Королевство белок - Тулянская Юлия - Страница 20
- Предыдущая
- 20/76
- Следующая
– Это уже другая вера у тебя, Хассем, а не та, что учили в каменоломнях, – сказал Берест. – Своя какая-то.
– Да, получается… – Хассем помолчал, глядя в огонь. – Может, все не так, может, я придумал это сам… Как эту веру с той, другой связать?
– Вороненок ты вещий, – усмехнулся Берест. – Что ты за один раз наговорил, того нам с тобой за век не передумать. А надо идти вперед. Может, и наша возьмет. Жить все равно надо, Хассем, как ты думаешь? Ну, мы и будем по-своему жить. И ты с нами… Мудрец ты, старичище…
Хассем невольно улыбнулся.
– Ну ты и скажешь, – хмыкнул он. – Старичище!
– Старый, мудрый воронище, – засмеялся Берест. – Ведь мы с тобой товарищи и договор заключали помогать друг другу, разве забыл? Вот и пойдем вместе.
– С тобой разве забудешь! – Хассем улыбался почти так же широко, как обычно улыбался Берест.
Моя посуду в кабаке, Илла думала о Зоране: «Все-таки да, он добрый».
К хозяйству Иллы Зоран добавил свое скудное имущество: черный от огня котелок, топор и всякую полезную мелочь вроде ниток, дратвы, иголок, сапожных колодок, куска воска, смолы и шила. Он сам чинил себе одежду и сапоги, при случае мог сшить и то, и другое. В Богадельне он начал немного сапожничать.
Если спрашивали, где научился, Зоран отвечал:
– На войне.
Он не помнил наверняка, на какой: вся жизнь его прошла в местных войнах, которые вели между собой князьки и царьки с помощью наемников.
Илла полюбила слушать его рассказы. Звониградский князь поменял веру, а простонародье долго еще придерживалось отцовской. Волхвы втайне учили парней чтить старых богов и защищаться. А потом, когда лютые поборы князя, перенявшего вместе с верой и чужеземную роскошь, переполнили чашу терпения, Зоран, совсем еще молодой, сделался одним из зачинщиков и вожаков мятежа.
Мужиков не всех волновала судьба старой и новой веры. Еще больше было таких, кто придерживался прежних богов, потому что волхвы тоже были против князя-вымогателя. Но князь взял верх, и среди прочих Зоран был приговорен к смерти. Он бежал, и с тех пор ни разу не был на родине.
Зоран служил и на западе, и в южных королевствах во время многочисленных усобиц между правителями. Из-за этого бывало, что сегодня ему выпадало драться со вчерашними «своими». После ранения он на всю жизнь остался хромым, и в наемники его больше не брали. Он бродяжничал, потом ездил с цирком.
За жилье Илле Зоран исправно платил. С утра отправлялся в город на поиски поденной работы, а вечером протягивал на ладони несколько медяков. Илла приберегала их на дорогу, потому что теперь уже точно решила уйтииз Анвардена.
Зоран сделал в Иллиной каморке два топчана, починил табурет, все время напевая за работой. Иллесия уже наизусть помнила его песню и иногда сама напевала на чужом языке, не понимая, что означают слова:
Илла смотрела на седые волосы Зорана и черную бороду и даже понять не могла, старый он или молодой. Она готовила похлебку. В углу, у закопченной стены, была расставлена на полу утварь: миска и котелок, кувшин с отбитой ручкой, ведро и облезлый веник Илла старалась держать в доме воду и умываться каждый день, а веником сметала паутину. Другой угол был занят прислоненным к стене большим треснувшим зеркалом – при свете горящего в плошке фитилька, стоявшего на сундуке, Иллесия поправляла перед зеркалом волосы.
Помешивая ложкой в котелке, Илла смотрела, как Зоран вырезает ножом из чурки другую ложку.
напевала Иллесия вслед за ним на чужом языке, не понимая слов.
Посетители кабачка, где прислуживала Илла, были удивлены, что независимая девчонка нашла наконец-то себе сожителя.
– Всех отшивала, искала, какой похуже, – поддевали ее приятели. – Он же хромой и седой!
Старшие, наоборот, одобряли Иллесию. Знала, кого выбирать. На старости лет влюбился по уши, значит, ничего для нее не пожалеет, в лепешку расшибется.
– Опять же, силач – не приведи бог! Если что, и вступится.
