Последний крестоносец - Мэрфи Уоррен - Страница 1

• 1/47
• Следующая

В тот день, когда умер аятолла, ракета, пущенная моджахедами из движения «Халк», упала на площади Майдан-сепах, в самом центре Тегерана, едва не попав в лавку торговца коврами, иссушенного годами старика Масуда Аттаи.

Как только пыль рассеялась, Масуд вознес молитву Аллаху, но, заметив появившуюся в задней стене трещину, забормотал проклятия. Портрет аятоллы, обтянутый траурным крепом, который Масуд повесил всего лишь час назад, лежал на полу с разбитым вдребезги стеклом.

Он поискал взглядом гвоздь — его нигде не было.

Масуд вышел наружу и, зажав пальцами нос, чтобы не чувствовать запах пожарища, стал обшаривать груды щебня. После почти десятилетней войны с Ираком, а теперь еще и налетов иранских контрреволюционеров, даже гвозди были на вес золота.

Наконец среди развалин Музея национального искусства и археологии он нашел то, что нужно — большой гвоздь с массивной квадратной шляпкой. Вернувшись домой, Масуд деревянным молотком вколотил находку в стену на новом месте.

Он как раз вешал портрет аятоллы, когда в лавку зашла женщина. Масуд сразу же понял, что она чужеземка: вопреки исламским обычаям, ее лицо не было закрыто чадрой. Платье женщины закрывало ноги ниже колен, но икры и щиколотки оставались бесстыдно открытыми. Масуд поймал себя на том, что уставился на нее. Как давно он не видел женских ног — наверное, с тех пор, как произошла революция.

К изумлению старика, гостья осведомилась о его здоровье на безупречном фарси.

Ответив на приветствие, Масуд поинтересовался, не ищет ли она какой-нибудь особенный ковер.

— Нет, — покачала головой чужеземка.

— У меня есть превосходные ковры, — настаивал старик.

Взгляд женщины остановился на портрете.

— Такой огромный гвоздь для такого маленького портретика!

— Имам заслуживает всего самого лучшего, — нахмурился хозяин.

— Да еще и старинный!

— Я нашел его у Музея археологии. Преступники — столько ценных вещей лежит среди обломков!

— У музея, говорите? Тогда это может быть все что угодно, даже реликвия.

— Гвоздь как гвоздь, — пожал плечами Масуд Аттаи.

Женщина с видимой неохотой повернулась к ковру для молитвы. Когда она нагнулась, платье обтянуло плавную линию бедер. Роскошная женщина, подумал Масуд. В ней чувствуется порода.

Со знанием дела она пощупала угол ковра.

— А мамлукские ковры у вас есть? — спросила женщина, выпрямляясь.

— Увы, нет, — ответил старик. — С пятого года не было ни одного.

Она не удивилась. Очевидно, покупательнице было отлично известно, что теперь в Иране летосчисление шло с начала революции.

— Я еще зайду, — сказала она и вышла из лавки. На ее хорошеньком личике не было и тени страха.

Следующая ракета взорвалась через несколько секунд. Она уничтожила зеленую мечеть на улице Фирдоуси, как раз в той стороне, куда направилась женщина. Выглянув в дверной проем, Масуд успел заметить, как его покупательница свернула в проулок и удалилась быстрым деловым шагом. Мелькнувший профиль казался задумчивым. Никаких других чувств на этом лице не отражалось, и Масуд попытался представить, каково было бы остаться с ней наедине прохладной весенней ночью...

Вернувшись в лавку, он обнаружил, что из-за взрыва портрет аятоллы покосился. Поправив раму, Масуд стер рукавом приставшую к квадратной шляпке гвоздя пыль. Обыкновенный гвоздь. Почему та женщина так им заинтересовалась?

Ламар Бу беспокойно ворочался на узкой койке. Он не мог заснуть. Сначала койка, как и все остальные, втиснутые в трюм, покачивалась и скрипела, пока огромный корабль зарывался носом в волны. Потом качка прекратилась, но сон не шел — ведь это означало, что они вошли в прибрежные воды.

В подтверждение его догадки с палубы спустился Преподобный-Майор.

— Мы вошли в залив, — говорил он шепотом, проходя между койками и расталкивая спящих людей.

Проснувшиеся вытянули из-под матрасов балахоны и надели их поверх белья. Облачившись, люди занялись оружием. Вокруг раздавалось щелканье затворов, вставлялись обоймы, проверялись предохранители.

