Недолгий век зеленого листа - Друцэ Ион Пантелеевич - Страница 30

Наконец бадя Зынел, выпрямившись, с большим сомнением произнес:

— Кажется, готово.

Трофимаш сбросил старую юбку, которую ему повязали вокруг шеи, и стал переворачивать все вверх дном в поисках зеркала.

— Что ты ищешь?

— Пояс.

— Так он же на тебе.

— У меня был еще другой.

И вдруг услышал смех в каса маре: к Домнике в гости пришли подруги значит, сегодня зеркала ему уже не видать. Тогда он натянул кепку на самые уши и перелез через забор к тетушке Иляне. Параскица, девочка лет пяти, стояла под яблоней и, подняв руку, определяла, сколько ей еще нужно расти, чтобы дотянуться до яблок. Трофимаш оглянулся, не видит ли их кто, и сдернул с головы кепку.

— Параскица, погляди-ка на меня. Кровь не течет?

— Не течет.

— Смотри хорошенько.

Параскица обошла его несколько раз, заложив руки за спину, но мнения своего не изменила.

— Параскица, а я красив вот так, стриженый?

Параскица повернулась на одной ножке и встала к нему спиной. Слишком деликатный вопрос. Все же спустя некоторое время прошептала:

— Кра-аси-вый…

— Нарвать тебе яблок?

— Нарвать.

Трофимаш сорвал ей два яблока, которые Параскица сама себе выбрала, а сколько он нарвал себе, неизвестно, так как засовывал их за пазуху, не считая.

Много еще пришлось перетерпеть Трофимашу в этот день, но зато вечером, лежа на спине и ожидая, пока Домника погасит лампу, он подсчитал кое-что, и словно громом его поразило. Из-за печки тут же появилась стриженая головка:

— Домника, слышишь?

— Что?

— Выходит, мне остается поспать только эту ночь. Завтра в школу?

— Выходит. А ну-ка, повернись ко мне спиной!

Головка исчезла, как будто ее ветром сдуло. Но, видя, что сестра еще ходит по комнате, предупредил:

— Домника, ты не вздумай меня будить. Скажу отцу.

И, представляя себе, как она перепугалась, заснул. А на другое утро нет сумки! Исчезла вместе с тетрадкой и карандашом. В одно мгновение Трофимаш побывал под всеми скамейками — могли стянуть мыши; поискал на шестке и уже собрался лезть на чердак, как Домника крикнула:

— Нашлась!

— Где она была?

— Под подушкой у Трофимаша.

— Это ты ее положил?

Но Трофимаш понятия не имеет, как она туда попала.

— Мама, посмотрите-ка! У него даже нос в пыли!

— Отряхнусь на улице! — И он устремился к двери, но, пока он ее открывал, Домника успела пройтись по его носу щеткой.

Трофимаш торопливо засунул руки в карманы, чтобы Домника по ошибке не почистила и их.

— Я опоздаю!

— А кто виноват?

Выскочил на дорогу и пустился бежать, да так, что сумка, отскочив от спины, летела по воздуху вдогонку за ним. У ворот школы остановился, подождал, пока сумка его догонит.

Вошел в длинный школьный коридор и отворил первую попавшуюся дверь. Моментально все головы повернулись к нему. Трофимаш заметил несколько пар длиннющих ног, которые не помещались под партой. Подумал: «Это взрослые. Еще побьют…»

Учитель, которого Трофимаш второпях не заметил, поинтересовался:

— Что скажешь?

— Ничего.

— Гм! Из какого ты класса?

— Я пришел так… без класса.

Кто-то прыснул в кулак. Учитель постучал карандашом по столу и сказал улыбаясь:

— Тогда заходи в соседнюю комнату. Там сидят те, что без класса.

Но провести Трофимаша два раза подряд еще никому не удавалось. Парнишка осторожно приотворил дверь и вдруг заулыбался.

— Ты чего смеешься? — спросила Русанда.

— Я не смеюсь. Вы учительница?

— Я.

Снял сумку, кепку и оглядел комнату.

— А где я буду сидеть?

Еще в Сороках Русанда выбрала для Трофимаша подходящее местечко, которое сейчас ждало его, — на той самой парте, где не так давно сидела она сама.

— Вот здесь.

Под партой Трофимаш обнаружил перекладину — к чему это она? Заглянул под соседние парты — что остальные делают с перекладиной? Один паренек, повыше него, поставил на нее ноги. Трофимаш тоже вытянул ноги — хорошая вещь! А для рук ничего нет?

