Линейный корабль "Андрей Первозванный" (1906-1925) - Мельников Рафаил Михайлович - Страница 46

Командир, правда, уже успел потерять голос, но два мичмана, наверное, были в состоянии призвать матросов одуматься, остановить убийства, освободить офицеров и восстановить на корабле порядок, арестовав главарей мятежа. То же можно было сделать, когда в коридор, который охраняли часовой и наблюдавший за ним командир, вдруг прибежала кучка матросов, униженно просивших принять над ними командование и спасти корабль от захвата батальоном идущих из крепости солдат. Командир принял командование, приказал никого с берега не пускать ("так точно" — отвечали ему, вспомнив дисциплину), сбросить сходню на лед, а матросам занять места у заряженных 120-мм орудий и пулеметов. В лучах включенного прожектора приближающиеся оказались толпой, которая прошла мимо корабля, не обратив на него внимание. "Как позже выяснилось, — писал командир, это была успевшая организоваться толпа убийц и грабителей, которая шла убивать всех встречных офицеров и даже вытаскивала их из квартир" (Граф Г. 1922. с. 277, 1977. с. 274). После того как тревога миновала, Г.О. Гадд, как он пишет, вернулся в свою каюту.

Не сделав никаких попыток переломить ситуацию, командир, продолжая до утра слышать выстрелы продолжавшейся "охоты" за кондукторами, предпочитал ожидать развития событий. А они начали совершаться по законам нового революционного правопорядка. Во-первых, хорошо, видимо, уже осведомленные о "Приказе № 1", матросы, чтобы узаконить свои преступления, поутру провели выборы судового комитета. Участие офицеров в судовых комитетах "Приказом № 1" вообще не предусматривалось, а потому и участь их была решена без особых разбирательств. Сформированный тут же из матросов некий "суд" без промедления приговорил пять офицеров к расстрелу. В их число вошел и младший врач, который, как надо было понимать, подлежал ликвидации как свидетель убийства раненого мичмана Воробьева. От командира же требовалось санкционировать приговор, который члены комитета хотели огласить в присутствии офицеров. Одновременно судовой комитет своей радиограммой объявил, что "не спустит боевого флага, не освободит офицеров до тех пор, пока все наши требования не будут удовлетворены".

Советский сборник документов, поместивший эту радиограмму, благоразумно умалчивает о содержании требований и возможно, что в письменном виде они отсутствовали или не сохранились. Но справедливо недоумение Г.О. Гадда, который в своих новых, продолжавшихся три дня, отчаянных попытках спасти жизнь офицеров, не получил помощи от нового командующего флота. В сопровождении украшенных революционными красными бантами матросов своей штабной команды минной обороны — они, как говорили, пользуясь сумятицей, и "выбрали" адмирала своим командующим — этот революционный командующий — вице-адмирал А.С. Максимов (1866–1951) разъезжал по городу на автомобиле, посещал корабли, но почему-то обходил стороной "Андрей Первозванный".

Лишь путем сложных маневров, договорившись с судовым комитетом о приглашении на корабль представителя новой власти депутата Госдумы Ф.И. Родичева (1854–1933, США) Г.О. Гадд успел подсказать депутату включить в свою речь призыв к матросам о распространении и на офицеров обещанной новой властью всеобщей амнистии. Только так, по-видимому, можно было подействовать на упорствующий в своем людоедстве судовой комитет. При выражениях общего революционного энтузиазма депутат на руках был снесен в автомобиль. Приговор, срок которого по решению ''суда" истекал через час, отменили, офицеров освободили. Но и это не означало успокоения. Убийцы остались на свободе и успели расправиться еще с одним кондуктором, который, потеряв рассудок, в полной парадной форме вышел к команде и объявил, что сообщит командиру фамилии тех, кто убивал людей. Одного кондуктора еле успели вынуть из петли в своей каюте, трое из них, два офицера, как писал Г.О. Гадд, также лишились рассудка и были отправлены в госпиталь. В сохранившихся в РГА ВМФ, но по-видимому неполных, списках погибшими значатся: старший боцман Графчев, артиллерийский кондуктор Нефедов, электрик-кондуктор Дроздов, сверхсрочно служащий боцманмат Храмкин, матрос 1-й статьи Хусаинов. Несколько матросов было ранено.

