Грех во спасение - Мельникова Ирина Александровна - Страница 55

• Предыдущая
• 55/108
• Следующая

– Ну, Мария, ты меня удивляешь все больше и больше, – улыбнулся вдруг Митя, – то крепость с ходу форсируешь, то Сибирь, а теперь уже к Амуру подбираешься!

– Митя, – Маша нервно посмотрела на дверь, – у нас еще будет время более подробно поговорить о наших планах. Расскажи лучше, как ты здесь живешь, чем я могу помочь тебе и твоим товарищам?

– Помоги, если можешь, провизией, кормят здесь отвратительно. Каторжная норма не так уж и велика – шесть медных копеек в день. И всего лишь половина моих товарищей имеет возможность покупать себе продукты за стенами острога. Мы делимся с остальными чем можем, но этого крайне недостаточно. Нам разрешают тратить дополнительно на питание не более пятидесяти копеек. Цены здесь, конечно, смехотворные, фунт масла стоит всего две-три копейки, но наших денег явно не хватает. Две недели назад у некоторых заключенных началась цинга. Мордвинов, правда, велел заваривать хвою и поить ее настоем всех подряд, но пить ее и врагу не пожелаешь. Если сумеешь, достань чесноку. Его свободно можно купить у китайцев. Твоя хозяйка наверняка знает, как это делается, да и собственные запасы, видно, имеет. Холодец-то у нее с чесночком был. И еще, – Митя смутился, – уголовных клопы заедают. Достань скипидару, если сумеешь. Они им натираются. Мы с ними в хороших отношениях, подкармливаем, когда можем, а они летом картошки добудут, в золе испекут и нам несут... Уголовным гораздо проще, чем государственным. После работы им позволяют заниматься собственными делами, выходить из тюрьмы, а кандалы на них надевают лишь после второго преступления. Но наш острог тем и славится, что здесь много опасных злоумышленников, клейменных за побеги, притом неоднократные. А в остальном они обычные люди, которые мерзнут, хотят есть и пить, они, как и мы, носят ножные кандалы, и в руднике их тоже приковывают к тачке, и урок у них и у нас – одинаковый: хоть умри, но три пуда руды должен отвезти к бутарам.

– Хорошо, – сказала Маша тихо, – я постараюсь выполнить все твои просьбы и помогу твоим товарищам, чем смогу.

– Прекрасно! – Митя радостно потер ладони. – А теперь рассказывай, как вы жили этот год без меня. – Он опять придвинулся к ней, взял ее руки в свои ладони и слегка сжал. – Все, и без утайки, и про матушку и про батюшку. Кстати, почему отец не приехал с вами на станцию?

– Владимиру Илларионовичу внезапно стало плохо, когда он узнал, что я была в крепости и видела тебя. Поэтому мы не рискнули взять его с собой.

– Он что, серьезно болен?

– Нет, сейчас он чувствует себя несравнимо лучше, то есть в декабре, когда я прощалась с ними, он выглядел молодцом, честное слово! И легче ему стало после того, как он поверил, что сможет вскоре встретиться с тобой.

Митя недовольно нахмурился, но ничего не сказал и лишь попросил продолжать рассказ.

В следующие полчаса Маша поведала ему во всех подробностях о своих попытках заполучить разрешение на поездку и о приключениях, пережитых ею во время слишком долгого путешествия.

Митя слушал ее, не прерывая, только в удивлении приподнимал брови да улыбался иногда изумленно, в особенности когда она рассказывала о поединке с волками и встрече с молодым бурятским тайши. Маша вынула из саквояжа три орлиных пера и протянула княжеский знак Мите. Он молча повертел его в руках, отложил в сторону и задумчиво сказал:

– Возможно, это пригодится нам в будущем.

Машино сердце дрогнуло от радости. Кажется, Митя уже не так решительно настроен против ее плана, и, вполне возможно, вскоре удастся окончательно убедить его в необходимости побега.

Маша продолжила свой рассказ, но кошки скребли у нее на душе. О двух событиях она так и не рискнула сообщить Мите. Это был случай с графом Лобановым и сцена в доме Недзельских. О последней она упомянула лишь вскользь, заметив, что кольцо Алине вернула и просила ее хотя бы написать письмо своему бывшему жениху.

