Выстрел в чепчик - Милевская Людмила Ивановна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/64
• Следующая

Дома я первым делом позвонила Юле и, заходя издалека, попыталась навести разговор на ее шляпу, поскольку раз уж не стреляли в мою, то должны бы стрелять в ее, уже пора.

Но Юля о шляпе говорить не желала, она все больше о себе рассказывала и загрузила меня так, что я на покушение уже смотрела как на благо единственное, способное избавить меня от многих бед. Не знаю, как выбиралась бы я из той «приятной» беседы, если бы не выручил меня Пупс. Он неожиданно пришел. Баба Рая открыла ему дверь и тут же зычно гаркнула:

— К тебе, непутевая!

Я, удивляясь, почему не нашла этот повод сама, спешно распрощалась с Юлей и сломя голову бросилась в прихожую.

Там топтался Пупс. Он сравнительно неплохо выглядел, даже, кажется, был трезв и совсем не помят.

В руках у него был кейс, найденный у Дани.

— Привет, — скромно поздоровался он.

— Привет, — растерянно ответила я.

Признаться, я была удивлена, потому что по собственной инициативе Пупс никогда к нам не заходил и уж тем более без Розы.

— А Жени нет дома, — воскликнула я, абсолютно исключая, что Пупс пришел ко мне.

— А он мне и не нужен. Я к тебе, — застенчиво молвил Пупс.

— Ко мне? — испугалась я и тут же завопила:

— Что с Розой?

— С Розой все в порядке, — заверил Пупс и, подумав, добавил:

— Думаю, что в порядке.

— Почему это думаешь? — насторожилась я.

— Потому что с утра не был дома.

— В таком случае я ей звоню.

— Нет-нет, не надо, — струхнул Пупс. — Она не должна знать, что я к тебе заходил. Я пришел по секрету, у меня разговор, а с Розой наверняка все в порядке, что ей сделается, моей Розе.

Я слегка успокоилась и пожала плечами:

— Что ж, тогда заходи.

— Нет-нет, я на пару слов, я только спросить, если можно.

Вид у Пупса был затравленный, загнанный, и, кажется, не Роза затравила его и загнала.

«Вот что делает алкоголь с мужиками», — с болью в сердце подумала я, вспоминая прежнего Пупса с огоньком уверенности в глазах.

Раньше он терял этот огонек лишь в присутствии Розы, теперь же, боюсь. Пупс угас навсегда.

— Ну, спрашивай, — подбадривая беднягу взглядом, сказала я.

Он подозрительно покосился в глубь коридора, ведущего в комнаты и в кухню, и шепотом спросил:

— А нас никто не услышит?

— Баба Рая обязательно, — заверила я, — думаю, уже подслушивает из последних сил, но ты же сам не хочешь проходить в комнату.

— А там она нас не услышит?

— Услышит и там, конечно, но уже хуже — дверь-то мы закроем.

Пупс задумался, нерешительно потоптался и попросил:

— Давай лучше здесь.

— Пожалуйста, как тебе будет угодно, — уже нервничая, сказала я.

Нервничала я от нетерпения, потому что, пока Пупс решался, надумала уже черт-те чего — фантазия-то богатая. Однако он не спешил и все опасливо косил на коридор.

— Хорошо, успокойся, пойду закрою все двери, — прошептала я и отправилась на кухню, где готовила ужин баба Рая.

Никакой ужин она, конечно, уже не готовила, а стояла в проходе, якобы протирая пыль с дверного косяка.

Этот косяк она уже до блеска натерла, предварительно стерев с него мебельный лак, поскольку гостей у меня всегда много и подслушивать ей приходится изнурительно часто. Евгений даже начал подумывать, не создать ли ей щадящих условий, все же у старушки уже возраст не тот, чтобы часами стоять под дверью с приложенным к щели ухом.

Однако на этот раз ни о каких щадящих условиях не могло быть и речи. Я была полна решимости подслушивания пресечь. Угадав мое намерение, баба Рая нехотя прошла в кухню, и вовремя: там уже выкипало что-то, булькая и шипя. Я демонстративно закрыла дверь и вернулась к Пупсу.

— Все в порядке, — сказала я, — говори.

— Соня, скажи, пожалуйста, — краснея, спросил он, — это правда, про доллары?

— То, что ты просил у Розы сто долларов и она тебе их дала, — чистая правда, тому я свидетель.

Пупс побледнел. Мне даже показалось, что бедняга вот-вот упадет, но он устоял, лишь покачнулся и спросил:

— А как это было?