– Она сама за себя вступится – мало не покажется!
Илла только фыркала да отшучивалась, а тем, кто брался ее отговаривать, заявляла:
– Не ваше собачье дело!
Но как-то вечером Илла сказала Зорану:
– Знаешь, что? Ну давай, я буду с тобой жить, как с мужем! Только… – она запнулась. – Только когда придем в Соверн, – и сердито добавила. – А то как мы пойдем, если у меня по твоей милости живот начнет расти? И не думай!
Зоран кивнул и посмотрел на нее виноватым взглядом.
Серый кот Зорана – просто Кот – оказался парнем смелым и любопытным. Целыми ночами он охотился в развалинах. От щедрого сердца поутру приносил хозяину задушенную мышь, которую уже не в силах был съесть. Кот расцвел: распушился, залоснился, но охотничьего азарта не терял. Отоспавшись днем, к вечеру Кот переполнялся воинственного задора и отправлялся сокращать местное поголовье крыс.
Тронуться в путь на юг Илла с Зораном договорились через месяц. «А что-то мне последнее время и тут не так уж плохо!» – думала Иллесия, сидя с ногами на топчане и с наслаждением прихлебывая из кружки горячий травник. Они ужинали: Зоран купил у мальчишек дешевых ворованных яблок.
Илла накинула на плечи одеяло.
«Если бы так всегда жить, можно и на юг бы не ходить. Только холод собачий! А зимой что будет…» – думала она.
– Кабатчица говорит, нынче зима придет холодная, она приметы знает, – поделилась Илла. – Пусть себе приходит, только без нас.
– Пусть себе, а мы уйдем, – соглашался Зоран.
Он давно уже решил завязать узел на своей скитальческой судьбе. Зоран подумывал, что найдет какую-нибудь вдову, пусть даже и с детьми, или одинокую женщину, с которой договорится по-простому: «Я еще не старик… Не пью, от работы не бегаю, нрав у меня смирный. Выходи за меня.» Мало ли людей сходятся по такому договору.
Чем тронула его смуглая девчонка из Богадельни в красном ношеном платье, которая прислуживала в кабаке?.. Зоран был сердит на себя за свое сумасбродство. За версту видно, что они не пара. Но почему-то Зорану хотелось, чтобы Илла полюбила его, сама выбрала из всех, а не просто расплатилась за хлопоты и за будущий путь до Соверна.
– Наверно там, на юге, тоже есть что-то вроде нашей Богадельни, – говорила Илла, догрызая последнее яблоко. – Жить-то где-то надо. Ну, если там зимы не бывает – особо нечего беспокоиться. Если что, и на улице какое-то время можно ночевать.
Она закуталась в одеяло: здесь-то был не юг.
– Спать что ли уже, – задумчиво сказала Илла и улеглась на свой топчан. – Зоран, расскажи про юг. Расскажи историю.
Зоран загасил фитилек в плошке и тоже лег.
– Слушай историю. На юге я прослужил лет пять. Появилось у меня с дюжину товарищей, с которыми мы так и переходили вместе от хозяина к хозяину. К примеру, наймемся в Тиндарите, а когда заварушка кончится, пойдем во Флагарно. И так мы бродили. Князьки дерутся между собой, а мы служим то одному, то другому. Вот как я обошел пешком весь юг.
Перед глазами у Зорана встали земли Соверна:
– Мальчишки там воруют в господских садах не яблоки, а апельсины. Там красными цветами цветут гранаты. Осенью фрукты не успевают собирать. Их так много, что бродягам разрешается рвать их с веток, которые свешиваются за забор, на дорогу. И все же к концу осени дороги усыпаны перезрелыми фруктами, и везде чувствуешь запах прели…
– Прямо не верится, – подала голос Илла.
– А в Оргонто попали мы на службу к князю Саринардо. Он был лютее льва…
Зоран чувствовал, что воспоминания все сильнее захватывают его.
Князь Саринардо Оргонтийский был прозван Оргонтийским Смерчем. О нем ходили легенды. Он не знал жалости. Его жестокость даже у видавших виды наемников вызывала суеверный ужас. Смерча из Оргонто сравнивали с самим Князем Тьмы. Саринардо был рад питать эти слухи. Он жил войной ради страха, и люди знали: когда он входит в город – для города настает конец света.
- Предыдущая
- 20/76
- Следующая