Всеми силами провокаторы пытались посеять в команде новую смуту. Командира обвиняли в том, что он, пригласив депутата Родичева, обманул команду и тем помешал казнить офицеров. Про офицеров распускали слухи, что они готовят взрыв корабля, чтобы отомстить матросам. Командиру и офицерам то и дело приходилось объяснять команде нелепость и вздорность продолжавшейся подпольной пропаганды. "Хотя до открытого бунта не доходило, — писал Г.О. Гадд, — но все время чувствовалось приподнятое настроение". Под этим "приподнятым" настроением он понимал состояние неуравновешенного возбуждения, которое революционные провокаторы постоянно и умело поддерживали в команде. Овладеть ее настроением командиру так и не удалось. С назначением же 15 февраля на место убитого А.К. Небольсина начальником 2-й бригады Г.О. Гадду пришлось, как он выразиться, "возиться", то есть разбираться с последствиями деятельности агитаторов, уже на трех кораблях ("Цесаревич" находился в Моонзунде, и на нем команда была более уравновешенна — P.M.), на которых царил полный развал". По справедливости говоря, изолированный поначалу от очагов разложения "Цесаревич" находился в более равновесном состоянии, но зато три корабля во главе с "Павлом I" и "Андреем Первозванным" по заслугам снискали 2-й бригаде обиходное название "каторжной" (Граф Г. 1922. с. 281, 1997. с. 277).

Опьяненные "свободой", ведомые все более большевизировавшимися комитетами (уже 28 апреля появился и Центральный комитет Балтийского флота — Центробалт) матросская масса жила в состоянии эйфории. Любой офицер, с кем матросы захотели свести счеты, немедленно по решению собрания команды или судового комитета изгонялся с корабля. А фиктивный, ни в чем не желавший проявлять себя "командующий" Максимов лишь подписывал приказы о списании офицеров в резерв или переводе (с согласия команды) на другой корабль, где им предоставлялась позорная участь ожидать очередного шельмования. За весну и лето 1917 г. флот лишился едва ли не половины офицеров. Так в сборнике "Балтийские моряки в подготовке и проведении Великой Октябрьской Социалистической Революции", (М.Л., 1957;) вместе с "Приказом № 1", почти отменившим отдание чести и узаконившим комитеты, до 30 раз упоминаются революционные дела матросов, судового комитета и его председателя электрика Петра Андреевича Суслова с линейного корабля "Андрей Первозванный".

В этом революционном котле продолжала варится и команда "Андрея Первозванного". Верховодившие ею задумали еще раз, чисто по-уголовному "опустить" офицеров. Стремившийся усидеть на должности "командующий" Максимов уже 10 марта успел издать приказ о том, чтобы все "вернувшиеся из мест заключения по политическим делам были зачислены в команды на все виды довольствия". Идя навстречу впавшей в полную уголовщину матросской массе, "командующий" Максимов 15 апреля приказом № 125 от 15 апреля предписывал "теперь же снять погоны", так как существующая форма одежды "напоминает по наружности старый режим".

Обещание, данное Г.О. Гадду судовыми комитетами, — уговорить матросов подождать срывать с офицеров погоны — исполнено не было. Подпольные агитаторы снова добились своего. Корабли снова были на грани мятежа. Напряжение нарастало, и Г.О. Гадду, прервав совещание с очередными уговорами судовых комитетов, пришлось как начальнику бригады приказать поднять сигнал: "Ввиду предстоящего изменения формы предлагаю офицерам и кондукторам бригады снять погоны, а унтер-офицерам нашивки". Когда все корабли ответили на сигнал, Г.О. Гадд снял свои погоны. "За мной наблюдали, — писал он, — но, кажется, ни один мускул не дрогнул на моем лице, хотя меня душили слезы. Но этого с меня было совершенно достаточно. Очевидно, подобным издевательствам не предвиделось конца". Так созрело решение Г.О. Гадда покинуть флот. Действительно, принятым по морскому ведомству от 21 июля 1917 г. приказу, он был отчислен в резерв чинов Морского министерства.