Погоня за ястребиным глазом . Судьба генерала Мажорова - Болтунов Михаил Ефимович - Страница 10

Едва выехали на дорогу, как их обогнала легковая машина марки «М-1». В таких, как правило, ездили военачальники достаточно высокого ранга. И вновь стало тихо и пустынно. Однако теперь, наученный горьким опытом, Мажоров не предавался мечтаниям, а внимательно следил за воздухом. И поступил совершенно верно. Теперь он издалека увидел низко летящий самолет и вовремя подал команду. Они с Лизуриком кубарем скатились с дороги, по которой вскоре зацокали пули.

Самолет улетел и — снова в путь. Километра через два-три, выехав из-за поворота, они увидели страшную картину: легковая машина, недавно обогнавшая их, лежала на боку, сизый дым предательски струился из-под нее. Лизурик надавил на тормоза. Мажоров выскочил из кабины.

Фашист «прошил» пулеметной очередью автомобиль от правого заднего колеса до места водителя. Мажоров и Лизурик вытащили шофера, командира с двумя шпалами в петлицах, и адъютанта. Командир и шофер были мертвы, адъютант ранен, но жив. Он поранился, ударившись о стекло автомобиля. Его перевязали, предложили подвезти, но он отказался. Попросил только сообщить о трагедии в их часть, которая располагалась поблизости.

Это были первые убитые и раненые в жизни Юрия Мажорова. Залитая кровью машина. Пробоины от пуль. Сизый дым вперемешку со снегом и бессильной ненавистью.

В тысячный раз в висках стучал безответный вопрос: «Почему? Почему они хозяйничают на наших дорогах? Где воспетые в песнях и стихах сталинские соколы? Почему его, Лизурика, этого командира расстреливают с воздуха нагло и безнаказанно? Как это все могао произойти? Кто виноват в этом? В конце концов, как отомстить фашистам за их зверства?»

Он не летчик, чтобы встретиться с ними в бою, не зенитчик, чтобы поймать их в перекрестье прицела, не танкист, не снайпер… У него нет пушки, пулемета… Тогда как осуществить эту месть?

Юрий вновь вернулся к мысли о «немых истребителях». Вернее сказать, о «глухих» радиоразведчиках, которые не слышали своего заклятого врага, а значит не могли ему реально противостоять.

Всю обратную дорогу Мажоров искал ответ на давно мучивший его вопрос. Он чувствовал: разгадав эту тайну, они смогут достойно ответить фашистам.

Вскоре Юрия послали в Москву отвезти документы в вышестоящий штаб. Поручение исполнил, времени до возвращения в часть было достаточно, и он решил пройтись по Москве, побывать у Большого театра. Прежде видел его только на открытках.

По дороге к театру, на площади располагались выставленные для обозрения, сбитые фашистские самолеты. Близко к самолетам не подпускали, но все, что Юрий хотел увидеть, разглядел. У бомбардировщиков от стабилизатора к носовой части легко было протянуть трос-антенну. Мажорову даже показалось, что там есть точка крепления. А вот у «мессершмитта» ничего подобного он разглядеть не смог, как ни старался.

Зато на нем узрел какой-то кусок металла, похожий на рог. Тогда и подумал: может, зря он ищет, и на немецких истребителях нет ультракоротковолновых радиостанций. Поэтому наша радиоразведка и не слышит их в эфире. Но связь-то у них все равно есть. Только вот какая?

Еще до войны, обучаясь в техникуме, общаясь с радиолюбителями, он знал: существуют еще ультракороткие волны и с ними якобы ведутся работы. Но какие это работы, никто из его знакомых не ведал. И пусть он учился в техникуме связи, на радиофакультете, преподаватели об УКВ знали не намного больше, чем их студенты.

В журнале «Радиофронт» изредка писали об УКВ, но всегда под рубрикой «За рубежом». О работах в нашей стране не сообщалось, радиовещания на ультракоротких волнах не было, приемников УКВ тоже в глаза не видели. Однако это не означало, что таких приемников и передатчиков не существовало вообще. Возможно, Германия, как ни тяжело было это осознавать, обогнала Советский Союз по применению ультракоротких волн. Крамольная мысль для 1941 года, когда враг стоял у ворот Москвы, но она появлялась в голове у Мажорова. К счастью, особисты не умели читать мысли.

