Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов) - Михайлов Олег Николаевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/110
• Следующая

Приказание было отдано, войска быстро начали принимать боевой порядок. Впереди пошел сам Милорадович. Никогда не сомневаясь в удаче, он весело приветствовал солдат.

Следуя за авангардом, Кутузов в расступающемся тумане увидел совсем рядом колонны французов. С холмов от Кобельница гремела вражеская артиллерия, вырывая целые ряды русской пехоты. Не ожидая противника так близко, встреченные жесточайшим огнем, два батальона Новгородского полка обратились назад, смешали идущий позади их Апшеронский батальон и бросились мимо Александра к левому флангу колонны. Напрасно русский император взывал к бегущим, приказывая остановиться. Встреченные главными силами Наполеона, новгородцы и апшеронцы были смяты. За отступающими быстро и стройно шли на Праценские высоты колонны Бернадота и Сульта, за которыми следовала конница Мюрата, гренадеры Удино и гвардия.

Воспользовавшись тем, что левjе крыло русских оторвалось от центра, французский император стремился теперь разрезать армию противника на две части. Надлежало во что бы то ни стало удержать Праценские высоты и не дать Наполеону сломить центр русской позиции. Кутузов вернулся к деревне Працен, где оставались оба императора и часть свиты; Аракчеева среди нее уже не было.

Милорадович ввел в бой Малороссийский, Смоленский и Апшеронский полки. Громады французов валили на высоты с разных сторон. Русские были остановлены и подались назад, что вызвало смятение в Працене – ускакал император Франц. Подле русского монарха уже не оставалось его молодых друзей. Солдаты охраны нестройно отходили через Працен, не обращая внимания на потрясенного Александра Павловича.

Кутузов остановил отступавших солдат и сам возглавил атаку. Раненный пулею в щеку, обливаясь кровью, он продолжал отдавать приказания. Русский император, рядом с которым находился лейб-медик Виллие, послал его к Кутузову.

– Поблагодари государя, – встретил медика полководец, – и доложи, что моя рана не опасна, но смертельная рана вот где! – И он указал на французов.

Для отступления русским оставался только один путь – по узкой плотине между двумя озерами, где столпились десятки тысяч людей. На высотах у Працена французы выставили многочисленную артиллерию, которая била ядрами. Многие бросились бежать по озерам, но тонкий лед проламывался, люди и лошади гибли.

Правый фланг русских вступил в дело позже остальных войск. Рано поутру Багратион собрал начальников частей; Ермолов, распоряжавшийся обеспечением батарей, прибыл в числе последних.

Сорокалетний Багратион, смуглолицый, сухощавый, горбоносый, был в сером мундирном сюртуке с крестом Георгия 3-го класса, в накинутой на плечи бурке и картузе из серой смушки. Держа левую руку на эфесе шпаги, которую он носил еще в Италии, при Суворове, и похлопывая правой по бедру казацкой нагайкой, князь Петр Иванович говорил бывшим при нем австрийским офицерам генерального штаба:

– Судя по диспозиции, мы проиграем сражение…

После этого, обратись к русским командирам, он невозмутимо и хладнокровно, с восточным акцентом, принялся отдавать приказания.

В центре позиции поперек дороги была выдвинута в две линии пехота. На левом крыле располагался впереди обширного оврага Уваров с гусарским и драгунскими полками. Двум шестипушечным батареям Ермолова велено было прикрывать Уварова.

Возвращаясь вместе с Алексеем Петровичем на позиции, полковник Шау, чуть трогая шпорами свою лошадку, похожую характером на хозяина – игрунью, воструху, – добродушно пробасил:

– Жаркая предстоит баня! Только кто кого будет парить – мы Бонапарта или он нас?

– Это зависит, – в тон ему отвечал Ермолов, – не только от нас с тобой, но и от верховных банщиков. Хочешь не хочешь – а нам указали полку. Залезай да не зевай!..

Они сердечно обнялись и разъехались по своим местам. Было уже светло. Далеко слева слышались ружейные и пушечные выстрелы, но впереди, на неясно выступавших высотах, все зловеще молчало.

