Обряд Ворлока - Русанов Владислав Адольфович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/78
• Следующая

— Устраивает.

— Хорошо. Тогда должна предупредить. Ни один воин динни ши не пойдет с вами. Я не буду рисковать верными слугами ради твоей прихоти. Уяснил?

— Уяснил.

— Но если тебе понадобится моя помощь, просто позови. Мы в йоркширских холмах, я услышу.

— Спасибо, великая королева.

— У тебя есть вопросы ко мне или Керидвене?

Вратко задумался на мгновение. По делу-то и спросить нечего. Еды на дорожку попросить, что ли? Или оружия получше для Игни, Гуннара и Олафа? Захотят ли еще викинги чужие мечи в руки брать?

Эх, ладно! Была не была!

Парень махнул рукой и задал вопрос, который мучил его давно, с той поры, как он переступил камень на входе в заклинательный чертог.

— Этот волшебник… друид Мирддин — живой?

Керидвена сухо рассмеялась.

Маб ответила серьезно:

— Это смотря как считать. Он не спит, не ест, не дышит, но видит, слышит, мыслит… Он живой?

— Живой, — сразу выбрал правильный ответ словен. — Раз мыслит, стало быть, живой.

— Мудрец! — буркнула колдунья. — Латиняне таких философами зовут. Вернее, звали, когда римляне тут были.

Вратко рассеянно кивнул. Не понять — смеется над ним колдунья или вправду хвалит. Наклонился за копьем.

Неожиданно для парня Злое Жало поползло, словно живое, и не далось в руки. Вратко повторил попытку. Копье рванулось, будто наутек.

Обернувшись, новгородец увидел, кто издевается над ним.

Морвран держал в руках Злое Жало и криво усмехался, показывая желтые зубы.

— Отдай! — Парень протянул руку.

Военачальник народа Холмов задумался. Или сделал вид, что задумался. Наклонил жало копья в сторону Вратко, но не успел словен сжать пальцы вокруг оковки, отдернул. Зло хихикнул.

— Отдай, я сказал! — Словен почувствовал нарастающий гнев.

— Сказал он… — Горбун оскалился. — Возьми.

Он слегка подбросил копье вверх и тут же поймал. Взвесил в руках.

— Доброе оружие. На Ассал или Гунгнир, конечно, не тянет, но работа добрая.

— Не тебе его давали…

— Оружие — не застежка на плащ, — возразил Морвран. — Кто сильнее, тот и берет. Хотя… И застежку тоже возьмет тот, кто сильнее.

— Драться я с тобой не хочу, кеан-киннид, — набычился Вратко.

— Или боишься?

— Морвран! — голос Маб стегнул, подобно бичу.

— Моя королева… — съежился, втянул голову в плечи сын колдуньи.

— Ты тоже решил затеять свару? Не хватает мне тебя еще в довесок к Лохлайну!

— Я лишь хотел проверить хольмгардского ворлока.

— Проверил?

— Да, моя королева…

— Отдай копье!

— Оно не для него.

— И не для тебя! Отдай немедленно!

Вратко не оборачивался, глядя в лицо урода-горбуна, а потому не видел королеву, но в ее голоске звучала подлинная властность. Попробуй ослушайся!

Морвран сник окончательно. Отвел взгляд. Перехватил Злое Жало двумя руками, подал оружие новгородцу на раскрытых ладонях:

— Возьми… ворлок…

Вратко принял копье. Попробовал улыбнуться военачальнику. Зачем зло друг на друга держать? И так врагов хватает, новых находить ни к чему. Улыбка вышла кривоватой. Кеан-киннид не счел нужным отвечать на нее. Боком посунулся в темноту, где стоял и раньше.

— Морвран! — остановила его Маб.

— Слушаю, моя королева.

— Проведешь Вратко из Хольмгарда к его друзьям. Потом покажешь выход из Холмов.

— Да, моя королева.

— Они вольны отправиться в верхний мир, как только будут готовы.

— Хорошо, моя королева.

— Ты будешь их дожидаться у входа. Сколько воинов взять, решишь сам.

— А если они не вернутся, моя королева? — Военачальник пошевелил ноздрями, приподнял верхнюю губу. Он все больше и больше напоминал Вратко дикого зверя. И внешностью, и повадками.

— Мы вернемся! — твердо сказал словен.

