Вольный стрелок - Миленина Ольга - Страница 51

• Предыдущая
• 51/105
• Следующая

— Ваш кофе, Юлия Евгеньевна, — провозгласил он, пропуская вперед официантку с подносом. — Не знаю, понравится ли вам — это очень редкий сорт, очень специфический… Вы курите? Могу предложить вам сигару…

Он вынул из деревянного ящичка длинный толстый коричневый цилиндр, сразу вызвавший у меня фаллические ассоциации. И понюхал его так по-гурмански, медленно пронеся под самым носом, едва не касаясь ноздрей, — и даже закатил глаза. Вполне оправдывая то, как я назвала его про себя — педерастом. А потом покосился на меня скептически, как бы говоря, что таким, как я, сигары ни к чему, все равно что свинью апельсинами кормить. Но ради того, чтобы свинью задобрить, дабы хрюкала поменьше и не раздражала утонченный слух, апельсинов не жалко.

— О, вы так добры. — Я не подала виду, что правильно истолковала фразу насчет кофе — в которой содержался намек на то, что такие, как я, привыкли пить всякое пойло. И что предложение насчет сигары восприняла как издевку. — Но должна признаться, я предпочитаю живых мужчин — и уж если занимаюсь мастурбацией, то доверяю латексным фаллоимитаторам больше, чем подручным предметам…

Он скривился, чуть покраснев, — а потом выдавил из себя нечто вроде улыбки, видно, сказав себе, что от плебейки не стоит ждать чего-то иного. И уж особенно благодарности за то, что с ней соблаговолили встретиться.

— Итак, Юлия Евгеньевна, приступим к делу? — Он обогнул круглый деревянный стол, отделанный тонкой зеленой кожей, садясь напротив. — Давайте то, что вы принесли — я вашу статью имею в виду, — и мы с вами ее обсудим…

Я задержала дыхание — он так снисходительно и покровительственно это произнес, что я чуть не сорвалась. А это было ни к чему.

— Статью? — Я удивленно подняла брови. — Если честно, я совершенно не собиралась вам ее показывать. Ваше предложение отрецензировать мой материал, прежде чем его одобрить, мне очень польстило — но я работаю в газете, а не в вашей пресс-службе. И пишу то, что считаю нужным написать, — нужным мне, не кому-то другому…

— Но позвольте… — Он, видно, был из хорошей семьи, интеллигентной, обеспеченной, возможно даже, с дворянскими корнями — отсюда и старорежимные замашки, и барская брезгливость, и подчеркнуто старомодная манера выражаться.

Если это была роль, то он играл ее давно и с ней сросся — но мне показалось, что образ все же несколько гипертрофирован. И ничего, кроме смешков — в лицо или за спиной, это уж от должности зависит, — вызвать у окружающих не может. — Один наш… один друг нашего банка, господин Шульгин, вчера сообщил нашему руководству, что вы готовите статью о покойном Андрее Дмитриевиче Ули-тине. И у вас уже есть определенная информация — основанная на слухах, как я понял, — и вы хотели бы ее уточнить. Желание очень похвальное и разумное. Насколько я понимаю, у вас наказывают за статьи, написанные по неподтвержденным данным, — особенно если после выхода вашей статьи на вас подают в суд. И я, оценив ваши намерения и понимая, что вы не хотите портить себе карьеру, пошел вам навстречу и дал своему секретарю распоряжение связаться с вами и пригласить вас на встречу. И, признаться, я не совсем понимаю…

— А я объясню. — Я улыбнулась ему лучезарно, извлекая из сумки свой плебейский «Житан» и прикуривая от плебейской одноразовой зажигалки, прежде чем он пододвинул ко мне ту, что стояла на столе, — массивный кусок серебра. — Я действительно готовлю материал о господине Улитине, и из моих источников ко мне поступила масса информации о роли вашего банка в судьбе покойного. Своим источникам я верю на сто процентов — но считаю, что слово надо предоставлять обеим сторонам. Однако ваша пресс-служба, а именно некий господин Гарин, ее возглавляющий, отказалась со мной встретиться по причине пребывания всего вашего банка в трауре по господину Улитину. Что мне, признаюсь, непонятно — судя по имеющейся у меня информации, смерть вашего бывшего шефа должна была бы вызвать в банке прямо противоположные чувства. И вот…

Я осеклась, остановившись с трудом. Говоря себе, что меня заносит и я не контролирую свои эмоции, настолько сильно завелась. Что я уже ляпнула не то, что следовало, — и закосить под дурочку, просто интересующуюся мнением «Нефтабанка» о бывшем шефе, уже не выйдет. Потому что я все испортила, озлобившись на этого педика, — и теперь вполне могла уходить, провалив казавшийся выигрышным план.

