Далеко от Москвы - Ажаев Василий Николаевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/164
• Следующая

— Мне советовал семью взять с собой, а свою оставляет в Крыму? — полувопросительно заметил Алексей.

— У него сынишка тяжело болен туберкулезом, и Анна Ивановна, жена, живет с ним в Ялте.

Инженеры вернулись в управление за документами. Теперь они были свободны. В некоторой растерянности они бродили по улицам.

— В Грузии я ждал тебя, — говорил Беридзе. — Обманул, не приехал. Присох к московским камням, влюбился в какую-то блондинку и даже не позвал на свадьбу. Когда отпраздновали это событие?

— Пятнадцатого июня, в воскресенье...

— Показал бы ее, что ли...

Алексей молча вынул из нагрудного кармана фотографию.

— Славная девушка, — вздохнул Беридзе. — Милое, хорошее лицо, глаза ясные и умные и... какие-то вопрошающие. Покажи ее живую, фотографиям не верю. А то не позволю взять с собой.

— Она на фронте, — угрюмо проговорил Алексей.— Если хочешь точнее, то за линией фронта.

Беридзе, оторопев, остановился.

— Вот оно что! Как туда попала?

— Училась на последнем курсе института. Связистка, радист. Я пошел в ополчение, а она вслед за мной, через райком комсомола — в армию. Теперь родину защищает, а я... — Алексей всердцах махнул рукой и пошел вперед.

Беридзе озабоченным взглядом проводил товарища, потом догнал его.

— Смотри, Алексей, на Москву, пожадней смотри! Когда еще вернемся... — сказал он, желая отвлечь Ковшова от его мыслей.

Сердце Алексея болезненно сжалось. Они шли по Садовой. Влажная мостовая блестела. Закатное солнце прощалось с зенитчиками на крышах домов. От Красных ворот неслась песня, рожденная войной, — там шли войска. По середине широкой улицы бойцы тащили громоздкое тело аэростата. Когда мимо проносились автомобили, шелестя по отполированному асфальту, казалось, что от движения воздуха аэростат рванется к небу и потащит за собой поддерживающих его людей.

— Вот она, родная, вся заклеена бумажками, крест-накрест, как от нечистого, — говорил Беридзе. — Невеселая — ни одного огонька ночью. Москва без огней... За одно это перегрыз бы немцу глотку!

— Я тут обязан... защищать каждый камень... до последнего вздоха, — сквозь стиснутые зубы и чуть заикаясь проговорил Ковшов. — Вместо этого тащусь... за тобой... Куда-то к черту!

— Довольно об этом! Ехать придется, отменять приказ не будут, — строго и твердо сказал Беридзе. Он взглянул на потемневшее и словно обострившееся лицо товарища и взял его под руку: — Не настраивай себя так, не терзайся. Иди-ка домой, к родителям; побудь с ними. Я схожу на вокзал, добуду билеты и оттуда приду к тебе.

Первую ночь на новом месте Ковшов спал в служебном кабинете, на дерматиновом гладком и холодноватом диване.

Проснувшись и с усилием открыв глаза, Алексей не сразу понял, где находится. Просторный кабинет был залит розовым солнечным светом прохладного утра. На другом диване лежала аккуратно сложенная постель Беридзе. Сам он сидел за письменным столом и разбирал бумаги. У окна, на краешке стула сидела рыхлая пожилая женшина в пенсне на шнурочке и усталым голосом рассказывала:

— Я эвакуировала Наточку с ее детенышком и осталась одна на большущей даче, где раньше жила семья из десяти человек. Каждый день передо мной вставала проблема: стеречь добро или самой спасаться в щели? Все-таки бомбы страшнее всего на свете. Залезала в щель с другими стариками и дрожала там, как паршивая собачонка. Среди нас почему-то не нашлось ни одного спокойного старика — знаете, везде бывают этакие добрые старики с утешительными словами. У нас, наоборот, нашелся старик совсем другого сорта, он утешал так: «Немцы непременно придут и сведут счеты с нашей Музой. Полагаю, повесят дорогую соседку на самом высоком дереве». Это он мне, значит, пророчил. У меня, видите ли, зять — командир Красной Армии. Скажите, почему до войны мы не замечали злобных людей? Этот ехидный старичок жил рядом со мной лет пятнадцать, и я считала его милым и симпатичным. Я вам не очень мешаю?

