Пять рассерженных мужей - Милевская Людмила Ивановна - Страница 6

• Предыдущая
• 6/58
• Следующая

— Про какую заморочку идёт речь? — зверея, воскликнула я.

Думаю нет смысла описывать интонации моего голоса, там хватало всего: и возмущения и угроз.

Архангельский окончательно заробел, смахнул со лба пот и взмолился:

— Сонечка, ей бы в такой день да ещё про это не надо бы знать.

— Ха! — воскликнула я, разумеется, без всякой радости. — Как раз в такой день узнать про все про это ей и будет полезно.

— Соня!!!

Не могу передать отчаяния, выплеснутого в этом вопле. Сердце моё смягчилось, но что делать с подарком? Да и я не в лучшем виде. Женька с Юлькой, как два голубка, нарядные и счастливые сидят за свадебным столом, и тут вваливаюсь я с разбитым подарком и с остатками красоты, утраченной в общении с мерзкими гоблинами. А Женька и Юлька с обидной жалостью смотрят на меня?!

Что я могу противопоставить их счастью? Осколки подарка и остатки себя? Господи! Как вспомню, что в моем сидении дырка, а бампер помят — жить не хочется!

— Нет! — отрезала я. — Ты, Ваня, как знаешь, а я врать не привыкла!

Он (какая наглость!) искренне изумился:

— Ты? Не привыкла врать?

— Абсолютно, — заверила я. — Потому что совсем врать не умею!

— Неужели разучилась, — расстроился Архангельский и добавил: — Как невовремя, теперь Маруся меня убьёт.

«Маруся может, — подумала я. — Если что не по ней, она сразу звереет, а с её габаритами это опасно. Но с другой стороны, как здесь её осуждать? Только начала сбываться мечта, а жених взял и сбежал. Я бы тоже, пожалуй, убила. Обижаться в таком случае совсем не продуктивно.»

— Хорошо, — согласилась я, — промолчу, но лишь с условием, что ты всю правду мне расскажешь.

Архангельский запаниковал.

— Какую правду? — закричал он.

— Кто эти гоблины? Чего от тебя хотели? Почему ты от них убегал?

Сами догадываетесь, вопросов образовалась уйма. Секундой позже я узнала, что ответов будет гораздо меньше, точнее не будет вообще.

— Сам ничего не понимаю, — только и буркнул Архангельский.

Я опешила:

— Не хочешь ли ты сказать, что сел в эту «Альфу Ромеу» почему не знамо сам? Ха! Да ещё прямо от свадебного стола? Ха! Да ещё в жениховском костюме? На разборки?

— Какие разборки? Куда сел? Меня схватили и силой затолкали в машину.

Кто видел Архангельского, тот поймёт: предположить силу, большую чем у него, крайне трудно. Теряюсь в догадках, кто рискнул бы тягаться с ним. Разве что Маруся. Когда пьяна.

— Соня, их было трое, — заметив мои сомнения, пояснил Архангельский. — К тому же налетели внезапно. Сначала я думал, что это новый розыгрыш устроили или обряд, ну, сама знаешь как это бывает на свадьбах, то перетягивать какие-то канаты надо, то что-то рвать зубами заставят, то кошку куда-то кидать, то ещё какая фигня, то выкупать что-то требуют.

— Не что-то, а невесту, — уточнила я.

— Во-во, поэтому сразу и не удивился, когда подлетели эти лбы и вязать меня начали. Поначалу даже и не сопротивлялся, чтобы не помять костюм. Маруся сильно этого не любит. Поначалу даже сам шёл, а они, смотрю, грубые, наглеют…

— Вот и раскидал бы их!

— Но я-то подумал, что это все в порядке вещей, свадьба же.

Я покрутила пальцем у виска:

— Вот именно, что свадьба, куда же гости, черт их возьми, смотрели, когда вязали тебя? Куда Маруся, наконец, смотрела? Ха! Прямо от свадебного стола увели жениха, а эти гости, эти лопухи, и в ус не дуют! Ладно ты им ни к чему, так о себе бы подумали: кому они «горько» будут кричать? Интеллигенты же все, не пьют без повода.

— Не знают гости ничего, — почему-то рассердился Архангельский. — И не узнают, если ты им не расскажешь. Я в холле был, как раз на воздух шёл.

— Зачем?

— Покурить маленько.

Он вдруг смутился и совсем тихо пробурчал:

— Пацапались мы с Марусей.