— При каких обстоятельствах, ты хочешь знать?

— Да-да.

— Я побеседовала с Розой и собиралась от вас уходить — уже прощалась в прихожей, уже взялась за ручку двери, как неожиданно влетел ты…

— Как я выглядел? — воскликнул Пупс, еще больше бледнея, хотя казалось, это уже невозможно.

Мне не хотелось его огорчать, но и лгать я не могла, а потому сказала:

— Ужасно выглядел. Небрит, пьян, в помятом плаще. Шокировал и меня, и Розу.

— И что я сказал? — уже в полнейшей прострации спросил Пупс.

— Ты, пользуясь тем, что мы с Розой онемели, не разуваясь залетел в свою комнату, но вскоре вернулся и рявкнул: «Дай сто долларов».

— Я?! — запаниковал Пупс.

— Ты, — сочувственно заверила я.

— И Роза дала?! — с непередаваемым ужасом спросил Пупс.

— Да, Роза, несмотря на мои протесты, дала сто долларов, с ними ты и скрылся.

— Кошмар! — только и вымолвил Пупс.

С этим словом он и покинул мою квартиру, а я, остолбенев, еще долго стояла в прихожей, в который раз думая: «До чего доводит пьянство».

Из-за этого Пупса я опять ночью не спала. Уже второй раз.

"Сколько это может продолжаться, — думала я, — куда смотрит Роза? Человека надо спасать. Надо тащить его к врачу, к психиатру, к наркологу, куда угодно, но только не сидеть и не смотреть, как он тонет в грехе и погрязает в недуге буквально на наших глазах.

Это жестоко".

Я решила, что пора принимать меры, и на следующий день пошла к Пупсу на работу. Я хотела посмотреть, в какой он находится обстановке, нет ли вредного влияния на него.

Без труда я отыскала его кабинет и без стука вошла.

Пупс обрадовался, выскочил из кресла и с криком «Соня!» устремился ко мне.

— Как ты сегодня чувствуешь себя? — придирчиво исследуя его мешки под глазами, спросила я.

— Очень плохо, а почему ты спрашиваешь? — удивился Пупс.

— Магнитная буря, — пояснила я.

— Да-да, я ее чувствую, — воскликнул Пупс, придвигая мне кресло и галантно помогая сесть.

Я еще раз внимательно всмотрелась в него и спросила:

— Витя, какие у тебя проблемы? Можешь говорить без утайки все. Я — могила.

Пупс с сомнением уставился на меня, но все же ответил:

— Много проблем.

— Выкладывай все. Пойму, — с напором воскликнула я.

Он замялся:

— Ну… Тут кое-что мучает меня…

— Не стесняйся, говори, — оживилась я.

Пупс набрал в легкие воздуха и уже собрался что-то сказать, но вдруг передумал.

— Да нет, не стоит, это мои проблемы, я о них не хочу говорить, тем более женщине, да еще подруге моей жены. Нет-нет, Сонечка, не обижайся, но давай о чем-нибудь другом.

— Да зачем же о другом, — возмутилась я, — когда как раз я и пришла за этим! Нет, Витя, уж давай о проблемах! Я жду!

Пупс растерялся. Против женского напора иммунитета у него так и не выработалось за долгие годы жизни с Розой.

— Это мучает меня, я боюсь, — пролепетал он.

— Что — это? Ты можешь сказать? — сгорая от любопытства, воскликнула я.

Пупс заробел, покрылся краской, уже изрядно меня пугая. Чего я пугалась, наверное, пояснять нет нужды — конечно же, того, что он откровенничать передумает.

— Ну! Ну же! Говори, — страшно волнуясь, закричала я, — Говори! Облегчи свою душу!

И он облегчил.

— Я боюсь этого больше всего, — признался Пупс, — потому что для меня это хуже смерти.

— Что — это? — воскликнула я.

— Тогда я пропал, — сильно нервничая и покрываясь капельками пота, продолжил Пупс, словно не слыша меня. — Я боюсь ее больше смерти, — как заклинание повторял он.

— Импотенции, что ли? — догадалась я, потому что ни для кого не секрет, что больше смерти любой мужчина боится только ее.

— Да нет, — раздраженно отмахнулся Пупс, — бессонницы. Бессонницы боюсь, с импотенцией уже давно смирился.

Я была разочарована: приготовилась буквально ко всему, и вдруг такая прозаическая развязка.

• Предыдущая
• 26/64
• Следующая