Священный ужас - Мэрфи Уоррен - Страница 13

• Предыдущая
• 13/37
• Следующая

Миссия Небесного Блаженства на Лорки-стрит в Сан-Диего смотрелась как умытое лицо среди грязных задниц. Стекла окон были до блеска вымыты, стены свежевыбелены. А вокруг — покосившиеся ветхие фанерные домишки на деревянных каркасах, серые, ободранные, как голые трупы, ждущие погребения.

Пыльная трава росла на Лорки-стрит — жалкие остатки того, что было ухоженными лужайками, прежде чем этот район пал жертвой новой жилищной политики властей, которая заключалась в том, чтобы помогать приобретать дома людям, не имеющим ни наличных, ни возможности в будущем регулярно вносить установленную плату. «Покупатели» жили в доме год или меньше, не вкладывая в него ни копейки, а потом съезжали, оставив счета неоплаченными и обветшавшие дома пустыми.

Римо взглянул на улицу, залитую ярким полуденным солнцем, и вздохнул.

— Я уезжал во Вьетнам из этого города. Моя девушка жила на этой улице. Я помню ее. Когда-то здесь было красиво. Я воображал, что воюю за то, чтобы когда-нибудь купить себе дом на этой или на другой такой же улице. Я много чего воображал в те времена.

— Ты хочешь сказать, что какая-то девушка готова была встречаться с таким, каким ты был, когда я тебя нашел? — спросил Чиун.

— Я был довольно привлекательным на вид парнем.

— Привлекательным для кого?

— Для девушек, — сказал Римо.

— Ага, — отозвался Чиун.

— А что, почему ты спрашиваешь?

— Да мне просто было интересно знать, что американцы считают привлекательным. Я расскажу об этом в Синанджу, когда мы туда вернемся. А мы туда вернемся — это обещание императора, а обещания императора — святы.

— Ты мне никогда этого не говорил. Ты всегда говорил, что то, чего император не знает о тебе, всегда идет тебе на пользу.

— Кроме тех случаев, — сказал Чиун, — когда это — приказ. Смит приказал, чтобы мы ехали в Синанджу.

— Мы загрузимся в подлодку завтра утром. Я обещаю. Я просто хочу кое-что прояснить для себя. Прежде чем мы отправимся в Патну, я хочу выяснить, нельзя ли покончить с этим делом прямо тут, в Штатах.

— А если это займет долгие дни и недели? — спросил Чиун. — Я остался без багажа, без моего любимого ящика, который показывает волшебные картинки. Я тут, как нищий бродяга.

— Четырнадцать сундуков с твоими пожитками и телевизор уже погружены на подводную лодку.

— Да, но пока мы не окажемся на борту подводной лодки, у меня нет всех этих необходимых вещей, которые делают жизнь не столь непереносимой для усталого человека, изнывающего в тоске по родине. Сколько лет прошло!

— И с каких пор ты изнываешь?

— Это всегда очень утомительно — пытаться просветить непробиваемо невежественного человека. Тебе нечего гордиться своим триумфом.

Раздался кашляющий рев моторов, и группа негров в отливающих серебром куртках с нарисованными на них черепами влетела на мотоциклах на Лоркистрит и с угрожающим видом закружилась по мостовой вокруг Римо и Чиуна. Обычно такого простого маневра было достаточно, чтобы старик попытался сбежать, спасая свою шкуру, а тот, который помоложе, запутался в собственных ногах.

«Черные Черепа» ловко умели это делать. У них это называлось — «разделать белую вонючку», и не проходило недели, чтобы кому-то из мотоциклистов нс удалось «собрать косточки» — это означало заставить какого-нибудь белого сломать ногу или руку. Со стариками «сбор костей» обычно проходил успешнее, так как кости у них были более хрупкие, чем у молодых.

Последнее лето выдалось для «Черных Черепов» особенно урожайным на кости, чему способствовала новая доктрина полиции по поводу межобщинных отношений, согласно которой, вместо того чтобы арестовать мотоциклистов по обвинению в нанесении телесных повреждений, их приглашали на беседу о том, что такое белый расизм и каким образом полиции Сан-Диего следует с ним бороться. Ответ неизменно оставался один и тот же: «Отвалите, ребята!».

Итак, не тронутые полицией «Черные Черепа» собрали этим летом богатый урожай костей. Разумеется, не в итальянских кварталах — старомодное отношение этой публики к расовым проблемам привело «Черепов» к единодушному решению не связываться с макаронниками. Иногда «Черные Черепа» обращали свое внимание и на негров, но только в тех случаях, если день выдался неурожайным на белые косточки.

