Любовники чертовой бабушки - Милевская Людмила Ивановна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/56
• Следующая

Немного погоревав, я решила, что настала пора развлечься. Я достала из старой сумки свой любимый брючный костюм и принарядилась.

Некоторые женщины решаются надеть новую вещь в гости или, скажем, в театр. Уже на людях они узнают о том, что новая вещь полна старых как мир сюрпризов.

Расскажу для примера: моя подруга Гануся купила трикотажное платье-чулок, которое великолепно на ней сидело, плотно облегая фигуру. Гануся на радостях ушла в новом платье из магазина. Каково же было ее удивление, когда «чулок» этот заскользил вверх по чулкам: платье катастрофически превращалось из «макси» в «мини», стремясь обнажить попку Гануси и остановиться где-то на шее. Вместо вальяжной прогулки бедняжка неслась домой во всю прыть, придерживая коварное платье руками.

С тех пор я не рискую: привыкаю к новой одежде постепенно и перед зеркалом собственной спальни.

Некоторые платья удавалось сносить в примерках. Вот почему я осталась равнодушной к обновам при выборе вечернего туалета и предпочла проверенный в деле брючный костюм.

Гануся меня убеждала, что в этом костюме я неотразима. Я ей поверила и не ошиблась. Судите сами: когда я шла по Парижу, то все без исключения провожали меня восхищенными взглядами. Даже женщины! Даже собаки! В воздухе словно повис вопрос: «Кто же там такой красивый идет?» Это шла я, источая умопомрачительный аромат «Армани» и раздавая прохожим ослепительные улыбки.

Да, немножечко приврала, уж простите. Зато могу точно сказать, что безобразной в костюме я не была, и, пока шла, в меня пальцем не тыкали.

Таким образом, я пришла в клуб «Парти дэ плэзир», что в переводе означает: увеселительная прогулка. Название соответствовало моему настроению, но не только поэтому я выбрала клуб «Парти дэ плэзир». В этом клубе я имела немало знакомых, потому что много времени проводила здесь в обществе своего Казимежа.

Казимеж не был снобом. Клуб располагался в громадном помещении, похожем на ангар. Говорят, там раньше были конюшни.

Зато в клубе царил дух свободы. Между колоннами примащивались где оркестр, где ансамбль, которые могли грянуть одновременно, не мешая друг другу. Общество собиралось разношерстное, но все больше имеющее отношение к науке или к искусству.

Попадались, правда, уникальные экземпляры, как, например, убеленный сединами Себастьен Барбикен, настоящий участник Второй мировой войны, национальный герой Франции, обладатель многочисленных наград, среди которых имелась и высшая награда Франции орден Почетного легиона. Себастьен был заоблачно стар, но не дряхл. Несмотря на то что он воевал с фашистами и летал на одном из самолетов легендарной эскадрильи «Нормандия — Неман», умирать Себастьен не собирался. Ходил он без тросточки и выпить мог больше молодого Казимежа.

Антураж клуба полностью соответствовал его духу. Стены разрисовывали все кому не лень. Когда я покидала этот клуб в прошлый раз, на одной из стен остался мой портрет фантастически громадных размеров. Мне было интересно, все ли он еще там.

— Мюз! Салю, Мюз! — услышала я, едва вошла в «Парти дэ плэзир».

Навстречу мне неслась Катрин Лелю. Я восхитилась:

— Катька! Ты?!

Как только передам наш разговор, вы сразу поймете, что женщины понимают друг друга без всякого языка, поскольку и по-русски, и по-французски при встрече щебечут одно и то же.

— Се toi? Muse! (Это ты?Мюз!) — щебетала Катрин.

— Катька! Ты?! Невероятно! — вторила я.

— Се toi? II est impossible! (Это ты ? Невозможно!).

— Катька! О! Чертовка!

— О! Diablesse! Muse! (О! Чертовка!Мюз!).

— Ну, Катька, выглядишь ты шикарно! Надо же, все лучше и лучше!

— О, tu as de l'oeil! De mieux en mieux! (О, шикарно выглядишь! Все лучше и лучше!).

— О, Катюша, чудная прическа!

— Coiffure admirable, Muse! (Чудная прическа, Мюз!).

— Ах, как я тебе рада!

— Je suis bien heureuse de tu voir! (Я так рада тебя видеть!).

