Дар Змеи - Кобербёль Лине - Страница 22

• Предыдущая
• 22/70
• Следующая

—  Только подлая тварь способна причинить такие страдания ребенку. Если кто-нибудь желает нам зла, пусть выйдет вперед. Если кто-то что-нибудь знает, пусть выйдет вперед. Люди должны признаваться в своих злодеяниях.

Тишина. Никто не шевельнулся. Глаза матери переходили с одного на другого, как бы схватывали чей-то взгляд, отпускали его, схватывали следующий… Никто не произнес ни слова. Никто не выступил вперед. Никто прежде Ирены не сделал ни одного неуверенного шага к Кречету.

— Пробуждающая Совесть! — сказала она, и голос ее слегка задрожал. — Мы ничего не сделали твоему ребенку. Мы люди честные!

Мать медленно кивнула.

— Верю тебе! — сказала она. — Никто из тех, кто здесь, не виновен. Может, это и вправду несчастный случай. Мне остается лишь одно: поверить.

Затем, повернув коня, она покинула рыночную площадь. И ни у кого в Глинистом не возникло желания преградить ей путь, когда она поскакала прочь.

— Ты так думаешь? — спросил я, когда мы уже почти добрались до хижины. — Это несчастный случай?

— Может быть, — ответила мать. — Во всяком случае, ни один из тех, кто был на площади, не виновен. Но я видела также, кого там не было. Андреас. Башмачник. Петер-Трактирщик — старший сын Минны-Трактирщицы, хозяйки постоялого двора. Если кто и совершил это злодеяние, он — один из этих трех.

Я не мог вообразить кого-либо из них в тайных воздыхателях, в дружках Дины, даже сынка Минны. Он был больно стар для Дины, старше меня, а к тому же еще здорово косил на один глаз. Однако же письмо могло быть не от дружка, а от того, кто прикидывался им. А может, никакого воздыхателя и не было.

Или, может, злодей прослышал об их встрече и воспользовался ею.

От всех этих «может» голова моя кружилась, будто сбитая с толку летучая мышь, и лишь одно было ясно: я должен всерьез поговорить с сестрой. Теперь разговор пойдет начистоту!

Но когда мы вернулись домой, Дина по-прежнему спала, а я не был столь жесток, чтобы будить ее и начать выспрашивать. Я радовался тому, что она вообще у меня есть.

Факелы во мраке

Собачонка Розы залаяла. Громко, резко, предупреждающе… Рывок — и я сел, хотя еще до конца не проснулся. Я слышал, как внизу у дверей Роза шикала на Лайку, но та не унималась. Я выкатился из соломы, на которой спал, и пополз к краю полатей.

— Что там? — шепнул я Розе.

Я еле-еле видел ее в темноте. Только белая шубка Лайки была видна отчетливо.

Сначала Роза не ответила.

— Кажется, кто-то идет, — в конце концов произнесла она, и голос ее прозвучал тихо и боязливо.

Я повернулся, чтобы разбудить Нико, но он уже проснулся.

— Найди свой лук! — сказал он.

Я кивнул. Раньше, когда кто-нибудь подходил к нашей хижине среди ночи, это значило, что людям нужна помощь моей матери. Но после событий последних дней я страшился…

— Мадам Тонерре!

Быстрый стук в дверь, голос запыхавшегося человека. Он звучал, словно…

— Отвори, Роза! — велела мама. — Это Ирена!

Это была она. Она задыхалась, и голова ее была не в порядке, так что я сперва подумал: что-то худое стряслось с ее будущим ребенком. И первой мыслью матери было явно то же самое.

— Садись! — резко произнесла она. — У тебя кровь? Давин, зажги лампу!

Ирена предостерегающе замахала руками.

— Нет, — по-прежнему задыхаясь, сказала она. — Это не со мной! Это… это…

— Погоди, пока не отдышишься, — прервала ее мама.

Ирена села, но покачала головой.

— Времени нет, — сказала она. — Они нашли Катрин… Седельникову дочку. И она… с ней что-то неладно. Она лежала на постоялом дворе в курятнике в полном беспамятстве, и никто не мог вернуть ее к жизни. И у нее… у нее на грудке намалеван знак… Кровью!

— Кровью!.. — Сначала мама была лишь растеряна. А потом медленно спросила: — Какой знак?

Ирена глядела вниз, на стол.

— Два кружка, один в другом. Будто знак Пробуждающей Совесть!..

