Лиха беда начало - Михалева Анна Валентиновна - Страница 42
- Предыдущая
- 42/74
- Следующая
Неужели убийца — все-таки жена, которая теперь пытается свалить вину на нечестного политика? Вернее, сама не пытается. Но раз уж судьба в лице сумасшедшей журналистки Соколовой посылает ей такую удачу, так почему же не ухватиться за нее? По крайней мере, если бы Титова действительно была причастна к аварии, в которой погиб ее супруг, то она непременно сообразила бы, что участие в телевизионном обвинении Горина ей на руку. Тогда понятно, почему ее глаза радостно засветились, когда Алена предложила ей сняться в передаче. Иначе и не объяснишь. И все-таки это странно! Странно, что она не сдержалась. Ну радовалась бы себе, скакала бы от счастья по квартире, хохотала бы, как все нормальные люди в подобных обстоятельствах, но делала бы это уже в одиночестве, а не на глазах у изумленной (и, кстати, весьма подозрительной) девицы. Неужели не могла дождаться, пока она уйдет?! Нет, как ни крути, а поведений вдовы, мягко говоря, неадекватно. Алена постаралась припомнить весь разговор с Титовой, чтобы определить, что конкретно так обрадовало Валентину: поначалу она вела себя вполне пристойно — с грустью упомянула о сыне, который вернулся из лагеря, достойно представила своего нового друга — Игоря, который теперь заботится об их семье и даже нашел сыну Валентины некое занятие, которое его отвлекает от всего на свете. А затем произошло невероятное — она отказалась от любых съемок, но когда Алена поделилась идеей обвинить Горина в гибели Титова — просияла и согласилась. Ну как тут не начать подозревать человека!
Она откинула голову на спинку кресла — до решающей операции оставалось не больше двух часов. Они договорились встретиться с охранником (и писателем) Семеном Зориным у дверей офиса фирмы «Дом» в десять вечера. Сейчас уже восемь.
То есть через час она должна выехать из дома, дабы пуститься в ночные приключения. Что ее ждет? Удачное утро с кипой документов в руках или нечто менее привлекательное? Например, если Зорин чего-то не учел и ее застукают за копанием в ящиках письменных столов. Рассвет в тюрьме или на обочине с простреленной головой (ведь Горин — по всем статьям — человек серьезный и не потерпит подобного посягательства на свои секреты)? Алена живо представила свое недвижимое тело в придорожной канаве, над которым склонился рыдающий капитан Терещенко, явившийся по вызову к неизвестному трупу и узнавший в нем свою бывшую возлюбленную.
«Брр!» Она затрясла головой. Пусть уж он рыдает по какому-нибудь другому поводу. Выглядит это, конечно, весьма мелодраматично и в какой-то мере даже романтично, но умирать ради такой трогательной картинки, право же, не стоит. Да и вообще, черт ее дернул фантазировать именно в этом направлении! В конце концов, единственный, кто имеет шанс ее пристрелить или сдать в милицию за взлом офиса, — это охранник Кузьмин-Зорин. А он этого делать не будет.
Так чего она тут навоображала!
Чтобы не углубляться в размышления о ближайших перспективах, Алена резко поднялась и решительно направилась к гардеробу — все-таки она должна нацепить на себя нечто подобающее предстоящим занятиям. Костюма взломщика или вора-домушника под рукой не оказалось, пришлось довольствоваться малым — черными брюками и такой же черной водолазкой. Она оглядела себя в зеркало: маска на лице, конечно, не помешала бы, но в самом деле, что она собирается вытворять? Подумаешь, пройти в пустой офис, тем более что охранник сам распахнет перед ней двери. Не чулок же на голову надевать! Хотя… это любопытное решение. Она покопалась в ящике для белья, выудила из него черный чулок, который Бунин так любил созерцать на ее ноге, и нацепила его на голову.
Зрелище оказалось не для слабонервных. Вообще-то она никогда не питала иллюзий по поводу своей внешности, но обтянутое капроном лицо стало просто безобразным.
Алена нервно хохотнула:
— Если я это надену на башку, Кузьмин-Зорин меня точно пристрелит. Либо с испугу, либо от омерзения, что, впрочем, не важно.
В минуту столь удивительной догадки зазвонил телефон.