Отпуская свои реплики, мы не стояли на месте: кружили, обмениваясь поцелуями, шлепками, щипками, нежными и шутливыми. Когда же Катрин осознала, что хочет задать мне вопросы, требующие ответов, она схватила меня за руку и потащила к переводчику — в клубе хватало народу, знающего английский язык.

— Когда ты виделась с Казимежем? — спросила Катрин.

— Два года назад, — ответила я.

Думаю, что Катрин поглощала информацию широко распахнутым ртом, иначе не могу объяснить, почему она рот не закрывала даже во сне.

— Где вы виделись?

Я удивилась, почему переводчик уложил в три слова то, что Катрин говорила минуты две, но в ответ на вопрос добросовестно изложила:

— Мы виделись здесь, в Париже. Он нежно поцеловал меня в губы и посадил на самолет. Обещал не забывать, вечно любить и даже хранить верность.

— О-ля-ля! — восхитилась Катрин и затараторила с удвоенной скоростью, сообщив, что вскоре уехал и Казимеж.

Пришлось сообщить:

— Знаю, он звонил мне в Питер.

— Что он говорил?

— Что любит меня, — с гордостью сообщила я, опуская прочие детали, кажущиеся мне незначительными.

На этом наше общение было прервано. За моей спиной раздался взрыв радости. Радость эта гремела, басила, фыркала и громыхала кашлем.

— Мюз! Кхе-кхе! Мать твою! Уф-ф-ф! Мюз! Кхе-кхе! — услышала я хриплый бас, который мог принадлежать лишь Себастьену Барбикену.

Я восторженно взвизгнула и потонула в его широких, все еще сильных объятиях. Как мне знаком этот смешанный запах дешевого одеколона, сигарет «Голуаз» и водки! Элегантный, в безукоризненном костюме, Себастьен был, пожалуй, единственный там в клубном галстуке. К тому же он был единственным, кто говорил по-русски. Правда, изредка Себастьен вставлял и французские слова, но это не мешало общению. Я обожаю этого старикана! Я его боготворю!

— Себастьен! Дорогой! Как я рада тебе! — громко воскликнула я, прижимаясь своей щекой к его колючей щетине.

Мы жадно друг на друга смотрели до тех пор, пока я не брякнула:

— У тебя все те же усы!

Словно в этом была вся соль события.

— Как ты красива, девочка, — актуально подметил Себастьен и, обнаружив мое недоверие, добавил зло и настойчиво:

— Ты стала еще красивей!

Я смутилась. Непритворно — Себастьен слыл строгим знатоком женской красы и был скуп на похвалы. Что заставило старикана мне льстить, до сих пор не понимаю.

— Пойдем выпьем, — дружески хлопнул он меня по плечу и игриво шлепнул по попке Катрин.

Она рассмеялась, подмигнула ему, бросила мне пару фраз, взмахнула рукой и убежала к парням, развлекающим себя пантомимой.

— Что она сказала? — спросила я у Себастьена.

— Чтобы ты не пропадала.

— А ты ей что сказал?

— Что сегодня ты только моя.

— Ну, Себастьен, это слишком, — с укором молвила я.

Он улыбнулся в свои чудо-усы, крякнул и прогромыхал хриплым басом:

— Девочка, все знают, что ниже пояса я покойник.

Ха! В таком случае непонятно, зачем надо было еще добавлять, что он друг Казимежа.

— С Казимежем у нас все кончено, — со вздохом призналась я. — Казимеж бросил меня и позабыл.

— Ерунда, он тебя любит! Я спросила в волнении:

— Откуда ты знаешь? Это Казимеж тебе сказал? В ответ получила самую снисходительную из улыбок бывалого старикана.

— Запомни, девочка, — важно ответствовал Себастьен, увлекая меня к стойке бара, — нет в мире мужчины, который смог бы тебя разлюбить, полюбив на секунду. Это говорю тебе я, Себастьен Барбикен, старый ловелас.

Я рассмеялась:

— Спасибо, ты настоящий француз.

Себастьен извлек из внутреннего кармана серебряную фляжку, в которой всегда была водка. Я запротестовала:

— Прости, но только не водка! Шампанское!

— Когда я вижу тебя, мне все равно, чем напиваться, — выдал сомнительный комплимент Себастьен.

Мы выпили немного шампанского, Себастьен улыбнулся и старомодно меня пригласил на танец. Мы закружили в сложной фигуре, когда я заметила красавца блондина.

• Предыдущая
• 25/56
• Следующая