Выбери любимый жанр

Россия и русские в современном мире - Нарочницкая Наталия Алексеевна - Страница 86

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Так бы все и выглядело, если бы не приход к власти Гитлера, заявившего, едва заняв место канцлера, о своем намерении оспорить Версальский договор, жертвой которого, наряду с большевистской Россией, считала себя и Германия.

Без особых усилий он вводит войска в демилитаризованную левобережную Рейнскую область и присоединяет к новому Рейху Сарр (1934), хотя его угольные шахты отошли по контрибуции к Франции. Поскольку, помимо словесных, иных реакций со стороны гарантов Версальского договора Франции и Великобритании не последовало, — они разошлись во мнении по данному вопросу, — Гитлер присоединяет далее Австрию (1938), заручившись уже постфактум поддержкой большинства ее населения, и предпринимает захват Судетской области, аннексия которой будет позже ратифицирована и Францией, и Великобританией, так как официально, согласно Мюнхенскому соглашению, это должно было стать залогом мира. Не будучи допущенными до участия в Мюнхенской конференции, которую Ромэн Роллан назвал «дипломатическим Седаном», Советы выступили в роли простых наблюдателей, тем не менее, очень внимательных наблюдателей, не испытывающих по поводу происходящего никаких иллюзий.

Ведь автор «Mein Kampf» вовсе не собирался останавливаться на достигнутом: воодушевленный потворством Великобритании, которая в то время стремилась, как пишет автор, с помощью своей политики «умиротворения» перенаправить захватническую политику Германии в сторону СССР, германский канцлер оккупирует весной 1939 г. Чехо-словакию, что на этот раз вызывает резкую критику Великобритании и Франции, став своего рода прелюдией к войне.

Такова была обстановка, предопределившая сближение в германо-советских отношениях, которое развивалось в режиме секретности на протяжении месяцев и которому проложили дорогу нерешительность и близорукость франко-британского союза. Желая как можно дольше оттянуть момент выбора из двух зол меньшее, поочередно сталкивая Гитлера со Сталиным и наоборот, Франция и Великобритания неожиданно для себя оказались перед фактом заключения пакта Молотова — Риббентропа — пакта, противоестественного с точки зрения Мюнхенского соглашения, но который вряд ли сегодня всерьез можно считать единственной причиной войны — к ней готовились все, — равно как и утверждать, что он якобы, согласно некоторым оценкам, указывает на определенное сходство между двумя режимами.

Читатель найдет детальное изложение событий, в котором Наталия Алексеевна освещает советскую позицию, противопоставляя ее, в частности, уловкам британской дипломатии, а также напоминает о забытых сегодня действиях Польши, которая после Мюнхенского соглашения просила у Гитлера пересмотра своих границ, мало заботясь при этом о своих соседях. В общем-то, германо-советский пакт, развязавший Гитлеру руки на Западе и окончательно добивший Версальский договор, имел целью спутать карты и нарушить планы основных участников событий, предоставив Сталину некоторую отсрочку и неожиданные территориальные преимущества. В глазах такого опытного дипломата, каким был Киссинджер, цитаты которого неоднократно приводит нам автор книги, этот пакт о ненападении являлся, поистине, мастерским ходом Сталина, обеспечившим ему максимум преимуществ, не выходя за традиционные дипломатические рамки; и даже если Блицкриг в июне 1940 г. нарушил планы Сталина, надеявшегося на то, что в изнурительной войне воинствующие «империалисты» истощат друг друга, этот противоречащий логике пакт на некоторое время сумел все же отвести от СССР немецкую агрессию, нарушив в корне всю стратегию Гитлера, который вместо того, чтобы напасть на СССР, как это явно угадывалось в его первоначальных замыслах, повернул на запад.

И вот мы вплотную подошли к войне 1941–1945 гг., легшей в основу этой книги.