На этот раз замыкающий в шеренге мотоциклистов оглянулся назад, чтобы посмотреть, удалось ли ему «разделать» бородатого старика в странном желтом халате и белого хлыща в легких серых брюках и синей водолазке. Казалось, мотоциклисты не произвели на них ни малейшего впечатления, и тогда Вилли «Миляга» Джонсон и Мухаммед Креншоу велели своим товарищам развернуться и предпринять новый штурм.

Теперь Вилли «Миляга» Джонсон, которого школьная система Сан-Диего признала своим самым крупным провалом — последняя его учительница не смогла научить его читать, возможно, отчасти потому, что как раз в этот самый момент Миляга ее насиловал, и названия букв алфавита недостаточно отчетливо слетали с ее разбитых в кровь губ, — так вот, теперь Миляга избрал самый верный путь. Направление — в живот белого помоложе. Но он промахнулся.

Белая вонючка был прямо перед блестящим хромированным рулем, а потом куда-то исчез.

— Ты видел, как этот парень отскочил? — спросил Миляга, делая поворот на другом конце улицы.

— Я целил в желтого, — ответил Мухаммед Креншоу. — Но он еще там.

— На этот раз они от нас не уйдут, — завопил Миляга.

— Во имя Аллаха! — завопил Мухаммед Креншоу.

— Ага, во имя Аллаха и его долбаной мамочки! — заорал Миляга, и четверо мотоциклистов с ревом двинулись на двух пешеходов.

Римо заметил, что мотоциклисты возвращаются.

— Я скажу тебе правду, папочка. Я тоже хочу повидать Синанджу. Я знаю, что я лучший из всех твоих учеников, и я хочу посмотреть на молодых парней из Синанджу.

— Ты стал что-то мало-мальски из себя представлять только потому, что я согласился уделить тебе дополнительное время, — заявил Чиун.

— Не имеет значения, — отозвался Римо. — Все равно я лучше всех. Я. Белый. Бледнолицый. Я.

Не оборачиваясь, Римо сдернул с седла первого мотоциклиста и оставил его висеть в воздухе. Чиун достиг чуть лучших результатов. Он позволил своему мотоциклисту ехать дальше, но только в пластиковом щитке, закрывавшем его лицо, произошли небольшие изменения. Там появилось отверстие диаметром в палец. И такое же отверстие появилось во лбу под щитком. Из него потекла красная жидкость, а мотоциклист, которому вдруг все стало безразлично, благодушно врезался в пожарный гидрант, где отделился от своей машины, плавно влетел в кучу гниющего мусора и очень удачно в нее вписался.

Мотоциклист в руках Римо визжал и лягался. Римо держал его за шею. Миляга пытался дотянуться до кармана куртки, там у него был револьвер. К сожалению, Миляга уже стал непригоден к военной службе. Его правая рука кончалась окровавленным запястьем.

Двое других мотоциклистов, полагая, что Мухаммед Креншоу, лежащий вперемешку с прочим мусором, наткнулся на кочку и потерял управление, и не зная точно, слез ли Миляга с мотоцикла по своей воле, чтобы лично разобраться с белой вонючкой, или его сдернули, продолжали путь к этой странной парочке, спокойно стоявшей посередине улицы.

Римо взял Милягу за щиколотки, раскрутил в воздухе и швырнул упакованного в кожу парня по изящной, плавной траектории, которая неизбежно должна была пересечься с быстро приближающимися мотоциклами. Чиун не двигался и даже не желал замечать Римо. Он не хотел иметь ничего общего с человеком, который был настолько самонадеян, что полагал, будто он хороший ученик.

Громко крякнув. Миляга вышиб обоих мотоциклистов из седел.

— Три ноль, — сказал Римо, но Чиун даже не обернулся. Шлем Миляги резво скакал по сточной канавке.

Один из мотоциклистов лежал плашмя на мостовой, другой безуспешно пытался встать на колени. Один из мотоциклов бестолково кружил по улице, окончив свой путь у двери одного из заброшенных домов. Другой опрокинулся и заглох неподалеку, горючее из пробитого топливного бака стекало в канаву. Римо обнаружил, что у парня, сыгравшего роль биты, была буйная копна волос в стиле «афро», размером вдвое больше мотоциклетного шлема.

• Предыдущая
• 13/37
• Следующая