«Ну ладно, ладно!» — упрекнула саму себя. Ведь и в самом деле несправедливо было предъявлять себе претензии. Да, я не сдержалась — но ругать себя не стоило, себя надо любить. И проще было подумать, что если бы я продолжала себя контролировать и косила бы под дурочку, разговор бы мне все равно ничего не дал. А теперь, коль скоро я здесь, можно сделать шаг в другом направлении.

Например, раз уж я все равно приоткрыла карты, можно было открыть их еще больше и попробовать вынудить его рассказать мне что-то компрометирующее о своем бывшем шефе. Пригрозив, что иначе я напишу то, что мне вздумается — изваляв имя банка в грязи. Он, конечно, мог на это плюнуть — это ведь не старые времена, когда негативного упоминания в газете боялись все, от директора продовольственного магазина до чиновника высокого уровня. Но в любом случае я могла попробовать. Все равно другого пути уже не было. А пойти с ним на обострение мне очень хотелось — в данный момент больше всего на свете.

— Подождите, подождите! — Он поднял ухоженную белую руку, властно так, командно, с видом привыкшего повелевать человека, которому это право даровано с рождения. — Вам не кажется, что…

— Нет, не кажется! — Это была моя игра, и ему предстояло это понять. А заодно и пожалеть, что не сообразил сразу, что надо было вести себя со мной по-иному. И что я не денег просить пришла и не заказную статью предлагать — и что я не провинциальная девочка, ослепленная местным блеском и потерявшая напрочь голову. — Зато мне кажется, что в ваших интересах предоставить мне информацию о том, за какие именно прегрешения господин Улитин был снят со своего поста — если таковые прегрешения имелись. Я понимаю, что вам совсем не хочется их обнародовать и выносить сор из избы, — но могу обещать, что я не буду вас цитировать и вообще упоминать вашу фамилию…

— Юлия Евгеньевна, давайте, как говорят англичане, вернемся к нашим баранам. — Он был так по-олимпийски спокоен, не сомневаясь, что контролирует ситуацию и сейчас укажет мне на мое место — на которое я тут же уползу, поскуливая и поджав хвост. — Вы готовите материал об Андрее Дмитриевиче Улитине — это первое. Второе — вы получили от кого-то, возможно, совсем неинформированного, какие-то слухи, бросающие тень на наш банк. Третье — вы хотели бы, чтобы банк опроверг или подтвердил эти слухи. И наконец, четвертое — вы уфожаете, что в случае непредоставления нами нужной вам информации вы напишете все, что считаете нужным. Даже если я вам сообщу, что это ложь и клевета. Я правильно все понял?

Я спохватилась, что забыла, как его зовут, — а он так подчеркнуто вежливо меня называл, что, наверное, стоило ответить ему тем же. И я демонстративно поднесла к глазам всученную им визитку — показывая ему, что его имя не задержалось в моей памяти.

— Отчасти, Валерий Анатольевич, отчасти. — Я улыбнулась ему, делая глоток кофе — наверное, очень хорошего, но показавшегося мне дерьмовым в силу антипатии к тому, кто меня этим кофе угощал. — Пункты один и два вы поняли абсолютно правильно. Что касается остального… Я действительно напишу то, что хочу, — поскольку верю своим источникам. Но я предлагаю вам нечто вроде сделки — вы рассказываете мне то, о чем я прошу, а я не цитирую вас и плюс не делаю умозаключений, которые могут выставить ваш банк в негативном свете. Например, не пишу, что тот факт, что господин Улитин не имел высшего образования, тем более экономического, свидетельствует о том, что «Нефтабанк» с самого начала и до сих пор работает непрофессионально. Не пишу, что «Нефтабанк», на мой взгляд, был максимально заинтересован в смерти Улитина. Вас это устраивает? Да, и кстати — вы ведь в курсе, что господина Улитина убили?

• Предыдущая
• 51/105
• Следующая