— Они вернутся, — подтвердила его слова королева. — Клятва была произнесена. Кости Холмов слышали ее. Великие боги, следящие за всеми нашими поступками, тоже. Вратко из Хольмгарда — не дурак. Он знает, что нарушивший такую клятву не найдет больше удачи. Поэтому он вернется. Если викинги решат остаться под солнцем, то он вернется один. Не так ли?

— Я вернусь. — Парень покрепче перехватил Злое Жало. Повернулся к Маб: — Даже если вернусь один. Нужно ли поклясться в этом еще раз?

— Нет необходимости, — легко отмахнулась королева. — Я верю тебе. Дружбу и союз воинский, а ведь мы собираемся сражаться против общего врага, нельзя начинать со взаимных подозрений.

Вратко стало стыдно. По-настоящему стыдно. До горящих ушей и желания спрятаться и не показываться никому на глаза. Почему он постоянно подозревает королеву и ее приближенных? Из-за дурацких выходок Лохлайна или Морврана? Ну, так их поступки можно объяснить завистью. Любой из попавших в Полые Холмы викингов сильнее каждого из динни ши в несколько раз, да и кеан-киннид, пожалуй, в подметки не годится Гуннару или Олафу. Вот и злобствуют напропалую. А вымещать недовольство стараются на нем, новгородце, ибо чувствуют, что он единственный, кто с оружием в руках им уступит. Не говоря уже о возрасте. Не рано ли, ворлок из Гардарики, зазнаваться начал? Почувствовал себя равным с вождями, волшебниками, воинами, которые не одну сотню лет оттачивали мастерство? А сам ведешься на подначки, не умеешь на чужую шутку своей остротой ответить. Как говаривал кожемяка из посада, мальчишка с грязным пузом, зелень зеленая.

— Прошу простить меня, великая королева! — Вратко поклонился в пояс. С чувством, с душой, со всем возможным уважением. — Я, пожалуй, пойду. В дорогу пора собираться.

Его не задерживали. В глазах королевы Маб промелькнула искорка довольства. Но и только.

Урманы восприняли рассказ Вратко о видении «из котла» по-разному.

Игни пожал плечами — мол, всякое бывает. И едва не заработал подзатыльник, поскольку Гуннар наотрез оказался верить услышанному. Чтобы его вождь мирно беседовал со святошей Бернаром? Во имя огней Муспелльсхейма,[18] не может такого быть!

Олаф соглашался с ним, но защищал Хродгейра без излишнего запала. И его равнодушие — чего спорить-то… от споров белое черным не станет — выглядело, пожалуй, убедительнее, чем горячность кормщика.

Все еще слабый от ран, полученных в схватке с людьми Модольва-хевдинга, Рагнар Щербатый рассудительно заметил, что хитрость для воина не менее важна, чем отвага и доблесть. А вдруг Черный Скальд решил обмануть, обвести вокруг пальца монаха и Эдгара Эдвардссона? Притвориться овечкой, выжидая удобного случая, чтобы удрать. Раненый викинг напомнил товарищам хитрость, которой прибег Халстейн, друг и соратник Бьорна Железнобокого. Чтобы проникнуть в город латинян, защищенный крепкими стенами, он притворился тяжелобольным и сказал, что желает перед смертью обратиться в христианскую веру. Монахи, заправлявшие всем в том городе, обрадовались и пустили за стены носилки с вождем, которые несли немногочисленные приближенные воины Халстейна. Оказавшись внутри, викинг чудесным образом ожил, его хирдманы перебили охрану ворот, впустив всех остальных. Так вот, что мешает Хродгейру повторить шутку двухсотлетней давности?

Вратко украдкой вздохнул. Слова Рагнара бы да богу в уши.

Мария Харальдовна ни единому слову новгородца не поверила. Вернее, она поставила под сомнение образы, показанные котлом Керидвены.

— Сердце мне подсказывает — в беде Хродгейр, — упрямо твердила королевна. — Не может он сидеть, угощаться с врагами за одним столом, разговаривать с ними, прямо как с родичами. Я чувствую — плохо ему. Быть может, ранен и лежит, теряя силы, в овраге каком-нибудь, а возможно, и в плен попал, а там пытают его или убивают медленной смертью. Я страдания чувствую…

Ее речи можно было бы приписать душевному расстройству — дроттинг еще не оправилась после смерти отца. Но ведь о ней всегда шли слухи — дочь Харальда Сурового, мол, прорицательница, может будущее прозревать, предчувствует неудачи и несчастья.

• Предыдущая
• 8/78
• Следующая