— Аленушка! — Слышно было замечательно: международная связь еще никогда не подводила. Hо мать все равно кричала так, что у дочери тут же заложило ухо.
— Как ты там, доченька моя? Я тут почему-то не нахожу себе места. Вторую ночь вижу тебя во сне и все звоню, звоню — просто не отхожу от телефона. Где ты пропадаешь? Что ты там делаешь? Ты уже поела? Ты правильно питаешься? Тетя Тая намекает на какие-то твои беспорядочные связи, ты меня понимаешь? Ради всего святого, вспомни, что я тебе говорила. И еще…
— Мама! Мама! — Алена даже пощелкала пальцами. — Мама! Ты решила пересказать мне все свои кошмарные сны? Успокойся, пожалуйста, я хорошо питаюсь, много работаю и надежно предохраняюсь.
После этой гневной тирады мать слегка притихла, успокоенная скорее наличием голоса дочери, нежели смыслом ее речей. Над смыслом она подумает позже и тогда снова позвонит, будет кричать, предупреждая ее о всех бедах, которые существуют на свете и от которых ей нужно уберегаться.
Впрочем, Алена на нее за это не сердилась. Мать есть мать. И если она так далеко от дочери уже не первый год, можно понять ее все возрастающую панику.
— Ну вот, — мама вздохнула и, похоже, даже всхлипнула, — ты стала такой резкой. И что у тебя с голосом, ты что, простыла?
— Я? — Алена пожала плечами. — Нет, всего лишь легкая тропическая лихорадка. На голосе отражается не очень, но на лицо смотреть невыносимо страшно.
Она бросила взгляд в большое зеркало, откуда на нее таращилось черное пугало — то есть она сама в своем теперешнем наряде.
— Алена, — голос стал строгим, — прекрати сейчас же шутить со своим здоровьем, я места себе не нахожу, пока ты там развлекаешься.
«Ты еще многого не знаешь! — с некоторым злорадством подумала дочь. — Все-таки здорово жить на Расстоянии от родителей, иначе плакали бы мои расследования!»
— Мамуля, — проныла она жалостливо, — не переживай. У меня все замечательно.
— Да? — усомнилась та. — В последний раз я слышала подобное за день до того, как тебя чуть не подстрелили в театре.
«Хо-орошая ассоциация! Особенно в преддверии предстоящей операции!»
Вслух она попыталась еще раз в том же тоне.
— Нет, на самом деле я веду спокойный и размеренный образ жизни. А тетке Тае плюнь в глаза за ее наговоры. Вернее, лучше я сама пойду и плюну.
Надо же — беспорядочные связи! — совершенно искренне возмутилась Алена. Связь с Буниным действительно порядочной не назовешь, но, по крайней мере, он ведь у нее один.
— Я давно уже собиралась приехать, — мать снова подозрительно всхлипнула, — и теперь почти решилась…
— Что?! — взревела любящая дочь. — Когда?!
— Похоже, ты не особенно рада этому, — грустно констатировала родительница.
К таким поворотам Алена не была готова. Когда угодно, но только не сейчас. Она живо представила себе, как мама, узнав о ее настоящих занятиях, повиснет у нее на руках, не дав не только закончить дело с разоблачением Горина, а вообще из дома носа высунуть.
И все-таки она нашла в себе силы собраться, чтобы в голосе не сквозило отчаяние:
— Да что ты, мамочка. Я страшно рада, только скажи когда, я ведь должна тебя встретить.
— Вот именно, и не забудь убрать квартиру. А то я чуть с ума не сошла, когда приехала в тот раз.
Надо ли описывать реакцию хозяйки дома, если она появилась в собственном жилище аккурат после эпизода с арестом маньяка-телемана, который чуть не зарезал ее дочку. Квартира действительно выглядела не лучшим образом — начиная с развороченной входной двери, которую выломал Вадим, спасая Алену, и кончая опрокинутым горшком с цветком в гостиной.
Одним словом, дом походил на поле битвы, чем не так давно и являлся.
— Так когда ты прилетаешь? — Алена решила сменить тему.
— Я пока не решила…
Алена отвела трубку от губ, чтобы мать не расслышала, как воздух вырвался из легких: «Фу!»
— Но если у тебя все в порядке, как ты говоришь, то наверное, к середине сентября. А у тебя действительно все в порядке?
- Предыдущая
- 42/74
- Следующая