Преподобный-Майор тронул Ламара Бу за плечо.

— Мы в Персидском заливе, — прошептал он.

— Першинговском, — поправил его Ламар. — Когда мы закончим, весь мир будет называть этот залив Першинговским.

Преподобный-Майор улыбнулся. Это была блаженная улыбка, подходящая скорее не солдату, готовящемуся к сражению, а священнику, указывающему пастве путь к праведной жизни. Тревога, охватившая Ламара, сменилась спокойствием.

Он потянулся за посохом — в отличие от остальных, он вступит в битву с язычниками безоружным. Присев на край кровати, Ламар положил посох на колени. Почувствовав, что дрожит, он сильнее стиснул пальцы. Посох лежал рядом с ним всю ночь — Ламар не желал осквернять символ веры, который ему доверили нести в сражении с силами тьмы, прикосновением к скользкому грязному полу.

Ночью он спал, не снимая своей белой туники, и золотая вышивка на груди слегка поблескивала в неровном свете трюма.

Ламар и его люди замерли в ожидании. Кто-то тихо, едва слышно молился. Спертый воздух был пропитан липким запахом нефти. Многие сильно страдали из-за этого запаха — они не могли есть, а от постоянной качки начиналась рвота. Некоторые ели лишь затем, чтобы их не рвало желчью.

Преподобный-Майор, стараясь отвлечь их от мыслей о неизвестности, ожидавшей впереди, ходил между постелями, кропя склоненные головы святой водой. С плеча Майора свисала винтовка М-16. Его балахон из тонкого шелка был не белым, а пурпурным. Величественный наряд, подумал Ламар.

Величественным было все в этом предприятии, дерзком, но осененном волей Всевышнего. Но почему же тогда так дрожат колени?

Из внутреннего кармана Ламар достал Библию и, открыв наугад страницу, попытался читать. Взгляд скользил по строчкам, но было слишком темно, и он не мог сосредоточиться даже на слове Божьем.

Преподобный-Майор нарушил тишину.

— Да не устрашат нас снаряды иранцев! — провозгласил он.

— Аминь, — раздался в ответ хор голосов.

— Да не устрашит нас гнев их мулл! — нараспев продолжал Майор. Он поднял глаза вверх, как будто обращая взор к скрытому палубой небу.

— Аминь.

— Ибо мы знаем, что Господь избрал нас своим орудием.

— Аллилуйя! — откликнулся хор.

— И мы восторжествуем!

— Мы знаем это!

— Теперь я благословлю ваше оружие, — произнес Преподобный-Майор более спокойно.

Люди нестройными рядами сгрудились перед ним. У Ламара не было ничего, что нуждалось бы в благословлении. Кроме того, он не был уверен, удержат ли его ноги — так дрожали колени. Ламар знал, что когда придет время, он будет готов, но не сейчас. Только не сейчас. Его пальцы до боли сжали посох, освященный и преподнесенный ему правой рукой Господа на Земле — самим Преподобным-Генералом.

Он знал, что настанет час, и посох придаст ему сил. Ведь у Ламара Бу была вера. Но когда сквозь обшивку судна донеслись приглушенные гудки буксиров, его руки затряслись.

Корабль подтягивали к причалу.

Рашид Шираз улыбнулся, увидев, что в порту появился старый танкер «Морской бегемот». Взяв бинокль, он наблюдал, как окружившие его буксиры, словно водяные жуки, подталкивали корабль ближе к нефтеналивным причалам острова Кхарг у иранского берега Персидского залива.

Еще одному танкеру удалось проделать небезопасный путь через Ормузский пролив! За последние дни это был уже второй. Неплохо, подумал Рашид. Ирану понадобятся деньги, которые даст стране нефть.

Рашид продолжал разглядывать неуклюже разворачивающийся танкер, но вдруг по его лицу пробежала тень сомнения. Корабль вызывал у него странное чувство. Что-то явно было не так. Он навел бинокль на корму. Фигурки матросов суетились, готовясь отдать швартовы. На палубе не было ничего подозрительного. Рашид продолжал внимательно оглядывать корпус судна, хотя толком не понимал почему. Он служил в Пасдаране, иранской Революционной гвардии, в задачу которой входила охрана острова Кхарг от иностранных агрессоров. Рашид иногда задумывался, каких действий начальство в Тегеране ожидает от его отряда, если остров подвергнется ракетному обстрелу.

• 1/47
• Следующая