Последний дракон - Кобербёль Лине - Страница 48
- Предыдущая
- 48/64
- Следующая
Внезапно на том месте, где он стоял, появилось зеркало. И в этом зеркале я увидела себя…
Девочку, которая по-настоящему не была еще человеком. Окаменевшая и несчастная. Статуя, которую душит обвивающий ее плющ… Неужто это?..
— Это так легко! — прошептал Ацуан. — Так легко освободиться!
И вдруг это произошло.
И никакого выбора: то или другое.
Просто и то и другое вместе!
Зеленые щупальца плюща ослабили свою хватку и упали, будто лопнувшие цепи. Статуя заморгала и ожила. Девочка, быть может, еще не такой человек, как другие люди, но и никакое не чудовище. Это я, это всего-навсего я.
— Вот видишь! — сказал Ацуан. — Я знал, что ты можешь сделать это. Идем! Я отведу тебя туда, где твоя настоящая родина!
Оса жалит
Хижина была так мала. Намного меньше, чем тогда, когда я увидела ее в первый раз. И Ацуан… он тоже казался куда меньше.
— Теперь спи! — велел он и поднял с пола одеяло. — Я хорошо знаю! Это была тяжелая поездка. Но теперь ты можешь немного отдохнуть, прежде чем мы отправимся домой.
Но я не устала. Все мое тело гудело от прилива сил. И как я могла уснуть, когда столько нужно было сделать? Я повернулась к Ацуану.
— Мне пора в путь! — сказала я. — Лошадь я забираю. Можешь следовать за мной, коли хочешь, но советую тебе отстать от меня!
Ошарашенный, он молча стоял с одеялом в руках, будто собирался набросить его мне на голову.
— Ты не смеешь! — начал было он. И тут он встретил мой взгляд.
Сила Пробуждающей Совесть и сила Дара Змеи. Истина и Сон. Страна Призраков жила отныне во мне и всегда пребудет там. Нити, сотканные из тоски, и жизни, и правдивых снов. Я была зеркалом, в которое он мог заглянуть. Он увидел бы там самого себя. Такого, каким он был когда-то, каким был теперь и каким может стать. Думаю, он увидел свою собственную смерть.
Он не произнес ни слова. Он издал лишь какой-то жалобный звук и сжался.
— Я не принадлежу ни тебе, ни твоему роду! — сказала я. — Я не принадлежу никому!
Он не пытался остановить меня.
— Не смотри на меня, — лишь прошептал он. — Не начинай снова…
Я не смотрела на него. Я нашла отцовскую флейту в его поклаже и ушла. Флейта да лошадь. Это было все, что я захватила с собой.
Туманно внутри и снаружи, в душе и на воле. Густой холодный туман плотной пеленой лежал меж деревьями, потому что снег уже начал таять. Капало с ветвей, а время от времени ком талого снега отрывался от дерева и падал на морду усталой лошади. А в самой себе я по-прежнему видела его — сверкающий серый туман Страны Призраков. Но я видела и нечто другое. Я видела светящиеся нити, которые указывали путь сквозь серый туман. Их было меньше вокруг меня, чем раньше. Но одна из нитей светила ярче других и проходила, будто тропа сквозь туман. Я следовала за этой нитью в обоих мирах — в бодрствующем и в ином. Там, где я скакала верхом наяву, не было ни дороги, ни тропки. Но я никогда, даже на миг, не колебалась, и казалось, что каурая кобыла знала, куда я держу путь, потому что ей не нужны были понукания, чтобы следовать моему пути.
Рано или поздно силы иссякают. Но даже когда меня охватывал озноб, даже когда мне все труднее и труднее было держаться на лошади, даже тогда я видела ее — светящуюся нить.
Позднее мне рассказывали, что я проехала прямо мимо караульных у ворот так, что они не видели меня, что я внезапно оказалась посреди лагеря верхом на измотанной лошади, которая едва держалась на ногах. Мне говорили, будто я походила на привидение и что сначала никто не осмеливался подойти ко мне.
— Дина!
Я закрыла глаза, чтобы не глядеть на него, потому что он этого терпеть не мог, а я не хотела причинить ему зло. Но я почувствовала его руку на моей и позволила помочь мне спешиться.
— Дина, что случилось?
