Выбери любимый жанр

Васек Трубачев и его товарищи (книга 2) - Осеева Валентина Александровна - Страница 27


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

27

Мигали в траве зеленые светляки, прятались в темных зарослях лесные цветы, молчали птицы. Сквозь верхушки деревьев просвечивало темно-синее небо. Набегал ночной ветер, шевелил влажные от росы листья; просыпались совы, и в лесу становилось неспокойно.

Генке слышались шорохи и шепот, треск сучьев. Он пугливо озирался и, ведя коня за поводок, спускался с ним в овраг. Прятал его в густых камышах около реки.

Закрутив на руке длинный поводок, Генка садился на берег и смотрел на воду. В речной воде уплывали вместе с течением облака и звезды. А в глазах у Генки мчались по волнам на боевых конях бесстрашные бойцы… Мчался впереди всех Гнедко, управлял им лихой командир; горела у него на шапке красная звезда, в поднятой руке сверкала острая шашка. В кучу врагов врезался лихой командир, топтал их копытами верный конь…

Счастливая улыбка трогала Генкины губы.

Забывшись коротким сном, бессильно падал он головой в росистую траву, и во сне слышался ему тихий, пытливый голос деда:

"Може, и не побачимся мы с тобой, Генка, а?"

Яркие светлячки дедовых глаз с острой тоской смотрели на внука.

Генка крутил головой, съеживался в комочек:

"Може, и не побачимся, диду…"

Поднимались от влажной земли родные, знакомые запахи, склонялись над Генкой прибрежные травы, и предостерегающе шуршали высокие камыши:

"Берегись, Генка! Налетят фашисты — отнимут у тебя коня. Будет он врага на своей спине носить, копытами родные поля топтать!"

Заноет у Генки сердце, крепче сожмет он в руке поводок:

"Не будет мой Гнедко под ворогом ходить! Ускачем мы с ним в темные леса, в глухие чащи…"

Качаются над водой строгие камыши:

"Зачем прятаться боевому коню в лесу от врага? Кто ж раненого бойца с поля битвы вынесет? Вставай, Генка, ступай на широкий шлях — не проедет ли мимо лихой командир, не попросит ли у тебя боевого коня…"

Бежит сон от Генки. Встряхнувшись, вскакивает Генка на ноги, обнимает за шею Гнедка.

Что, как правда отнимут коня фашисты? Не боевая слава, а позор покроет голову его хозяина.

Садится Генка на своего коня, сжимает его крутые бока босыми пятками и, пригнувшись к мягкой гриве, стрелой летит на широкий шлях.

Осветит месяц темную холеную шерсть коня, застучат по камням его звонкие копыта. Натянет поводья Генка, встанет на широкой белой дороге и ждет — не проедет ли мимо лихой командир, не попросит ли у него боевого коня. Долго стоят конь и всадник, облитые светом месяца, не знают, куда повернуть. Задымится над ними небо, завоют вражеские моторы, задрожит от ударов земля. Насторожит Гнедко уши, повернет к хозяину тонкую морду; не двинется с места Генка… Ждет!

Глава 25

ВАСЕК ТРУБАЧЕВ

Бобик звонким лаем извещает хозяев о госте. Матвеич открывает дверь, глядит на дорожку:

— А, хлопчик! Здорово, командир!

Из окошка высовывается серебряная голова Николая Григорьевича. Глаза старика так похожи на глаза Сергея Николаевича, что Васек, поздоровавшись с Матвеичем, радостно бежит к окошку.

— Иди, иди, пионер! Что давно не был у нас? Как там дела, а? — Старик долго держит в своих ладонях твердую, загорелую руку мальчика. — Как там команда твоя? Живы, здоровы?.. Угости-ка медком его, Матвеич!

Васек проходит в кухню.

Матвеич наливает ему в миску янтарный мед, кладет кусок хлеба:

— Ну, как в селе? Рассказывай, что знаешь! Васек макает в миску хлеб и рассказывает, как хозяйничают в селе гитлеровцы, как они ходят по хатам и берут все, что им вздумается.

— На людей смотрят хуже, чем на собак.

— Ну, а люди что? — спрашивает Иван Матвеич.

— А что люди? Молчат…

Васек опускает голову, Матвеич набивает трубку и ждет. Николай Григорьевич глубоко вздыхает.

— Ну, а Степан Ильич что? — осторожно спрашивает он.

— Дядя Степан у вас меду просит, говорит — чай пить не с чем.

