Боруэлла - Евдокимова Наталья - Страница 35

• Предыдущая
• 35/52
• Следующая

— Пусть растёт? — шёпотом спросил Вадик. — А то нехорошо как-то…

Я кивнула… И мы побежали дальше!

— Маслёнок!

— Подберёзовик!

— Ложный опёнок!

— Ватрушка… то есть… простите… зеленушка… Молодые люди, мне кажется, вы меня уже щупали! Не стыдно? Вот молодёжь пошла!

— Маслёнок!

— Волнушка!

— А теперь смотри и слушай, — сказала я Вадику, когда на нашем пути возник цвета моей же шевелюры мухомор. Красивый, ядовитый, с белыми точечками — всё как полагается. Я легонько дотронулась до него.

— Белый гриб! — важно заявил мухомор.

Вадик покатился по земле от хохота. Я не выдержала и тоже громко рассмеялась.

— А если ботинком? — с угрозой сказала я мухомору.

— Маслёнок! — менее уверенно, но гордо сказал мухомор.

— А если двумя? — повторила я угрозу.

— Сыроежка, — повествовательно сказал мухомор.

— А если пнуть?

— Бледная поганка! — в истерике закричал мухомор.

И тут, в самый разгар веселья, меня кто-то схватил за руку и потащил…

— Грибы-мутанты! — закричала я, вырываясь.

— Да нет, это мы с Петькой… — сказал Борька. — Поговорить надо.

Мы шли достаточно долго — видимо, Борька с Петькой не хотели, чтобы нас услышали. Превращать будут. Точно будут. И, наверное, здесь это получится… Я ощутила какое-то волнение и беспокойство, но не радостное, а наоборот… Я вдруг представила возвращение из леса без меня — Вадика в первую очередь. Он, конечно, поймёт всё, и оттого будет ещё тоскливей. Я вдруг ясно представила, как он, размазывая слёзы по лицу, будет вытряхивать грибы из пакета, безразлично говоря: «Растите дальше…» А тётя Надя с дядей Мишей будут вызывать милицию, чтобы прочесывать лес, и поймут тогда, как они меня любят. «Надо было лучше к ней относиться», — скажет тётя Надя. «И кормить чаще», — добавит дядя Миша. «И никому её не отдавать», — а это они уже хором скажут… Но что поделаешь… Мне нужно возвращаться — хочется мне того или нет.

— Превращать будете обратно? — спросила я, когда мы наконец-то остановились.

Борька с Петькой как-то замялись.

— Мы уже… уже пробовали сегодня… да, пробовали, ничего не получилось! Вместе пробовали, по отдельности, ничего! — наперебой заговорили они.

— Волшебники фиговы, — для порядка сказала я, но мне сразу стало гораздо легче. — А чего тогда затащили сюда?

Борька замялся ещё больше. Посмотрел на Петьку.

— Ты говори, — сказал Петька.

— Ты говори, — толкнул его локтём Борька.

— Ты говори, мы же договаривались, что ты говорить будешь, говорили же? — затараторил Петька.

Борька вздохнул и начал говорить:

— Мы тут подумали… Петька подумал. Помнишь тот момент, когда мы тебя увидели впервые? — я кивнула. — До этого тебя ведь не видел никто?

— Никто, — подтвердила я.

— Ну вот! — обрадовался Борька. — А мы увидели! Вдвоём! Значит, всё это как-то связано, не только ты и я, но и Петька.

— Нашло это всё с кем связываться, — буркнула я.

— Ты слушай, — нетерпеливо сказал Борька. — К тому же Петька тоже может тебя превращать.

— Слабо может, — снова буркнула я и повернулась вокруг собственной оси, чтобы Петька наглядно увидел, насколько он беспомощен в качестве превращенца.

— Ты понимаешь, такое ведь может быть раз в столетии! Тысячелетии! Миллионолетии! А может и никогда не повторится! — Борька уже вовсю горланил и размахивал руками. — И если мы смогли тебя… того… этого…

— Наделить человеческими качествами, — подсказал Петька.

— Наделить человеческими качествами, — послушно повторил Борька. — То значит, это можешь сделать и ты… Можешь нас… того… этого…

— Наделить нечеловеческими качествами, — снова подсказал Петька.

