Завещание предков (СИ) - Стрелков Владислав Валентинович - Страница 22

- Матвей Власович, а всегда так удачно бои проходят? Ну, без потерь.

— Нет, не помню такого. Может, Владимир Иванович, ты человек удачи. Только с твоим появлением стало так.

Вот уж никогда не считал себя удачливым.

— Мой отец говорил: — Удача куётся своими руками. Только у меня мало что получается.

Кубин покачал головой.

— Ты слишком критичен к себе. Практически два боя, по-твоему, вышло, значит, удача не отвернулась. Твой отец был мудрым человеком, следуй его словам. И ещё, побереги себя. Мне не терпится о многом поговорить. Честно, я как увидел, что тебя вышибли из седла, думал всё. Разбередил ты память мою, так домой захотелось, спасу нет.

Я понял, что он за дом имел ввиду. И как рассказывать мне про то, что потом, после их попадания сюда, в стране случится, даже не знаю.

Подъехал Демьян. Весь сияет, что мои гривны. В руках держит лук. Дед Матвей нахмурился.

— Где ты взял такой лук, отрок?

Тон Кубина не предвещал ничего хорошего. У Демьяна улыбку сдуло с лица, лук он спрятал за спину, а сам понурился.

— Это лук боярина Володимира Ивановича, что с поганого вместе с бронью взято. Я тул на своего коня вязал. Не куда было сунуть. А у боярина всё равно кольца нет, как бы он его натянул?

Дед Матвей, подъехав, отвесил подзатыльник, прямо по шлему. Да так, что он съехал на глаза, и личина бармицы отлетела.

— Спрашивать надо бестолочь. Сними шишак то, руку отбил. — Дед Матвей затряс отбитой рукой. — И много поганых ты настрелял?

Демьян скинул шлем, глянул из-под лобья.

— Каждый вторый мой. — И вздрогнул от хохота Кубина. Я тоже усмехнулся:

— Ну-ну, Робин Гуд. Три десятка ратников, по двум дюжинам поганых стреляло, и каждый второй твой?

А дед Матвей отсмеявшись, сказал.

— Насмешил, отрок, насмешил. Только не блядуй боле. И не хвастай. Не дело это.

Демьян вскинулся.

— Я правду говорю. Доказать могу. Поедем бояре.

И поскакал к телам степняков. Мы с Кубиным, не спеша, направились за ним. Я наклонился к деду Матею.

— Матвей Власович, что вы имели ввиду, сказав — не блядуй?

Кубин удивился.

— Не обманывай, а что?

— Да нет, ничего. Просто выражение интересное. — Хмыкнул я.

Он прищурился.

— Нет, Владимир Иванович. Не темни. Оно знакомо тебе. Что оно означает у вас?

Я, почему-то обернулся, и сказал ему, что оно означает у нас. Он недоверчиво глянул. Я кивнул, улыбнувшись.

— Я не блядую.

Кубин хмыкнул.

— А ты юморист.

Демьян уже стоял у убитого степняка и размахивал стрелами.

— Вот, бояре, моё доказательство.

— Ну, стрелы, и что?

Парень, не смутившись, показал на пятки стрел.

— Посмотрите, бояре. Мои стрелы трёхпёрые, а у остальных два пера. Мои стрелы убили поганого.

Я показал на утыканное стрелами тело.

— А эти стрелы его что, пощекотали?

— Я их выдернул из головы, посмотрите.

Мы слезли с коней и посмотрели на голову степняка. Обе глазницы были пробиты. Демьян сказал гордо:

— И так у дюжины.

Мы в молчании обошли все трупы. Что говорить? У двенадцати глаз не было. В них торчали трёхперые стрелы.

— Ну, ты даёшь! Прям, Вильгельм Телль какой-то.

Кубин покачал головой.

— Нет слов.

Демьян задрал нос:

— Я ж говорил. А кто такие Робидуд и Вилетел?