Но…
Даже с закрытыми глазами я заметила: это не то, чего я ожидала. Я была так уверена, что это были следы Нико, за которыми я следовала, что это он ждал меня в конце той нити судьбы. Но этого не случилось. Меня так ошарашило, что я открыла глаза.
Не Нико!
Тано!
Тано? Ведь он не мог терпеть меня! Как же получилось так, что нить его судьбы вплелась в мои? Я не в силах была понять, как это случилось. Я только закрыла глаза и, будто упавшее дерево, рухнула в изнеможении в снег.
Голоса! Голоса во мраке:
…опасный! Этого не может быть!
…говорю тебе, она светилась…
Я не в силах была открыть глаза, мои веки, казалось, накрепко склеились меж собой и налились тяжестью. Я уловила чувство страха в их голосах. И я не хотела увидеть этот страх в их глазах.
…одно дело — Пробуждающая Совесть, по здесь… погляди на нее. Лежит себе там девочка как девочка. Обыкновенный человек. Однако…
…да нет! Что ты! Так люди не выглядят!
Я почувствовала теплые капли слез на щеках. Ведь я не хотела, чтоб они боялись меня. Я хотела лишь…
— Убирайся! Оставь ее в покое!
Кто это? Был ли то голос Тано?
— Мы только поглядим!
— Тогда убирайтесь в другое место и глядите там. Она ведь не зверь, на которого можно пялиться!
Да! То был Тано! Тано, который изо всех сил защищал меня.
— Может, и не зверь. Но и не человек тоже, Тано!
На миг все стихло. А потом Тано только и произнес:
— Да, она — человек.
Словно говорить было больше не о чем.
— Дина? Дина, проснись.
Но теперь это был не голос Тано, надо мной звучал голос Нико!
Я медленно открыла глаза. Дневной свет струился сквозь покров еловых ветвей надо мной, но то был холодный, враждебный зимний свет. И я больше не чувствовала себя могучей и полной сил.
Мне захотелось по малой нужде. Мне так захотелось, что я просто не понимала, как это я давным-давно не проснулась.
— Как ты?
— Хорошо! — ответила я, не в силах думать ни о чем другом, кроме своей нужды. — Нико, погоди немножко.
Я выкатилась из-под одеяла, которым кто-то накрыл меня, и быстро, как могла, встала.
Мне показалось, что повсюду были люди. Лагерь был куда больше, чем я представляла себе. И куда, черт побери, можно пойти, чтобы сделать свои дела без помех?
— Дина… — Нико положил свою руку на мою.
— Скоро приду, — сказала я и пустилась бежать наискосок через весь лагерь, в лес и за куст…
Нико стоял на том самом месте, где я оставила его, рядом с укрытием для зашиты от ветра, которое, очевидно, было моей ночной постелью.
— Ну как, теперь тебе лучше? — спросил он, криво улыбаясь.
— Куда лучше! — ответила я. — Какой огромный лагерь!
— Да! — согласился он, и улыбка исчезла с его лица так же быстро, как появилась. — Предводитель собрал немного больше людей, чем я ожидал.
— Это плохо?
— Это хорошо!
Но голос его звучал невесело.
— Предводителя не было, он отсутствовал по делу, но как раз вернулся назад, — сказал Нико. — Он охотно поговорит с нами.
— А успею я сперва что-нибудь поесть? И попить?
Он протянул мне свою фляжку с водой:
— Вот! А поесть… пожалуй, будет немного сложнее. У Предводителя множество дел, так что мы не можем заставить его ждать.
Предводитель внимательно оглядывал лучников.
— Заметь номеру три справа, что он чересчур натягивает тетиву, — сказал он худощавому, жилистому человеку, стоявшему рядом с ним.
— Я уже говорил ему об этом, — ответил худощавый. — Раз тридцать только сегодня. Но кто слушать не желает, тот все уши затыкает!
Бродяга![22] То был Бродяга, стоявший там и выглядевший как самый обычный человек.
Когда видишь его теперь, чистенького и опрятного, без ран и синяков, трудно узнать в нем маленького забитого лазутчика, что пытался обдурить Вальдраку дурацкими стишатами и притворным сумасшествием. Но рифмоплетом он остался по-прежнему.
22
См.: Кобербёль Лине. Опасное наследство. СПб.: Азбука-классика, 2005.
- Предыдущая
- 48/64
- Следующая