— Не очень, — ответил Беридзе, не отрываясь от бумаг.

— Одну дачную улицу совсем развалило, остались только доски да мусор, да груды битого стекла!.. Я совсем упала духом. Уж чего бы мне, старому человеку, бояться смерти, но я испугалась. Знакомые уговорили уехать. На вокзале давка, провожатые отстали с моими чемоданами и корзинками, наверное, нарочно, бог с ними! Какие-то отзывчивые и веселые парни утрамбовали, как они выразились, меня в вагон. И поехала глупая старуха на край света. Может, я вам мешаю?

— Пожалуйста! — Шевеля пальцами черную бороду, Беридзе смотрел на женщину.

— Я так обрадовалась, когда узнала, что вы приехали, дорогие москвичи! Я здесь больше месяца живу и все не привыкну. Даже воздух вроде не такой, как у нас. Говорят, вредный для сердца?

— Воздух неплохой. Свежий. Много его. Не надо ездить на дачу, — рассеянно поддерживал разговор главный инженер.

— Не с кем поделиться. Меня до слез тронуло, что вы не отказались взять секретарем старого человека. Секретарей обычно выбирают из девушек, из тех, что помоложе и повеселее личиком.

— Мне приятно, что у меня секретарем москвичка, культурный человек. А очень молодых и веселых девушек я не очень люблю на работе, — признался Беридзе, блеснув глазами в сторону Алексея, который безмолвно прислушивался к разговору. — Я записал вам, Муза Филипповна, на этой бумажке мои первые поручения. Мне срочно нужны все тома проекта и записка к ним. С двенадцати часов будем вызывать людей.

— Сейчас же начну действовать, — засуетилась Муза Филипповна. — Потом на свободе вы мне расскажете про Москву.

«Вот и я тоже удрал из Москвы, а теперь буду интересоваться ею издалека», — со стесненным сердцем подумал Ковшов.

— Уже завели шашни, товарищ главный инженер? — спросил он, проводив глазами секретаршу.

— Стараюсь не терять времени, пока ты спишь, голубчик, — отозвался Беридзе.

Алексей легко вскочил и в одних трусиках подошел к окну, шире распахнул створки рамы. Он сделал несколько гимнастических движений. Мышцы под коричневой от загара кожей вздувались. Беридзе с улыбкой следил за ним.

— Интересно, когда в тебе начнется перемена: отказ от хороших привычек, вроде гимнастики, в пользу плохих, вроде курения или стопки перед обедом? Я замечал: с годами человек обязательно обрастает дурными привычками.

— Попытаюсь воспротивиться этому закону природы, — отозвался Алексей.

Обычно бледное лицо его порозовело, волосы упали на лоб светлой прямой прядью. Он глубоко дышал, чувствуя, как кровь разогревается в нем. Присев на стул, он принялся массировать левую руку. От кисти до локтя кожу пересекали три широких рубца.

— Ну как, Алеша, рука?

— Ничего, скоро совсем придет в норму.

Они смотрели в окно. Четырехэтажное кирпичное здание управления строительства стояло над обрывом. Внизу широко стлалась вечно живая река, на ее всплесках сияло недавно родившееся солнце. Противоположный берег ломаной линией сопок проступал в голубом тумане. Землю украшали бурые, желтые и золотистые цвета — знак осеннего яркого увядания природы.

— Велик, просторен Адун-батюшка! Его и не переплывешь, пожалуй, — сказал удивленно Алексей.

Где-то, будто жалуясь, завывал паровоз. Его гудок напомнил инженерам двадцатидневное их путешествие через бесконечные поля, леса и горы родины. Они вздохнули.

Тело Алексея покрылось гусиной кожей, он быстро оделся и побежал умываться.

— Будем держаться бок о бок, не отходя друг от друга, или, как говорится у спортсменов, ноздря в ноздрю, — сказал Беридзе, когда его помощник вернулся. Ему хотелось подбодрить Алексея, он поймал тоску в его глазах.

Беридзе наметил план действий. Первая задача состояла в том, чтобы поесть, помыться в бане, получить жилье, раздобыть газеты и карту, подробно разобраться в обстановке строительства.

— Достаточно на первое время? Больше ничего не требуется высококвалифицированным специалистам в быту и на производстве? — спросил Беридзе.

• Предыдущая
• 2/164
• Следующая