Ржавый Рыцарь и Пистолетов - Мельникова Ирина Александровна - Страница 36
- Предыдущая
- 36/79
- Следующая
Не хотелось шевелиться, лень было даже оторвать голову от подушки. И думать тоже не хотелось, ни о плохом, ни о хорошем. Даша просто купалась в своих ощущениях, томилась от сладкого ожидания и все же не решалась будить Пашу. В отличие от нее он не хозяин своего времени и очень редко может позволить себе поваляться в постели дольше положенного.
Солнечный луч скользнул тем временем с кровати на пол и запутался в длинных кистях ковра. Паша беспокойно заерзал головой по подушке, полежал еще несколько минут неподвижно, затем, не раскрывая глаз, привычным движением протянул руку к прикроватной тумбочке, на которой лежала пачка сигарет и зажигалка. Щелкнув ею, прикурил, взглянул на Дашу и рассмеялся.
– Все лежишь да улыбаешься! Ты просто классно улыбаешься, Дашка. Скажи, о чем ты думаешь?
Даша склонила над Павлом сияющее лицо, вынула у него изо рта сигарету и затушила о дно пепельницы.
– Не кури натощак.
– Не буду, – сказал он покорно и обнял ее. – Слава богу, мы с тобой не изменились. Со вчерашнего дня.
Она поцеловала его, и слова, которые Даша таила в себе все эти дни и ночи, неожиданно полились потоком:
– Паша, радость моя, солнце ненаглядное! Почему мы так долго шли друг к другу? Почему я не понимала, что только ты мне нужен? Все искала что-то, опасалась. Думала, взрывной он, самоуверенный, грубый. Спрашивала: а мне это надо, терпеть такого самодура рядом с собой? Что мне, других забот не хватает? Тебя ведь уже не переделаешь! Но и я, какая есть, такой и принимай. Меня тоже как только не называют – и гордячкой, и нелюдимой, и капризной, и хитрой, – всяко, бывало, понужали, от обиды, может, а скорее из зависти. А с тобой я, видишь, вся тут, как на ладошке, дунь – улечу, прикроешь рукой – останусь. Ведь сердце у меня бабье. А оно у нас мягкое, от ласки тает, от холода болит, от плохого житья в клочья рвется.
Паша, молча и не отрывая глаз, слушал ее. Даша напоминала ему сейчас золотой слиток, настолько она была переполнена солнцем и счастьем. В повороте ее аккуратной головки, в изгибе высокой шеи и линии тонких плеч, в поблескивающих глазах, в каждой черточке ее лица, в каждой частичке ее тела жила необъяснимая, неотразимо притягательная сила. У Павла сжалось сердце. Как же он любит эту поразительную, очаровательную и непредсказуемую женщину! Он обожает ее каре-зеленые глаза в тени густых темных ресниц, ее красивые точеные руки с длинными сильными пальцами. Сама Даша – тоже сильная, но и нежная одновременно. У нее не по-женски острый ум и весьма ядовитый язычок. Она сводила его с ума, злила, доводила порой до приступов бешенства, но сколько в ней накопилось страсти, какой она была чувственной и податливой в минуты близости! Павел на миг закрыл глаза и тотчас открыл их, чтобы не потерять, не упустить ни одного мгновения, когда они рядом, когда они так близки друг другу. Он уже не слышал, что говорила ему Даша, и смотрел на нее как зачарованный. Смотрел долго и напряженно, до рези в глазах, до слез...
А потом они снова любили друг друга, но игристый и взрывной, как шампанское, ночной чардаш сменился поутру нежным и трепетным венским вальсом...
После завтрака они собрались ехать в Сафьяновскую. Даша выпросила у Паши пять минут и позвонила Оляле, чтобы рассказать ему о своих последних снах. Двадцать с лишним лет назад Гриша провалился на вступительных экзаменах на исторический факультет Московского университета, больше попыток не возобновлял, окончил Суриковское училище, но в своей среде числился признанным знатоком российской истории.
– Гриша, – говорила она в трубку спутниковой связи, – меня беспокоит, что эти сны имеют явную историческую окраску. Ты знаешь, я в подобные дебри не лезу и звоню тебе по той причине, что очень хочу узнать: произошло ли на самом деле покушение на жизнь Александры Федоровны в тот момент, когда она была еще женой наследника? В покушении участвовали два боевика «Народной воли» и девушка. Боевиков, это я видела во сне, казнили, а девушку помиловали, правда, после того, как ей накинули петлю на шею.