Васек густо краснеет — ему неловко и стыдно за Степана Ильича. Но Матвеич оживляется:

— Меду просит? Чай пить не с чем? — Он смотрит на Николая Григорьевича, подмигивает ему и потирает свои большие руки. — Вот сластена! Скажи пожалуйста, меду ему захотелось!

Васек пробует выгородить Степана Ильича:

— Да это он так… Пошутил, может…

— Конечно, пошутил, — серьезно подтверждает Николай Григорьевич, прихлебывая с блюдечка чай.

Матвеич стучит по столу толстыми пальцами, морщит лоб:

— Что ж человека обижать! Ты скажи ему так: меду нет, пришлю сахару. Скажешь?

— Скажу.

Разговор затихает. Ваську хочется спросить, не слыхал ли Матвеич чего-нибудь о тех арестованных, которых увели из села гитлеровцы, но Матвеич вдруг ласково треплет его за чуб:

— Ну, а ты фашистов не боишься, хлопчик? Ведь их, верно, полное село нагнали, а?

— Много. По хатам солдаты стоят, а в школе офицеры и генералы ихние; там штаб.

— Хе-хе-хе, "штаб"! Да это тебе с перепугу показалось, — вмешивается Николай Григорьевич. — Полтора человека — это не штаб!.. Ну, сколько ты там генералов видел?

Васек обижен:

— Мне на их генералов наплевать. Я их не боюсь. А что видел, то и говорю. И ребята наши знают. Севка Малютин у деда Михайла живет — всех видит!

Матвеич грузно ворочается, жадно сосет трубку. Николай Григорьевич смотрит на Васька внимательными, серьезными глазами:

— Ты не обижайся. Мы с Матвеичем сидим тут, как в берлоге, ничего не знаем. Ты бы приходил почаще — нам веселее будет: все что-нибудь да услышим от тебя.

— Я еще не то знаю! — бодрится Васек. — Я сегодня на опушке леса орудия видел! Много их там фашисты навезли. И елками завалили, думают — не видно…

— Да что ты! — удивляется Николай Григорьевич, поглядывая на Матвеича. — В каком же это месте?

— Да около леса, на опушке, где молодые елки. Матвеич отодвигает миску с медом, ловит пчелу и, осторожно держа ее двумя пальцами за крылья, выпускает в окно. Долго глядит ей вслед, потом поворачивается к Ваську:

— Зоркий ты, хлопчик. Мабуть, и посчитал их для интересу?

— Кого — их?

— Да орудья-то фашистские, — небрежно говорит Матвеич.

— Нет, я не считал…

Живые глаза Матвеича внимательно разглядывают пионера Васька Трубачева.

— А ты посчитай!

— Я узнаю! Я все узнаю! — быстро говорит Васек. — И про штаб и про орудия. Мы с ребятами…

— Ну-ну! — прерывает его Матвеич. — Не кажи гоп, поки не перескочишь! Загребут тебя фашисты с твоими ребятами да как всыплют вам хорошенько, чтоб не лазили где не надо. Да еще нас, стариков, на березе повесят — тоже, чтоб не интересовались. — Матвеич кладет руку на голову Трубачева: — Чуешь, хлопчик, что я говорю?

— Не загребут нас фашисты! — волнуясь, шепчет Васек. — А ребятам я скажу, что мне так… самому интересно.

— Ну, действуй, — говорит Матвеич.

* * *

Торжественно, словно в почетном карауле, стоят ряды высоких тополей. Идет по дороге пионер Васек Трубачев. Не просто идет — высоко поднял голову, словно вырос за один час, покрепчал, силы набрался; смело шагает. Несет в своем сердце пионер первое важное задание; обуревают его вихрастую мальчишескую голову смелые и отчаянные планы.

Отныне крепко и нерушимо будет хранить он военную тайну, доверенную ему взрослыми партийными людьми. Бежит под босыми ногами пионера тропинка, бежит, перегоняет, забегает вперед, остается позади; низко кланяется, мягко стелется перед ним трава; гладят по плечам кусты, шумят навстречу деревья… Шепчутся с белками сосновые ветки, и поют птицы о том, что идет пионер, в первый раз получивший важное боевое задание. Вся земля, нагретая солнцем, ложится под ноги Трубачеву; даже скошенное, колючее поле не саднит его босых ног.

Родная земля! На все готов для нее младший из верных сыновей — пионер Васек Трубачев!

27
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело