Фанера над Парижем - Милевская Людмила Ивановна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/58
• Следующая

— Господи, Мама, лучше бы ты на карнизе осталась!

— Компании капут, где бы я ни была, — заверила ее я.

Тамарка призадумалась.

— Ох, Мама, — наконец устало посетовала она, — какая же ты невозможная. Я тебя за чем послала?

— Чтобы про Турянского разузнать.

— А ты чем занимаешься?

— Этим и занимаюсь.

— Ага, этим. Мама, ты невозможная. Уже взялась за дело, неугомонная, везде нос свой длинный сунуть успела, черт знает что еще сотворила, Розу посвятила в мои дела, скоро весь город к этому делу привлечешь. Я полагала, что ты умней.

Но мне уже было не до Тамарки, я теперь думала лишь об одном: «Почему это у меня длинный нос? Что это она говорит? Нос мой длинный! Неужели и в самом деле длинный? Что-то я раньше не замечала».

Порхнув к зеркалу, я со всей тщательностью изучила свой нос — и так и этак им крутила и в конце концов пришла к выводу, что он действительно длинноват, хотя я всю жизнь считала, что мой нос — вершина творчества создателя, его шедевр и эталон всех носов на свете. А поди ж ты, выходит, ошибалась — нос-то длинноват. Просто беда — узнать такое в моем зрелом возрасте. Какое горе!

Хотя, что за горе? Нос был эталоном все сорок лет, а на сорок первом взял да и вытянулся… немного. Перестройка организма пошла. В зрелую пору вхожу, вон как похорошела. Все замечают…

Но разве дадут тут уделить себе внимание? Тамарка словно с цепи сорвалась — вдруг как истошно завопит:

— Мама! С кем я разговариваю?! Блин!

— Откуда знать мне? — нехотя отрывая взгляд от своего красивого носа, спокойно ответила я. — С собой наверное.

— Что ты там делаешь?! Нашла время у зеркала крутиться! Иди сюда. Садись в кресло и давай думать.

Пришлось послушаться: если возникла необходимость думать — надо помогать, без меня Тамарке с этим делом не справиться.

— Что там Леля? — хмурясь, спросила она.

— Говорю же тебе, Леля безутешна. Никогда не видела ее такой: вся на нервах, постоянно рыдает. Порой создается впечатление, что бедняжка близка к сумасшествию — ведет себя неадекватно…

Казалось бы, ну что я сказала? А Тамарка вдруг как хватит кулаком по столу, как закричит:

— Мама! Ты невозможная!

«Боже, — испугалась я, — и с этой уже истерика».

— Мама! — еще громче взвизгнула Тамарка. — На кой черт мне твоя Леля с ее нервами, когда я не знаю, куда свои девать!? Что с Турянским — говори!

— Так похитили его, сколько можно говорить об этом? — абсолютно искренне изумилась я. Тамарка же опять в истерику, опять визжать:

— Это ты не со мной об этом говорила! Это ты черт знает с кем уже об этом говорила! Ох, убьешь ты меня, погубишь! Все! Все уже знают! — и внезапно замолчала, руки раскинула и начала как-то странно оползать в кресле, скукоживаться.

Я перепугалась и залепетала:

— Тома, Томочка, успокойся, я не говорила никому, побей меня леший и разрази гром, если я хоть словечко на сторону сказала.

Тамарка мигом ожила, вернулась в прежнее положение, ногу на ногу закинула, новую сигарету прикурила и с угрожающим пращуром спросила:

— Не говорила?

— Ни словечка, — заверила я и на всякий случай перекрестилась.

Однако Тамарку не убедило и это. Она была полна сомнений.

— Голову ты мне морочишь, Мама, ну да фиг с тобой — не убивать же тебя.

«Здрасьте, — подумала я, — дождалась благодарности. Вот как уже стоит вопрос».

— Роза, конечно, баба порядочная, — продолжила тем временем Тамарка, — ей любой секрет доверить можно… Кстати, ты предупредила ее, что о Турянском не стоит болтать?

И тут я вспомнила, что не предупредила. Тамарка прочла это на моем лице и с воплем: «Мама, ты невозможная!» бросилась звонить Розе. Когда Роза была предупреждена, Тамарка всерьез взялась за меня. Долго и тщательно пытала, а потом сделала вывод:

— Похоже, ты права: капут моей компании. Если у Турянского сердце и клаустрофобия, то он действительно труп. В противном случае Леле дали бы с ним поговорить.

— Я права всегда! — воспряла я. — И ничего не могу с этим поделать, вас же всех это злит. Понятное дело: кому понравится, когда кто-то умней.

Тамарка поморщилась, как от мигрени, но промолчала, за что тут же мною и была вознаграждена.

— Кстати, Тома, со слов Лели я поняла: Перцев больше огня боится, что сведения о пропаже Турянского просочатся во внешний мир. Даже в банке об этом мало кто знает. Почему бы тебе этим не воспользоваться? Лишь немножечко его пошантажируй, и он даст тебе кредит.

— Мама, а ты голова! — обрадовалась Тамарка и бросилась меня целовать, но тут же озаботилась:

— А ты точно знаешь, что он так уж сильно боится?

— Во всяком случае Лелю он запугал. Она запретила мне говорить с ним, даже зная о моих уникальных способностях в любом поиске и что Перцев мог бы в этом поиске помочь важной информацией. Более того, Леля просто запаниковала, когда я заявила, что пойду в банк. А ведь сама она знает слишком мало про дела мужа, про его знакомых и прочее-прочее. Перцев был бы здесь бесценен, но Леля боится, а ведь ей-то позарез нужно найти мужа.

— В такой ситуации и я не стала бы портить отношения с компаньоном мужа, — заявила Тамарка. — Если Турянский в самом деле погиб, Леля целиком и полностью в руках Перцева. Он сколько пожелает, столько и отщипнет этой Леле от того, что ей же и принадлежит. Рассердится, не даст вообще ничего. Леля не совсем дура, раз это понимает.

— Еще как понимает, — заявила я, уже жалея о совете, данном Тамарке. — Однако, Тома, я стою на страже не только твоих интересов.

— А чьих же еще? — опешила Тамарка. Она была несказанно изумлена, искренне полагая, что любой рад ей служить.

— Понятно, чьих. Леля доверилась мне, не могу же я ее подвести, а тут ты вдруг заявишься к Перцеву и выложишь все то, что я из Лели вытащила едва ли не силой. Это подло. К тому же, я, пожалуй, сгустила краски. Не так уж Перцев и боится огласки. Ну пропал его компаньон, Перцеву-то какой страх? Ему одна только радость, раз он так легко может оставить Лелю без наследства. Перцев, поди, мечтает о том, чтобы Турянский никогда не нашелся. Не ходила бы ты к нему, Тома, очень прошу тебя. Тамарка сразу на дыбы:

— Мама, ты невозможная! И такую чушь несешь, хоть уши затыкай! Бесспорно, Перцеву от гибели Турянского одна лишь только выгода, но это если Турянского нет в живых. Перцев же, как осторожный человек, на это надеется, но не рассчитывает. Ему о текущих делах думать надо. Пропал глава банка — это политический вопрос. Знаешь, какое пойдет брожение?

Я покачала головой:

— Откуда мне знать?

— Вот и не лезь со своими глупыми выводами, засуетится народ. Я вон, уже засуетилась, а сколько вокруг Турянского ошивается таких же озабоченных? Бездна. Каждый связывает с ним какие-то чаяния, каждому что-то нужно. А в самом банке что начнется! А бухгалтерия?

— Что — бухгалтерия?

— Она же вся под Турянским. А как ей теперь быть, этой бухгалтерии? А операционный отдел… Господи, Мама, ты даже не представляешь, сколько возникает проблем — тьма-тьмущая! Нет-нет, Перцев исчезновение компаньона будет до последнего держать в секрете. Убили Турянского или не убили, он же не может сейчас занять его место — трупа-то нет. Вот когда будет или Турянский, или труп, вот тогда и будет ясность. Мама, ты гений, сейчас же еду к Перцеву.

Я запаниковала:

— Тома, ты режешь меня без ножа! Ставишь под вопрос мою легендарную порядочность!

— Успокойся, я же не дура. Не стану я про похищение ему говорить. Намекну, что не верю в командировку и готова начать собственное расследование по Турянскому. На кой черт мне эта служба безопасности? Пусть работает, коль деньги плачу. Так Перцеву и скажу, а он, как услышит это, так сразу и подожмет-то хвост и кредит мне выдаст. Зачем ему лишние проблемы?

Я согласилась, а куда мне было деваться — Тамарка уже была на подъеме.

— Так, Мама, — решительно покидая кресло, гаркнула она, — некогда прохлаждаться. Делом, делом пора заняться. Ты куда едешь?

• Предыдущая
• 16/58
• Следующая