– Такие помилования за секунду до казни были в то время в моде, – отвечал Гриша. – Но что касается покушения на Александру? Нет, об этом я что-то не слышал. По-моему, это твои фантазии, Дашка. Душа, видно, просит! Пора тебе переходить на исторические романы.
– Может, это было как-то засекречено? – не сдавалась Даша. – Какая-то жандармская операция? Ведь я их вожака видела дважды, второй раз в форме жандарма. Вполне вероятно, это было провокацией, чтобы ликвидировать очередную террористическую группу...
– Дарья, – сказал Гриша сурово, – ты на голову больная! Видишь, точно Менделеев, сюжеты своих книг во снах, но это не исторические факты, уверяю тебя. Одно скажу, сюжетец просто замечательный. Напиши роман – не прогадаешь!
– Ну, тогда чушь полнейшая, – вздохнула Даша, – если не считать, что тебя тоже во снах вижу постоянно, прости, но в виде юродивого. А у жандармского ротмистра, того, что сдал боевиков, было лицо Влада, а в последнем сне его голова плавала в чаше, которую мне колдунья показала.
– Нет, точно у тебя крыша поехала! – констатировал Оляля. – Ты психиатру покажись. Неужели не понимаешь, что эти сны всего лишь отголоски прошлых неприятностей? Твоя буйная фантазия рождает почти достоверные образы: эта революционерка, колдунья, боевики, юродивый, наконец. Ты отождествляешь себя именно с той особой, которая стала жертвой измены, вот и вся разгадка! Хорошо, что это происходит во сне, а не наяву!
– Я поняла, я все поняла, стоит мне перестать считать себя жертвой, и все пройдет!
– Конечно, ты это знаешь лучше меня, – засмеялся в своем Краснокаменске Гриша и ехидно справился: – Как там Паша? Жив еще?
– Откуда ты знаешь? – поразилась Даша.
– А кто еще мог предоставить тебе спутниковую связь? – удивился Гриша. – К тому же в «Настоящей газете» уже доложили, что позавчера вас видели вместе в одном из ресторанов, а после вы на пару куда-то исчезли, и никто не знает куда... Я не хотел тебе говорить, но этот парень из МЧС, что спас тебя, звонил, спрашивал твой телефон. Я не дал, Танька тоже ему отказала. Ты же нас не уполномочила беседы с ним вести. Вдруг проходимец какой!
– Ну, Лялька, ты даешь! – только и успела сказать Даша, потому что связь в этот момент прервалась...
Выехали они в Сафьяновскую сразу после завтрака. Над миром сияло ослепительно яркое солнце, на небе легким лебединым пухом, словно изморозь на огромном окне во вселенную, лежали прозрачные облака. Но над горами, похоже, бушевал ветер. Там грудились, вспучиваясь над горизонтом, клубились над тайгой, заслонив собой яркую синеву неба, лиловые тучи.
Но Даша теперь не боялась ни ветра, ни этих безобразно расплывшихся туч. Сегодня рядом с ней находился Паша, который пел песни, рассказывал анекдоты и балагурил не переставая. «Форд» почти бесшумно мчался по трассе, и они все время говорили, говорили, словно всласть и сполна хотели наговориться перед долгой разлукой.
Даша могла вернуться в Краснокаменск только через три месяца, в начале весны. Было много неотложной работы, в том числе над новой книгой, которую она хотела закончить к концу января. Затем предполагалось пару недель отмотать в Москве в Исторической библиотеке. Вольно или невольно, но Оляля полностью уничтожил ее сомнения по поводу написания исторического романа. «Последняя любовь Чингисхана» – так он будет называться. И в нем она расскажет, как большая, но безответная любовь победила великого полководца и завоевателя...
Даша вздохнула. С этой идеей она носилась два года, однако все как-то не смела к ней подступиться. И вдруг события последних дней, абсолютно далекие и ничем не связанные с той дикой еще эпохой, заставили ее взглянуть на древнюю легенду совсем другими глазами, возможно, в этом ей помог Паша. Рядом с ним она чувствовала себя намного сильнее и увереннее.
– Ты чего вздыхаешь? – спросил Паша. – Выйти хочешь? По нужде?
- Предыдущая
- 36/79
- Следующая