Попадичев учил батарейцев:

– От ран всяких желчь медвежья имеет силу заживлять… А от сеченых прикладай желтый петров крест с травою попутником – с того раны исцелятся… Или еще добро прикладывать пластырь рвучий… А уж ежели рана загниет, опухнет, пробьет ее багровый цвет – тут уже нет ничего лучше, как присыпать воробьиным или гусиным пометом…

– Харитоныч! Господин Горский! – позвал Ермолов. – Готовь орудия к бою!..

По сигналу русские открыли огонь из всех орудий, и конница пришла в движение. Слева и справа двинулись на занятые французами высоты гусары, драгуны, уланы. Только теперь заревели пушки неприятеля и навстречу русским с холмов стала спускаться французская конница.

Батареи Ермолова били по высотам, где обнаружили себя вражеские пушки. Русская кавалерия столкнулась в низине с неприятелем и врубилась в него. Особенно удачно действовали уланы генерал-майора Меллер-Закомельского, опрокинувшие французскую конницу и погнавшие ее назад, на взлобье. Их синие шапки с белыми султанами и серые с алыми воротниками плащи замелькали уже у вражеских батарей. Но в дело вступали все новые и новые французские орудия, огонь усиливался, и вот уже уланы остановились, смешались и повернули лошадей. Неудаче способствовало то, что у самых неприятельских пушек получил тяжелое ранение и остался в плену Меллер-Закомельский. Теснимые противником, уланы начали отходить.

Французы не преследовали отступающих, ограничиваясь лишь пушечной пальбой. Зато слева бой разгорелся не на шутку. Праценские высоты были в густом дыму. Орудийные выстрелы слились там в сплошной гул. Неприятель синими потоками лавы обходил высоты, отсекая их от крыла Багратиона и заполняя все пространство севернее Працена. Навстречу французам от Аустерлица тяжело вырвалась конница в блестящих белых мундирах.

Не получая ни от кого известий о ходе дел, великий князь Константин Павлович, оставленный с гвардией в резерве, внезапно обнаружил впереди себя неприятеля. Конная гвардия ударила во фланг французам, обратила их назад и в преследовании изрубила батальон, захватив полковое знамя. Однако силы неприятеля умножались, и великий князь Константин Павлович начал отступать.

Был час пополудни. Уже не имея общей связи, поле боя представляло зрелище отдельных частных действий, как это бывает всегда, когда середина фронта прорвана и отделена от флангов. На левое крыло французов, к маршалу Ланну, возвратилась пехотная дивизия Кафарелли, наполеоновские мамелюки и драгунская дивизия Келлермана. Теперь Ланн усилил наступление на Багратиона по всему фронту.

Ни яростные контратаки русских гусар и драгун, ни отчаянный огонь пушек не могли остановить движение корпуса Ланна. У очень топкого канала теснились уже совершенно перемешавшиеся полки из дивизии Уварова.

Мостов было мало, под выстрелами кавалеристы бросались в ледяную воду и тонули вместе с лошадьми. Конно-артиллерийская рота Ермолова была затерта в общем потоке отступающих.

«Остановить батарею! – решил он. – Прикрыть огнем отход. Иначе здесь произойдет бойня…»

Расталкивая гусар и драгун, спешивших к переправе, Ермолов выбрался к двум ближайшим пушкам.

– В сторону! Выезжай за мной! – крикнул он ездовому и повернул лошадь на взгорье.

Пушки были установлены вовремя и нацелены на противника: сверху, наседая на последние ряды отступающих, спускались французские пехотинцы, а за ними маячили конные силуэты мамелюков.

– В картечь! – скомандовал подполковник, и два орудия ударили прямой наводкой по неприятелю.

Французы остановились и попятились. Однако вражеские батареи, бившие по переправе, тотчас перенесли огонь на дерзких русских артиллеристов Ядра, свистя и шипя, ложились рядом. Кто-то громко и жалобно стонал, со всхлицами и причитаниями Ермолов обернулся. У подбитого зарядного ящика лежал навзничь юноша-батареец, из шеи которого алым ручьем бежала кровь. Над ним склонился подпоручик Горский и, глядя на рану, бормотал:

– Кровь булат, мать руда, тело древо, во веки веков… Аминь…

• Предыдущая
• 28/110
• Следующая