Далеко от Москвы - Ажаев Василий Николаевич - Страница 72

• Предыдущая
• 72/164
• Следующая

— С удовольствием съела бы горячих пирожков или пельменей, — серьезно сказала Таня. — Еще красного борща со свининой. И хорошего вина выпила бы.

— Могу свою фляжку достать, а? И закуска найдется, консервы. Хотите? — предложил Беридзе.

Таня поморщилась:

— Спирт и консервы! Разве этим угощают девушек?

Грея над костром руки, она рассказывала им о своих делах. Не было в ее словах ни рисовки, ни жалоб, однако Беридзе нахмурился, ясно представив себе, сколько испытаний принесли девушке прошедшие три недели.

Сначала не было привычки к таежной жизни. Не все комсомольцы оказались стойкими. Двое парней сбежали на первой же неделе — на общем собрании их объявили дезертирами. Девчата плакали, и одна просила отправить ее обратно в город.

— Первые дни казалось просто невозможным все время быть на морозе, — прервал рассказ Тани Коля Смирнов. — Даже посмелее ребята боялись ночевать в тайге. Кругом ведь никого!

В зимней работе связистов на каждом шагу возникали неприятные неожиданности, хотя Таня, еще будучи в управлении, тщательно готовилась к выходу на трассу. Некоторых материалов нехватало, настоящих специалистов в бригадах почти не было. Каждый день приходилось перевозить с места на место свою базу, в таких условиях трудно наладить сносный быт. И главное — тяжело, несподручно работать на морозе: в рукавицах не все сделаешь, без рукавиц у ребят мгновенно замерзают руки. В первые дни многие пообморозились — не помог ни вазелин, ни другие средства. Да и теперь холод немало портит им жизнь.

— Действую методом личного примера, — улыбнулась Таня. — Воспитателем сделалась. Воспитание холодное — в прямом смысле и в переносном: то есть строгое. Они у меня почти привыкли умываться снегом, пить ледяную воду, спать без спальных мешков. Спортом заставляю заниматься. Ныть и жаловаться не разрешаю. Растолковываю, что все наши трудности — ничто в сравнении с тем, как трудно бойцам на фронте. У меня Коля молодец, большой авторитет для всех ребят — без него я бы давно с ног сбилась, — она признательно посмотрела на Смирнова, подбрасывавшего в костер валежник.

Таня сняла варежку, чтобы поправить волосы. Беридзе осторожно взял ее распухшую, красную руку с изломанными ногтями.

— Еще хорошо, когда нет ветра, — продолжала Таня.— При ветре сущий ад: часто срывает провод и приходится по нескольку раз подвешивать один и тот же кусок провода. При этом обязательно кто-нибудь обморозится. Иногда вижу: ребята чуть не плачут в голос...

— Хорошо работаете, Татьяна Петровна, — с чувством сказал Беридзе. — Больше половины прошли. Такую подвеску проводов надо считать рекордной.

Он дал несколько советов. Усы и борода у Беридзе оттаяли, опять стали черными. Глаза его ласково и с грустью смотрели на Таню, стройную и женственную в светлом ее полушубке, подпоясанном ремнем. Она внимательно слушала Беридзе, глядя на огонь.

— Вы слишком добры ко мне, Георгий Давыдович, — сказала Таня, поднимая глаза.— Батманов мной недоволен остался, ребятам сказал: «Вам досталась добренькая начальница». Почему он всегда нападает, метод у него такой, что ли? Я стараюсь представить себе, какой он в семье. Жена его, наверное, боится. Разве вредно быть добрым к людям и говорить им иногда ласковые слова?

— Вы несправедливы к Батманову. Семья у него осталась в Крыму, — укоризненно сказал Беридзе. Он не знал об известии, полученном Василием Максимовичем.

Таня опустила голову и тотчас снова подняла ее:

— Тем более он должен мягче относиться к людям.

— Мягче? Он должен быть справедливым к людям. И добрым, но внутренне, не на словах, — вступил в разговор Алексей. — Батманов, по-моему, добр. Он любит людей, но не портит их бессмысленной добротой, не гладит их по головкам, когда надо и когда не надо.

Коля Смирнов присел на груду валежника и внимательно посмотрел на Алексея.