Как известно, Сталину не удалось воспользоваться полученной им отсрочкой для укрепления дезорганизованной вследствие чисток Красной Армии, не воспользовался он (по невыясненным причинам) и неоднократно повторявшейся информацией из разных источников, советских и иностранных, о готовящемся нападении немцев с указанием даже его точной даты. Именно этим объясняются тяжелые поражения советских войск в первые недели войны, которую сразу же, по аналогии с Отечественной войной 1812–1813 гг., стали называть Великой Отечественной войной, придав ей также статус «священной» войны, которая, как и в 1812 г., велась против вражеских «нехристей».

Остановимся ненадолго на этих терминах, заслуживающих отдельного объяснения: первый был озвучен еще 22 июня 1941 г. митрополитом Московским, который в своем письме, обнародованном в каждом православном приходе России, предостерегает верующих от любой попытки сотрудничества с бессовестным и коварным врагом, и это — несмотря на жестокие гонения, которым подвергалась церковь за двадцать лет советской власти. Через десять дней, обращаясь не только к своим согражданам, но к своим «братьям и сестрам» — выражение, взятое из православной традиции, призывающее верующих к проявлению стойкости и объединению в священный союз, — Сталин взывает к народу и призывает на помощь былую военную славу и славное прошлое царской России. Он повторит это и через год, 7 ноября, назвав не только Пушкина, Толстого и Чехова, но и Плеханова, Белинского (список далеко не полный) и, конечно же, Суворова, Кутузова, вплоть до Александра Невского, — мы найдем в его речи все имена, которые неизменно составляют величие России, а некоторые из них непосредственно связаны с победами 1812–1813 гг.

Прозвучавшая вслед за обращением митрополита речь Сталина окончательно укрепила начатое в 30-х гг. возвращение таких понятий, как русский и даже православный патриотизм, а также способствовала восприятию войны именно как отечественной, а не оборонительной, которая так и войдет в историю под этим именем. Кроме того, советское правительство сразу после победного завершения Сталинградской битвы, дабы укрепить героизм бойцов, пошло даже на то, чтобы разрешить выборы нового патриарха, место которого оставалось незанятым после смерти в 1924 г. патриарха Тихона; и в довершение же, чтобы угодить своим западным союзникам, правительство распускает Третий Интернационал, основанный в марте 1919 г. под именем Коминтерна и не отвечавший более требованиям времени, как, впрочем, и сам Интернационал, на смену которому пришел новый национальный гимн с патриотическими акцентами.

На протяжении всей войны Сталин, получивший звание генералиссимуса, будет отождествляться с этой борьбой за «право существования» России, превратившейся в одно большое поле брани; он не только сумеет извлечь урок из своих грубейших первоначальных стратегических просчетов, но и стать в глазах советских людей отцом и символом «Великой победы» 1945 г.; таким он станет и в глазах союзников, не скупившихся в лице различных представителей дипломатии на похвалы в адрес их мнительного визави, отмечая его дальновидность, прагматизм и решительность. Приведем по этому поводу свидетельство Уинстона Черчилля, которого, наверное, менее всего можно заподозрить в просоветских настроениях: «России очень повезло, — скажет он в 1959 г., выступая в Палате лордов по случаю 80-летия покойного диктатора, — что в годы тяжелейших для нее испытаний во главе ее стоял гений и несгибаемый полководец Сталин […]. Это был человек необычайной энергии, твердой воли, прямолинейный, жестокий, бескомпромиссный в беседе, что даже я, получивший закалку в английском парламенте, не мог ничего ему противопоставить в ходе переговоров […]. Он обладал глубокой мудростью, абсолютной устойчивостью к различного рода панике и превосходной логикой. Ему не было равных в умении находить выход из безвыходных ситуаций в самые трудные моменты. Это была удивительно сложная личность.»

Эти несколько строк очень далеки от набивших оскомину стереотипных обвинений и помогают лучше понять, почему память о «великом Сталине» остается вопреки всему в сознании россиян (и бывших советских граждан) неразрывно связанной с победой, которая, как подчеркивает автор, вернула России ее исторический статус «великой державы», утраченный в 1917 г., а потом и в начале 90-х гг., часто сравниваемых со Смутным временем.