Три дня без чародея - Мерцалов Игорь - Страница 24

• Предыдущая
• 24/101
• Следующая

Пламя свечей дрогнуло, вода в миске заискрилась, замерцала.

Вот оно, самое главное Имена произносятся тихо, но внятно. Бывалые волхвы с этого порой и начинают; Наум бы тем же обошелся. Когда-нибудь и Упрям достоин будет силы такой… Стоп, только не отвлекаться!

Вода подернулась дымкой, но через миг очистилась и явила «отраженное извне», как называл это Наум, — башню. Более чем знакомую, потому что это была похожая на кремль башня дивнинского чародея.

Упрям сморгнул в удивлении и не заметил, как сменилась картинка. Теперь в миске отражался… Невдогад. Склонился над картой, пальцем водит, одним глазом в «Землеописание Запада» заглядывает.

Ученик чародея разочарованно подул на воду, изгоняя видение. Где-то он ошибся. И наверняка ошибка простейшая — может, не стоило перед волшбой в загадки вдумываться да Невдогада поминать? Досадно — как-то аж по-детски, до слез. Вот вечно так!

Еще раз перечитав свиток, убедился: внешне все правильно. И свечи по сторонам света ровно стоят, и миска чистая. Может быть, он сбился в тот миг, когда стал мечтать о силе волшебной, о чарах мгновенных? Недостойно сие, ибо завистью попахивает. И неумно. Придется все по новой начинать.

Погасив и снова затеплив свечи, Упрям повторил слова заклинания, только вместо книги взял куклу. Один и тот же предмет дважды подряд использовать не советуют, хотя он и пропитывается магией и зачастую «запоминает» свое первое заклинание. Вот, например, котел иноземный — вполне возможно, что Наум, вернувшись, строго накажет за него Упряма, ведь котел уже второй день находится под чарами! Не исключено, что котел теперь будет пригоден только для полетов…

Или не поздно еще снять заклинание?..

Не отвлекаться!

Поздно — после слов «да мне покажите» в миске опять возник Невдогад, теперь уже сосредоточенно что-то пишущий (вот нахал, даже не спросил разрешения взяться за письменный прибор!). Леший побери его, да что за невезуха? Ладно, попробуем с гребешком.

Давя в себе раздражение, Упрям принялся переколдовывать, но на сей раз волшба его окончилась совершенно непредвиденно. Уже на словах «как тверд камень Алатырь» вода в миске явила Невдогада, а пламя свечей взбухло, рванулось к потолку, сплелось в жаркий клубок, а из него выпорхнул великолепный сокол в золотом оперении. Не узнать его было трудно: это его истинное имя следовало произносить вперворяд, а имя это настолько тайное, что даже в самых редких магических книгах упоминается не всегда. Волхвы уважительно зовут этого сокола Востоком или Солнечным Лучом. Сам Сварог его поставил присматривать за Правдой богов на земле, надзирать за судом, закон оберегать, главным среди своих соколов назначил…

— Разуй глаза, дубина стоеросовая! — проклекотал сокол, не без труда приглушая громоподобный свой голос. — Остолоп, делать нам нечего, кроме как Василису тебе указывать. И как только Наум такую бестолочь взял в ученики? Ты гляди в миску-то, гляди!

Потрясенный и еще не до конца понимающий, что происходит, Упрям опустил глаза. И вода показала ему, как Невдогад, воровато оглянувшись на дверь, стянул с головы малахай.

И рассыпались по плечам льняные локоны. Немного слежавшиеся за сутки, но все равно роскошные. Василиса расчесала их пятерней, проветрила и со вздохом принялась опять упрятывать под малахай.

— Дошло? — осведомился устроившийся на столе Восток.

— Дошло, — дрогнувшим голосом признал Упрям. — Дошло, о зоркий служитель Сварога Справедливого, мудрый прекрасный Солнечный Луч…

— Не подлизывайся, — сурово оборвал его сокол. — По уму, стоило бы запретить тебе на веки вечные мое имя призывать. Но… из уважения к Науму и ради земли славянской… так уж и быть, запрет мой только до полудня продлится. Хотя я бы на твоем месте самое меньшее до завтра поостерегся бы волхвовать.