Тут надо сказать, что пережить осуществление заветной мечты не просто любому человеку, а уж такому эмоциональному, как наша Маруся, тем более. Мечта, занимавшая в жизни изрядный объём, сбываясь, образует опасную пустоту, которая сразу же наполняется грустными вопросами. Зачем жить? Куда теперь стремиться? Как тратить образовавшийся излишек времени? И т. д. и т. п.

Маруся от этих вопросов начала выходить из равновесия прямо на глазах, занервничала и даже похудела. Думаю и Ваня её уже почувствовал охлаждение. Ха! Охлаждение! Неделю до свадьбы они грызлись, как собаки. Так, орамши, под венец и пошли с надеждой, что образуется.

По этой причине меня не удивило, что Архангельский в разгар свадьбы отправился подальше от невесты на воздух покурить.

— Если так, — сказала я, — так в чем тут дело? Маруся думает, что ты все куришь. Отсутствовал ты не слишком долго, она может и не хватилась, сидит, одна поздравления принимает, сама с собой под «горько» целуется.

— Издеваешься? — с укором спросил Архангельский. — В тот-то и загвоздка, что видела она как лбы меня уводили. Выскочила в холл, я ещё глянул на неё, мол, ничего не поделаешь, обряд есть обряд.

— А она что?

— Махнула рукой, а потом показала кулак. Теперь-то уже понимаю, со стороны это выглядело так, словно я в обнимку с дружками куда-то слинял.

— И по ходу пьесы изуродовал мой «Мерседес». И чего от меня ты хочешь? — скептически поинтересовалась я.

Архангельский взглянул с мольбой и жалобно попросил:

— Соня, ты же умная, придумай что-нибудь сама.

Когда речь заходит о моем уме, мгновенно слабею.

— Хорошо, — смилостивилась я, — придумаю, рассказывай все свои заморочки.

Архангельский оторопел:

— Какие заморочки?

— Ну дела или что там у тебя. Короче, все, что может иметь к этим гоблинам отношение. Рассказывай, дорогуша, куда вляпался и поподробней.

Он помотал головой и с явной искренностью сообщил:

— Никуда я не вляпывался.

— Что, и сомнительных дел никаких не было?

— Кроме этой свадьбы, никаких.

— Так зачем же хватали тебя?

— Сам голову ломаю. Может перепутали с кем?

Я пришла в отчаяние и закричала:

— Не хочешь ли ты мне сказать, что нет вариантов узнать с кого спросить за «Мерседес»?

От удивления Архангельский даже руль на мгновение бросил, но тут же снова управление взял и с укоризной сказал:

— Соня, побойся бога, твой «Мерседес» просто картинка в сравнении с их «Ромевой». К тому же в аварии повинна ты.

Но я уже не слушала его, я кричала:

— О, ужас! Ужас! Изуродован мой автомобиль и спросить не с кого! Как, по-твоему, этих гоблинов теперь буду искать?

— Не волнуйся, — успокоил меня Архангельский, — ты так над ними постаралась, что они сами тебя найдут. Им же тоже с кого-нибудь за машину спросить захочется. Так ты не сдашь меня Марусе? — ни с того ни с сего он вдруг вернулся к своим проблемам.

Я уже страдала о подарке и не имела возможности отвечать. Мой подарок! Антиквариат! Чистейший фарфор! Сколько в нем таилось замыслов! Сколько моих горьких надежд!

— Женька понял бы все, когда бы я вручила подарок Марусе! — рявкнула я. — А что теперь я вручу? Осколки?

Архангельского моё заявление озадачило.

— А что ты собиралась Марусе дарить? — растерянно спросил он.

— Часы! Семнадцатый век! В чу-дес-ней-шем состоянии! С потрясающим боем! Тончайший фарфор! Обалденный изыск!

— Часыыы? Фарфоровые часы? И что же должен был из этого понять Евгений?

— Все! Как мне больно! Как мне плохо! Как люблю его! Как много он хорошего забыл! Все-все-все!

Архангельский вошёл в очень сложное состояние, передать которое невозможно только словами. Я же, дивясь его бестолковости, пояснила:

— Это совсем просто для чуткой души, понимаешь, ассоциации, связанные с подарком. «Старинные часы ещё идут…» «Приезжай хоть на денёк, приезжай хоть на часок…» И так далее, продолжать могу до бесконечности. В этом подарке заключалась моя исповедь, не зря же я такие деньги отвалила.

— Но что же будет со мной? — взмолился Архангельский.

Боже, какой эгоизм! Я ему про горе своё талдычу, а он мне все про Марусю! Впрочем, у него тоже горе, раз он решился на ней жениться.

• Предыдущая
• 6/58
• Следующая