Прошло совсем немного времени и жизнь подтвердила правильность «крамольных» мыслей Юрия. Со сбитого «мессершмитта» удалось снять радиостанцию. И выяснилось, что она работала именно в ультракоротковолновом диапазоне. А у нас в радиоразведке на тот период ни приемников, ни пеленгаторов УКВ. Отсюда и наша «глухота».

Надо сказать, что Мажоров с удовольствием изучил приемопередатчик со сбитого фашистского самолета. Тем более что он на удивление хорошо сохранился. Тут многое было устроено по другому, чем в советских и даже американских радиостанциях. Например, радиолампы. Юрий никогда таких не видел. Небольшие стеклянные баллончики, прикрепленные к цоколю, который представляет плоский диск, и из него торчат штырьки-выходы. Сама рация помещена в литой, достаточно прочный футляр.

Разобравшись в конструкции, Юрий подключил рацию, подвел питание, и она заработала. Из наушников послышались громкий треск и шипение.

Да, он не зенитчик и не снайпер, но эта немецкая станция станет его оружием в борьбе с фашистскими самолетами. Дело в том, что немецкое командование с пренебрежением относилось к нашей радиоразведке. В 1941-м, да и в 1942 годах свои радиоразговоры они вели открытым текстом, без шифровки. И только в 1943-м фашисты опомнились и поставили жесткое ограничение на работу с открытыми текстами. Исключение допускалось только в экстренных случаях, когда, к примеру, прорвались русские танки или совершено неожиданное нападение.

Однако это не касалось ультракоротковолнового диапазона. До конца войны они вели открытые переговоры, не веря в то, что у Красной Армии есть средства УКВ.

Этим, собственно, и воспользовались Мажоров и его однополчане. Когда зенитчики сбили самолет-разведчик «Фокке-Вульф-190», на нем обнаружили УКВ-рацию. Решили бить фашистов их же оружием. Как только появился очередной самолет-разведчик, включили подготовленную заранее УКВ-радиостанцию. За эфиром следил переводчик дивизиона, прекрасно владевший немецким языком, старший лейтенант Доброскок. Он сообщил, что с самолета-разведчика передают данные о расположении наших войск. Так было принято решение о постоянной работе на УКВ.

На заброшенную церковь, которая находилась невдалеке от расположения дивизиона, затащили приемник. Туда забрался Доброскок. Электропитание передавали по проводам с земли.

Переводчик начал регулярное прослушивание переговоров пилота самолета «Фокке-Вульф-190» со своей базой. В ходе работы Доброскоку удалось вскрыть принципы кодирования квадратов. Теперь радиоразведчики стали получать сведения, что называется, из первых рук.

Немецкий пилот-наблюдатель передавал данные о скоплении советских войск на свою базу, и их одновременно получали радиоразведчики 490-го дивизиона. Все эти сведения немедленно сообщались в штаб Западного фронта.

Младший сержант Юрий Мажоров выключил радиостанцию. Слипались глаза после бессонной ночи, затекла спина. Он встал из-за стола. В это время, откинув полог плащ-палатки, который заменял дверь, в их помещение вошел посыльный из штаба дивизиона.

— Мажоров, тебя к командиру!

Натянув поглубже на уши шапку, запахнув шинель, младший сержант вышел на улицу. Морозный воздух перехватил дыхание. Прошло три месяца, как дивизион был переброшен из Среднеазиатского военного округа под Москву, а он никак не мог привыкнуть к этим холодам.

Да и как тут привыкнешь, если зимние холода 1941 — 1942 годов и вправду были лютыми. Мороз держался долго, температура опускалась ниже 40 градусов. Там, в Ташкенте, где прошли его детство и юность, он и представить не мог, что существуют на свете такие холода, такие суровые зимы.

Мажоров шел, бежал к штабу, закрывая рукавицами мерзнущее лицо, а в голове скакала тревожная мысль: зачем он понадобился командиру дивизиона? Служил вроде исправно, дисциплинированно, но какое-то недоброе предчувствие тяготило сердце.

Ну вот наконец и штаб. Он располагался в одном из зданий бывшего узла связи Красной Армии. Ковда в середине декабря дивизион был передислоцирован сюда, в поселок Ленино-Дачное, здесь стояли только коробки домов без крыш, окон и дверей. Теперь дивизион худо-бедно обжил это пространство.