипажа.

Лошади дико заржали, рванули в сторону и все же выскочили на тротуар. Многострадальное заднее колесо вновь задело, теперь уже за чугунный столбик коновязи. Рывок! И оно, дребезжа и виляя, покатилось по булыжникам... Алексея выбросило на мостовую. В запале он не почувствовал боли от удара. Вскочил на ноги и увидел только завалившийся набок экипаж и колесо, которое, ударившись о росшее на обочине дерево, тоже свалилось на землю. А коляска с похитителями исчезла, словно сгинула в преисподней.

– О дьявол! – с досадой выругался Алексей, разглядывая то, что осталось от блестящего и недавно приобретенного выезда Анастасии Васильевны. Он понимал, что супруга его начальника вряд ли потребует возмещения расходов на восстановление коляски. Но тем не менее придется ее ремонтировать. И это непременно влетит ему в копеечку... Алексей представить себе не мог, что будет оправдываться перед хозяйкой и объяснять ей причину аварии. Натворил дел – будь добр, исправляй их собственными силами. Этот завет Тартищева выполнялся в сыскной полиции едва ли не более свято, чем все, вместе взятые, заповеди богоугодной жизни.

Поляков с тоской разглядывал искореженный задок и изорванный в клочья кожаный тент экипажа. Тотчас его окружила толпа жаждущих зрелищ горожан: сочувствующих, негодующих, но большей частью обрадованных неожиданному развлечению. Сквозь толпу, бесцеремонно ее расталкивая и отчаянно ругаясь, пробился толстый городовой в летнем полотняном мундире. Остановившись рядом с Алексеем, он снял фуражку, вытер вспотевшую, бритую под ноль голову платком и, отдуваясь, приказал сиплым басом:

– Потрудитесь, сударь, пройти со мной в участок!

Алексей достал из кармана карточку агента и молча сунул ее под нос местному блюстителю порядка. Тот мгновенно утратил свой воинственный пыл.

– Извиняюсь, вашскобродие! – приложил руку к козырьку фуражки городовой. – Не признал-с! – И тотчас принялся теснить ротозеев с мостовой на тротуар.

Алексей приказал ему уняться и препроводить развалины экипажа в ближайшую каретную мастерскую. Сам же направился пешком в обратную сторону. Его нарядный летний сюртук представлял теперь еще более печальное зрелище, чем тот, который пострадал в Каинске. Один башмак просил каши, а шляпа слетела с головы во время погони. Лицо украшали синяки и разводы грязи. Со стороны это могло показаться забавным, но одного взгляда на мрачное лицо молодого сыщика хватало, чтобы понять: шутки с ним плохи, и в ответ на издевательские выкрики можно вполне схлопотать по физиономии...

Не обращая внимания на любопытные и сочувствующие взгляды прохожих, Алексей, слегка прихрамывая, добрался наконец до перекрестка, рядом с которым разыгралась трагедия. Толпа зевак и тут разрослась до неимоверных размеров. Страдальческие вздохи кумушек перемежались взволнованными мужскими голосами: здесь охотно выстраивали свои версии похищения, просчитывали варианты поведения злоумышленников и мотивы преступления.

– Ребеночка украли, изверги проклятые! – делилась с приятельницей новостями рябая толстощекая баба, по виду кухарка какого-нибудь чиновника тринадцатого разряда, а то и вовсе писаря или помощника делопроизводителя.

– Цыгане постарались, непременно цыгане! – Седенький, с цыплячьей грудью старичок в старой фетровой шляпе возбужденно хватал за руки своего соседа, рыжего, с толстой веснушчатой физиономией офеню, который напрочь забыл о своем коробе и с разинутым ртом наблюдал за тем, что происходит на тротуаре, не замечая, что какой-то голодранец запустил руку в его товар.

– Нет, то армяне! Оне детей воруют и туркам продают! – наконец изрек офеня и тут же, заметив вора, отвесил ему оплеуху, отчего тот покатился по камням, подвывая от боли.

– Какие армяне? – встрял в разговор мужик в поддевке и в картузе с лаковым козырьком. – Жиды это! Непременно жиды! Они свою мацу на православной крови замешивают! – Он смачно сплюнул на тротуар и бросил в рот добрую жменю семечек подсолнуха.

Не особо вежливо расталкивая зевак, Алексей пробился сквозь толпу к Лизе. Она прижимала к себе незнакомку, а та рыдала не своим голосом и все пыталась вырваться из Лизиных рук и бежать вслед за скрывшимся экипажем с похитителями. Волосы ее совсем растрепались, шляпка валялась на тротуаре, испачканная в грязи детская коляска лежала в сточной канаве вверх колесами...

Лиза заметила Алексея и помахала ему рукой.

– Сюда! Быстрее! – И когда он подошел, представила ему продолжавшую рыдать девушку: – Это мадемуазель Елена Коломейцева, воспитательница Темы, младшего сына председателя губернской судебной палаты Гейслера.

– Председателя?! Гейслера?! – Алексей едва сдержался, чтобы не выругаться в присутствии барышень. Что за новое наказание свалилось на его голову! Он представил на мгновение реакцию Тартищева на случившееся. Федор Михайлович и так не слишком ладил с Гейслером. Трения между ними возникали перманентно и не всегда разрешались мирно. Похищение среди дня ребенка, причем сына столь важного чиновника, было невиданным для Североеланска событием. Одно из двух: судье решили по-крупному отомстить или содрать с него приличный куш в обмен на жизнь малыша.

– Как вы здесь очутились? – спросил он воспитательницу. – Дом губернского судьи за добрый десяток кварталов от этого места.

Девушка вновь залилась слезами и в изнеможении повисла на руках у Лизы.

– Лена недавно в городе. Она отправилась с Темой на прогулку в парк и заблудилась, – пояснила Лиза и с осуждением посмотрела на Алексея, словно он задал не вполне уместный вопрос, а спросил нечто крамольное.

Алексей хотел сказать, что у человека имеется язык для того, чтобы узнать дорогу, а для дальних прогулок в приличных семействах принято нанимать извозчика или снаряжать собственный экипаж. Но увидел бледное лицо девушки и решил все неприятные вопросы задать чуть позже.

• Предыдущая
• 54/83
• Следующая