— Спасибо тебе, Солнечный Луч!

— На здоровье. Обращайся, если что, — хмуро ответила птица и исчезла в яркой вспышке.

Свечи погасли сами собой. А Упрям, проморгавшись, увидел, что на полу, у ножки стола, нежно золотится неземным светом оброненное перо. Счастливый дар!

— Спасибо, Солнечный Луч, — повторил Упрям, прибирая перо.

И только потом подумал: если до крайности (и, что греха таить, не без причины) рассерженная вечная птица все-таки делает поистине царский подарок — не иначе, по велению самого великого Сварога, — то уж никак не ради бестолкового недоучки. Сколь же большие труды ему предстоят?

— Но почему? Как совести хватило? Ведь ты же знал… то есть знала, что от этой свадьбы не только Твердь — честь земель славянских зависит!

— Прямо так и зависит, — привычно низким голосом ворчала Василиса, — А может, я не сразу узнала? Может, батюшка не удосужился мне всего рассказать? Знаешь, как обидно было?.. Заходит и говорит: все, мол, решилась твоя судьба, жених со сватами уже в пути. Будто горничной велел пыль повымести.

— У него на сердце, поди, камень лежал.

— Ага, вот и захотелось родной доченьке такой же камушек подкинуть!

— Не злись на отца. Ему решение трудное выпало. А ты с обидами детскими в делах государственных…

— Да знаю я, знаю, — отвернулась Василиса, комкая в руке малахай. Упрям, однако же, успел заметить предательский блеск в ее глазах. — Все знаю. И, конечно же, вернусь. И буду послушной. И за урода этого замуж пойду. Но что же, совсем норов не показать?

Княжну в Дивном любили. Славили красавицей и разумницей. Шестнадцати весен от роду, уже два года она старалась помогать отцу, вела хозяйство не только в кремле, но и в гостином дворе, где купцы останавливались, и в Иноземном подворье, где послы разных стран обитали. Принимала, привечала, «дивную красу земли славянской собою являла», как начертал в летописании один ладожский волхв. Занималась Василиса и делами торговыми: выезжала с нарочным боярином в окрестные селения и следила, чтобы купцы мимо ярмарки товар втридорога народу не продавали. За то прозвана была народом Премудрой и Ласковой.

Доброту ее все знали. Но знали и то, что норов у нее горячий, хотя о том предпочитали помалкивать. А если кто из иноземцев это вслух примечал, искренне советовали держать рот на замке.

— А что, он еще и урод? — помолчав, сочувственно спросил Упрям.

— А я знаю? Уж наверное… Да разве в этом дело? Будь он хоть красавец писаный разэтакий — все равно урод, урод, урод! А ну его в болото. Два дня еще пожить, а потом и думать о нем.

— Когда хочешь вернуться?

— Когда ты придумаешь, как это сделать. И не строй лицо. Лас видел, что мы с тобой на одной постели спали.

— Так ведь… это ж…

— А ему откуда знать? Да он один раз языком сболтнет — и все, опозорена я.

Упрям почувствовал, как стремительно потеет его спина.

— Надо ему, это самое…

— Ни в коем случае! — твердо заявила Василиса, — Тогда он точно решит, что мы вину укрываем. И батюшке доложит с полным правом как честный служака.

— Так как же…

— Думай.

— Н-да… Слушай, а как ты мои слова угадываешь? — подивился Упрям.

— А у вас, мужиков, одни слова, когда до девичьей чести доходит: тык-мык, да тык-мык.

— И откуда же ты так хорошо это знаешь?

— Знаю — и все, — слегка покраснела Василиса, стараясь не подать виду. — Тебе-то что? Или решил всерьез о чести моей позаботиться? Где уж тебе. Это сгубить девицу доверчивую каждый горазд…

• Предыдущая
• 24/101
• Следующая