— И зачем ты две стрелы тратил на каждый глаз?

— А оно так верней будет.

Я посмотрел на тело степняка. В нём, так, стрел с тридцать торчит, а дед Матвей озвучил мой вопрос:

— Остальные бояре, значит, их не убили бы тремя дюжинами стрел в каждого. И скажи мне, зачем тратить вторую стрелу, если первой попал куда целил? Ведь в два раза больше настрелял бы поганых. Токмо время терял. Чему я тебя учил?

Демьян понурился.

— Как лучше хотел.

— Как лучше он хотел. Бронь нацепил, а ума не прибавилось.

К нам подъехали Горин и Велесов.

— Что тут у вас, бояре?

Кубин показал на Демьяна.

— Посмотри сотник, зело вострый лучник у нас появился. Половине поганых, в каждый глаз по стреле вогнал.

Горин нахмурился.

— А где сей отрок добрый лук взял?

Я выручил Демьяна.

— Дал свой, на время. Надо же ратнику боевые трофеи иметь.

И хлопнул Демьяна по плечу.

— Ну, коли так, то будет ему добрый лук.

Горин посмотрел на трупы степняков. Хмыкнул. Глянул на деда Матвея, и сказал:

- В каждое око говорите? А ну отрок, видишь, берёза на отшибе стоит? Положишь три стрелы в трех вершках от каждой, то дам самый добрый лук из добычи.

Я оглянулся. В метрах двухстах стояла берёза. С лука не знаю, но с арбалета я попал бы. Демьян, тем временем, глядя на берёзу, наложил стрелу, и резко оттянув тетиву, выстрелил. На стволе, одна за одной выросли три стрелы. Горин вскочил на коня.

— Поедем, бояре, глянем на стрелы. Коли Демьян в урок уложился, самый добрый лук ему дадим.

Подъехав, к дереву Горин всмотрелся.

— Две стрелы аккурат по вершку, третья дальше. Что скажешь Демьян?

Я ответил за Демьяна:

— Я поручусь за отрока, Илья Демьянович. Он метко стреляет. А то, что стрелы не разумно тратит, так это на месть спишем, за мать и отца.

Горин кивнул.

— Добре. А теперь победу и отпраздновать не грех. С обеду отъехать пришлось. Пойдёмте бояре.

И показал на расстеленные ковры, где холопы споро расставляли снедь.

— Не верю! — Вскочивший Кубин, сделал три шага, и остановился у спящего Демьяна. Что-то пробормотал и опять сказал громко:

— Нет! Не верю! Не может такого быть!

Демьян выглянул из-под плаща и спросил сонно:

— Что случилось, Матвей Власович?

— Ничего, спи.

Демьян сладко зевнул, и повернулся на другой бок.

Дед Матвей подойдя, сел на положенные на землю сёдла и, смотря мне в глаза, спросил:

— Как такое может быть?

Я пожал плечами.

— Все причины и предпосылки я уже упомянул. Больше мне добавить нечего. Одно могу сказать — как говорили не раз, страну просрали, извините за мой французский.

Кубин кашлянул.

— А французы тут причём?

— А, приговорка такая, не обращайте внимания.

— И ничего не смогли сделать? — Расстроенный Кубин сплюнул. — Я всегда говорил, что жандармерия — это сборище тунеядцев.

— А жандармерия тут не причём. Всю страну затянуло разом.

Кубин, глядя на тлеющие угли, медленно повторил:

— Всю страну затянуло…. И что потом?

А что потом? Как легко было начинать этот разговор. И как тяжело продолжать. Кубин уговорил меня начать рассказывать первым.

Начал я рассказывать с начала первой мировой. Всё, что касалось русских войск, старался вспомнить и подробно рассказать. Как только начал говорить про то, что случилось позднее, то Кубин стал реагировать резче. До этого сидел тихо, только катал желваки. После рассказа про семнадцатый год он и вскочил.