— Я думал не раз: каким должно быть отношение руководителя к своим подчиненным? Это обязательно надо решить для себя. И я пришел к убеждению: мы живем и работаем в трудное время, в сложной обстановке, — нельзя воспитывать людей показной добротой. Я за «холодное» воспитание, — улыбнулся Алексей. — Ты, Татьяна Петровна, уже разобралась, очевидно, почему Батманов говорил тебе резкие слова.

— Своей строгостью он хотел оправдать перед ребятами ее строгость, — сказал Коля Смирнов.

— Совершенно верно! — подхватил Алексей. — Есть матери, которые только целуют и ласкают своих детей, потакая им во всем. А есть матери, которые строги к своим детям, наказывают их и целуют редко, главным образом, когда дети спят. Голосую за строгую мать! Она не только любит, но и воспитывает. У нее в отношении к детям проявляется не только сердце, но и разум. Ее дети — это верные дети. И любят они свою строгую мать ничуть не меньше!.. Батюшки! — спохватился Алексей. — Я невзначай целую речь произнес.

— Продолжай, Алеша, — попросила Таня. Его слова заинтересовали девушку.

— Нечего и продолжать. Суровая любовь. Отношение Батманова к тебе, наверное, такое же, как твое к ребятам.

Долго сидели молча. В тишине громко затрещали сучья в костре.

— Я очень ждала вас, — тихо заговорила Таня. — Хорошо, что вы появились вдруг, среди тайги. Мы поговорили, посоветовались, душу отвели. Но лучше бы вам пройти мимо... Вот вы уйдете — и мне станет хуже, чем было. Я буду думать о вас, вспоминать. Я и о Батманове буду думать, Алеша. — Она поглядела на присмиревших инженеров и засмеялась. — Расстроила гостей хозяйка, как нехорошо!

— Мы останемся у вас до завтра, заночуем. Вечером потолкуем с бригадами, ужин какой-нибудь смастерим. Согласны? — спросил Беридзе.

— Что вы? Никак нельзя — отказалась Таня; она даже привстала. — Будет лучше, если вы поскорее уйдете. Лучше и для меня, и для ребят. У меня к ним, по определению Алеши, суровая любовь. Батманов еще строгости подбавил. А тут мы доброго деда Мороза увидим и раскиснем. Кстати, Батманов приказал мне сразу же прогнать вас, как только заявитесь. Уходите!..

— Не стыдно гнать-то нас? Мы замерзнем, — жалобно сказал Беридзе.

— Ничего вам не сделается. В девяти километрах отсюда стойбище Чомы, дойдете туда дотемна.

Желая оставить Беридзе наедине с Таней, Алексей вместе с Колей пошел к работавшим в стороне связистам. До него донеслись слова Георгия Давыдовича, произнесенные с грустью:

— У вас, Таня, так и не найдется для меня ласкового слова? Все эти дни я мечтал о часе, когда вас увижу!

— Не надо об этом! — вскрикнула девушка с горечью и досадой. — Неужели вы не понимаете, что об этом не надо сейчас говорить?..

— Немножко ожесточилась Татьяна, — заметил Коля Алексею. — Так ждала, и вдруг прогоняет...

— Она права, — сказал Ковшов.

Когда они вернулись к костру, Беридзе и Таня мирно говорили о делах. Связистов крайне затруднял мучительный в зимних условиях процесс спайки концов провода. Таня долго билась, стараясь его усовершенствовать, и придумала приспособление для автоматической спайки. Беридзе одобрил идею и обещал срочно изготовить приспособление в механических мастерских управления. Девушка торопливо набрасывала в блокнот главного инженера эскиз автомата, то и дело отогревая стынущие пальцы над огнем.

Спустя полчаса инженеры были уже в трех километрах от связистов. Погруженные в свои мысли, они за весь путь не обмолвились ни словом.

Нивесть откуда взявшийся ветер швырнул в лица лыжников облако снежной пыли. Беридзе поднял голову и огляделся. Небо, недавно еще ясное, затягивала серая пелена, в лесу стало сумрачно.

— Шмелев был прав. Зря послушали Татьяну, следовало остаться, переждать непогоду, — сказал Беридзе.

— Я понимаю, почему она торопила нас, — возразил Алексей.— Ты нечутко относишься к Тане, легкомысленно. Она хорошая девушка, большой цены человек.

— Легкомысленно? Ты что, с ума сошел?

— Я вижу твое отношение.

— Он видит мое отношение! Психолог! — с раздражением крикнул Беридзе и сердито посмотрел на Ковшова.

• Предыдущая
• 72/164
• Следующая