Я чуть не выронил лампу, которую мне в конце концов удалось зажечь. А матушка не спускала глаз с жены кузнеца, а та только и делала, что глядела вниз и не желала смотреть на Пробуждающую Совесть.

— Ирена!..

— Я хорошо знаю: это не вы, — упрямо произнесла Ирена. — Кто бы это ни был, кто бы это ни сделал… я хорошо знаю, это не вы. Однако же… многие другие скажут: это, мол, месть Пробуждающей Совесть за то, что случилось с ее дочерью. Вам надо уйти! Вам нельзя оставаться здесь! Вам надо уйти отсюда сейчас же, сию же минуту!

Мысли вихрем кружились у меня в голове. Что случилось с Катрин? Я хорошо знал ее. Одна из маленьких учениц Нико, тихонькая девочка с каштановыми локонами и редкими передними зубками. Лет семь или около того. Кому могло прийти в голову такое злодеяние? Ранить такую крошку?

— Она говорила, будто знает, как проникнуть в курятник постоялого двора, — тихо вымолвил Нико. — Может, она спугнула вора или что-то подобное.

— Найди мою корзинку, Давин! — велела мать. — Я должна поглядеть, не могу ли я что-нибудь сделать!

— Вы что, вообще не слышите, что я творю? — воскликнула вдруг Ирена. — Вам нельзя оставаться здесь! Башмачник, Андреас, Петер-Трактирщик, сын Минны, хозяйки постоялого двора… Как по-вашему, сколько пройдет времени, прежде чем они окажутся у этой двери с кольями и факелами в руках? И как по-вашему, что они станут делать? Говорю вам, бегите! Сейчас же!

И только тогда до меня дошло: ведь нам снова нужно уходить. Мы снова — бездомные!

Собачонка снова залаяла, еще громче, чем прежде. Ирена с испуганным видом вскрикнула:

— Это они! Они уже близко!

Запрягать лошадей было некогда. У нас едва хватило времени схватить самое необходимое и выскочить из хижины. Мне пришлось ехать верхом, держа на руках Дину. Она была слишком слаба, чтобы самой держаться в седле своей Шелк овой. В последнюю минуту Розе удалось поймать Полоску — нашего котенка — и заручиться обещанием Ирены позаботиться о нем. Мы помчались вперед: я верхом на Кречете с Диной, мама, с Мелли перед собой, на Вороной, Роза — бледная, испуганная — верхом на Шелк овой, слишком туго натягивая поводья — она так и не привыкла ездить верхом.

Мы выбрали узенькую тропку за хижиной. Дорога через трясину была куда шире, и по ней было бы куда удобнее двигаться в темноте, но мы не осмелились скакать этим путем. Судя по тому, как Лайка вела себя, наши недруги уже рядом.

— Заставь ее замолчать! — сказал я Розе раздраженно. — Она нас выдаст!

— Легко тебе говорить! — прошипела в ответ Роза, но без обычной злобы. Она натянула веревку, которая охватывала шею Лайки, и выругала ее, но это ни капельки не помогло. Лайка понимала: творится что-то ужасное и ей пора защищать свое семейство. Шелк овая была напугана тявканьем Лайки и, потряхивая гривой, наскочила на Кречета. Роза, испуганно вскрикнув, выронила поводок, и Лайка, оскалив зубы, ворча и лая, сорвалась с места и помчалась как стрела навстречу недругу, угрожавшему ее хозяевам.

— Стой! — закричала Роза и, отшвырнув поводья Шелк овой, спрыгнула с лошади и помчалась следом за Лайкой.

— Роза, стой! — крикнул я.

Но Роза не остановилась. Я бросил отчаянный взгляд на матушку.

— Поворачивай! — велела она. — Мы не бросим Розу.

Двор перед хижиной был забит людьми и конями. Не знаю, сколько их и кто был там — головы людей были чем-то покрыты, какими-то мешками с прорезями для рта и глаз. Свет от факелов беспокойно метался, так что видно было то руку, то рукав, а то и блеск глаз в прорезях масок.

Один из незваных гостей схватил за руку Розу. Другой, размахивая, словно копьем, факелом, пытался прогнать Лайку. Собачонка рычала, лаяла и цапала лошадей за ноги.

Вдруг посреди всей этой толчеи возникла мать. Я даже не видел, как она спрыгнула с лошади.

—  Что вам здесь надо? — спросила она.

И голос ее заставил всех замереть и прислушаться. Даже Лайка примолкла и сжалась, быть может, поняла: она сделала что-то не так. Роза вырвалась и обвила руками свою непослушную собачонку.

• Предыдущая
• 22/70
• Следующая