— Вот именно. Элька! Преврати нас, пожалуйста! Ну, пусть туманами мы не будем, но как здорово было бы слышать всё… И уметь говорить, как ты! А мы тебе горы этих… котлет. И мороженого, кучи!

— Нет! — твёрдо заявила я, выслушав весь этот бред.

Вот ещё! Больше мне делать нечего, как дарить двум таким оболтусам столь бесценный дар. Я критически представила, какими стали бы стоящие напротив Борька с Петькой, если бы умели слышать всё и говорить со всем миром… И тут закричал Петька.

— Ай! Как громко! Шумно как!

— Ай-я-яй! — взвыл Борька и схватился за уши. — Не надо! Ай!

Так вот, оказывается, что такое «превращение»… Совершенно случайно сделала то, что делать не собиралась, даже за мороженое. Нужно было брать ситуацию в свои руки, а то этим двоим недолго и рехнуться.

— Успокоиться! Лечь! Вздохнуть глубоко! — сказала я голосом опытного психолога. — Вы спокойны… Абсолютно спокойны… Ваши мышцы расслабляются…

Уже через две минуты Борька с Петькой научились разделять звуки и не слышать всё вместе. Когда медитация была закончена, я снисходительно сказала:

— А теперь попытайтесь услышать что-то вроде «Жили-были старик со старухой…» или «Однажды девочка пошла в соседнюю деревню за молоком»… Или «В некотором царстве, в некотором государстве». Или что-то в этом роде.

Мальчишки прислушались.

— Слышу, я слышу! — радостно сказал Борька.

— И я, и я слышу! — крикнул Петька.

— Это лес, — вздохнула я и крикнула вдаль. — Вадик, пойдём слушать сказку!

«…Два неприметных человечка шли по неприметному лесу. Назовём их условно Первым и Вторым.

Их неприметность сразу же прекращалась, как только они выходили из-за деревьев. С шумом взмывали вверх бродившие по земле птицы, настороженно прислушивались притаившиеся в норах звери. Первый был ужасно лохматым, начиная от одежды и заканчивая, естественно, причёской. Дети такой вид причёски любят называть «взрывом на макаронной фабрике». Второй, напротив, был в панамке и с палкой, похожей на клюку. Этой палкой он усиленно разворачивал листья. «Грибники-и-и-и», — завывал осенний ветер.

Второй остановился и посмотрел на клюку. Задумался, после чего многозначительно произнёс:

— Муравей.

— Чего? — спросил Первый и недоумённо почесал макушку. Оттуда посыпались хвойные иголки.

— По палке ползёт. Му-ра-вей.

Первый не пожал недоумённо плечами, а подошёл ближе, и стал внимательно смотреть.

— И правда, — заключил он. — Му-ра-вей.

— Это от слова «мура»?! — Второй, несомненно, был рад догадке.

— Не, — неуверенно сказал Первый. — От другого.

И Первый стал ждать, пока Второй спросит, от какого именно.

Второй спросил. Он сказал:

— От какого?

— От слова «трава». Сначала пытались придумать рифму к слову «трава». «Дрова», «слова» и «голова» отметались по причине стандартности. Поэтому придумали «трава-мурава». А эти по мураве ползали. Вот и получилось — «му-ра-вей». Понимаешь?

Панамка уверенно кивнула.

— Это удобно, — добавил Первый. — Так называть.

Наверное, они были плохими грибниками. Те, что находили, не срывали. Им казалось, что это поганки, зато красивые. Солнце было уже низко — почти закат. Панамка Второго начала окрашиваться в красные полосы. Он стал подолгу останавливаться и куда-то смотреть. Потом громко вздыхал и шёл дальше.

— А это груздь! — сказал Первый и показал рукой на гриб.

— А он почему так называется?

— Видишь, у него тоже панамка. Совсем как у тебя. А как ещё назвать, когда ты из-под панамки молча смотришь вдаль? Так же, только тише — «грусть»…

— Мне кажется, что в такие моменты я на секунду разучиваюсь думать, — шёпотом сказал Второй.

Они надолго замолчали. Потом Первый ковырнул ботинком землю и сказал почти про себя:

— Это удобно. Так называть…

Второй снял панамку, под которой жили волосы соломенного цвета, нахлобучил её на шевелюру Первого и весело сказал:

— Мишка, пойдём домой!

— Ну, Санька… Побежали!»

• Предыдущая
• 35/52
• Следующая