Русанда стояла возле окна, стояла на том же месте, где ее застал первый вошедший ученик. Ее начало знобить, и, чтобы сдержать дрожь, она с силой сжала карандаш. Ей казалось, что все это только шутка, что у этих ребят есть другой, настоящий учитель, который вышел на минуту, а ее оставил последить, чтобы дети не баловались.

Она поглядела на улицу, и ей очень хотелось, чтобы хоть кто-нибудь опоздал, но все уже уселись, стояла глубокая тишина, и много глаз выжидательно глядели на нее. Вдруг скрипнула дверь, Русанда сжала карандаш и все же вздрогнула, передернув плечами. Вошел Пынзару. Ей казалось: сейчас он возьмет журнал и приступит к уроку. Только стало досадно, что над ней так зло подшутили, и в то же время радовалась, что сейчас пойдет домой — побежит бегом, сбросит эту чистенькую одежду, которая как будто горит на ней. Положит серп на плечо… И уже мерещилось широкое поле, ясное небо — голубое и холодное небо, которое одно на свете не имеет тени.

— Разрешите?

«Почему он стоит на пороге?»

— Пожалуйста…

И она отошла в сторону, как бы уступая место.

— Мне нужен кусочек мела. Разрешите взять?

— Возьмите.

Взяв мел, Пынзару направился к двери, но вдруг остановился и сказал шепотом:

— Эй ты, там, под партой… что ты там делаешь?

— Жует, — выдал кто-то.

— Жует?! Ну-ка, спрячь быстренько хлеб, голубчик. Увидит Русанда Михайловна, и влетит же нам!

И вышел на цыпочках, как будто они вместе жевали хлеб под партой.

Значит, Русанда… Михайловна!

— Леля Русанда… Михайловна! Он опять кушает…

Русанда поглядела на стриженую головку Трофимаша — вдруг впервые увидела, что он очень похож на Домнику. Будто это Домника, нарочно сделавшись такой маленькой, чтоб не заметили, глядит на нее своими веселыми глазами: «Ну чего застеснялась? Подумаешь, важное дело учить других!»

Пошла между партами к мосту происшествия. Обжора — черный, как негр, мальчишка, которого с помощью ведра воды и куска мыла, пожалуй, удалось бы превратить в европейца, — сидел, окаменев, а рот у него был до того набит, что губы не сходились. Вопросительно смотрел на Русанду, ожидая, что последует.

— Значит, ребята, с сегодняшнего дня вы школьники. А школьники должны каждый день приходить в школу. Ну-ка, кто из вас скажет, есть у нас в селе школа или нет? Кто знает, пусть поднимет руку, вот так.

Подняла руку та девочка, которая всю зиму ходила на мост, девочка с голубыми глазами, по-старушечьи повязанная платочком.

— Как тебя зовут?

— Веруца. Так меня зовут.

— Ну и что ты скажешь, Веруца, есть у нас школа в селе?

— Е-есть.

— Правильно. Только, когда отвечаешь, надо встать.

— А я и так стою!

Русанда прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Тогда садись.

Веруца внимательно осмотрела парту, покрутилась на месте, и ее глазки снова заблестели над самой партой.

— А я не могу сесть. Тут очень высоко.

Русанда посмотрела на того, кто сидел рядом с ней.

Трофимаш тут же вскочил с места и, подойдя, долго прикидывал, как бы ее посадить. В конце концов обнял и попытался оторвать от земли.

— Тяжелая, — сказал кому-то и быстро добавил: — Только ты уж меня не обнимай! Я это не люблю.

— Значит, школьники должны каждый день приходить в школу.

Она ходила между партами, и глядела в эти милые детские лица, и обещала открыть им большие тайны, большое счастье, большую жизнь. И они, робко следя глазами за ней, впервые размечтались: эх, хорошо бы!.. Вот только бы мама достала тетрадку.

Когда кончился последний урок и малыши столпились в коридоре, Русанда решила пойти домой вместе с ними. Учителей она боялась. Они всегда говорят только о школьных делах и, о чем бы ни зашла речь, начинают всегда одинаково: «В те времена, когда я учился в Яссах, в нормальном училище…» Но нужно было положить на место классный журнал, и она пошла в канцелярию. К счастью, там был только Пынзару.