При этих словах Митино лицо повело как будто судорогой, он закусил губу, но, заметив ее испуганный взгляд, улыбнулся и тихо сказал: «Когда-нибудь ты узнаешь, что было в том письме, которое она все-таки написала». Он еще сильнее сжал ладони Маши, и девушка поняла, что письмо было не слишком приятным, если не сказать хуже. Но почему тогда он ждал свою прежнюю невесту с таким нетерпением? Неужели он до сих пор любит Алину и ей совсем не на что надеяться?.. Маша поспешно отвела взгляд в сторону, испугавшись, что глаза выдадут ее.

Митя притянул ее ладони к своим губам и несколько раз ласково поцеловал, потом поднял на нее затуманившиеся глаза и виновато улыбнулся:

– Это все, чем я могу тебя на сей момент отблагодарить! Посмотри, – он распахнул ворот рубахи и показал висящий на шее образок. – Честно сказать, я всегда помнил о твоем обещании, но даже представить не мог, что ты сюда пожалуешь. И сегодня, когда вдруг увидел тебя на крыльце, а потом здесь, в доме, в домашнем платье, в этих пушистых носках, румяную с мороза, сердце у меня так и сжалось, сразу твои слова про каторжанина вспомнил... Думаю, ну зачем я нужен этой милой девочке? Гляди, какие у меня руки! Разве можно такими руками обнимать молодую жену в первую брачную ночь? – Он усмехнулся, заметив, с каким неподдельным ужасом Маша рассматривает его ладони – все в ссадинах, старых и совсем недавних шрамах, с обломанными, кое-где почерневшими ногтями. – Страшно стало?

Маша молча покачала головой и вдруг прижалась к его рукам щекой, а потом совершенно неожиданно принялась целовать их, не чувствуя, что слезы ручьем бегут по ее щекам.

Митя обхватил этими шершавыми, с загрубевшей кожей ладонями Машино лицо, приподнял его и с веселым удивлением заглянул ей в глаза:

– Ну что ты, дурочка, расплакалась, это не самое страшное, что в твоей жизни еще встретится. Давай лучше поговорим о нашей будущей свадьбе. Мордвинов обещал разрешить ее после завершения поста. До этой поры ты будешь сравнительно свободной особой и даже сможешь вернуться назад, если вдруг передумаешь венчаться со мной. Да, а как мы расторгнем впоследствии наш брак? В России вряд ли это получится.

– Я надеюсь, в Америке мы без особого труда сделаем это. Говорят, на Аляске есть несколько православных церквей.

– А как ты думаешь вернуться в Россию?

– Я не собираюсь возвращаться в Россию, – Маша опустила голову, – но это не значит, что я каким-то образом стесню тебя, помешаю тебе устроить свою жизнь.

– Я уже понял это, – усмехнулся Митя, – особа ты сильная, независимая... Но как быть с Алексеем? Или вы договорились встретиться с ним в Америке? Кстати, как его дела? Почему-то я до сих пор не услышал ни единого слова о твоем драгоценном женихе.

– Ты не имеешь права говорить о нем с подобным сарказмом, – рассердилась Маша, – он очень старался облегчить твое существование в крепости. Помимо всего, он велел передать тебе вот эти цифры: 53–54 градуса северной широты, 142–143 градуса восточной долготы. Сказал, ты поймешь, что к чему!

Митя с удивлением посмотрел на нее и покачал головой:

– Действительно, я знаю, что это такое, но зачем он их тебе передал?

– Он сказал, что в конце лета «Рюрик» будет в этих местах. Так, говорит, на всякий случай. Вдруг удастся моя авантюра.

– Выходит, твой жених тоже считал подобное предприятие авантюрой? А ведь он человек рассудительный, трезвомыслящий. Ему нельзя не верить! Почему же ты все-таки не поверила ему и пошла наперекор его воле?

– Он больше не мой жених, Митя! Алеша вернул мое обещание выйти за него замуж, хотя сказал, что по-прежнему любит меня. Он очень не хотел, чтобы я уезжала в Сибирь, я настаивала, мы почти поссорились, и тогда он вернул мне слово. Правда, про корабль рассказал и ждать нас там тоже пообещал. И он продолжает верить, что когда-нибудь вновь сделает мне предложение и мы сможем пожениться...

– Святой человек Алешка, – вздохнул Митя и вдруг замолчал, глубокомысленно уставился в окно и через некоторое время недоверчиво посмотрел на Машу. – Ты ничего не спутала? Именно эти цифры Алексей назвал, не другие?

• Предыдущая
• 55/108
• Следующая